Место для битвы - Мазин Александр Владимирович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/72
• Следующая

В общем, в этой, первой атаке славяне потеряли больше тридцати человек. И всех лошадей. Перебив пастухов, степняки угнали табун в степь.

Сереге никак не хотелось верить, что он потерял Пепла. Целый час он бродил в темноте, звал, свистел… Напрасно.

А когда начало светать, им всем стало не до коней.

До рассвета, конечно, никто из славян не уснул. Перевязывали раны, оценивали потери… И думали, что все уже кончилось.

Не тут-то было!

Едва ночную тьму сменили предрассветные сумерки, степняки появились вновь.

И началась кровавая карусель.

Юркие всадники замельтешили в высокой траве, градом посыпались стрелы.

Славяне пытались отстреливаться – у них были хорошие луки, особенно у варягов, но так вышло, что внизу, где скакали печенеги, было темнее, чем наверху, где залегли славяне. А степняки били навесом – и очень метко. У Свенельдовых воинов были большие овальные щиты. Ими кое-как прикрылись, собрались вместе, выстояли. Ударить в славянский строй печенеги не рискнули. Вернее, не захотели. У них был другой план.

Во второй атаке погиб вождь-сотник. И пять десятников из семи. И каждый второй из выживших в первой атаке.

Уже никто не верил, что печенеги ушли. Славяне разделились. Человек десять остались в лагере, остальные решили спуститься к Днепру, за водой. И послать за помощью на остров, в святилище Хорса. Или хотя бы переправить туда раненых.

Напрасная надежда. Как только больший отряд спустился к берегу, на лагерь тут же обрушились печенеги. Наверное, их было не очень много, с самого начала не очень много – около полусотни. Но этой полусотни вполне хватило.

Один из двух уцелевших десятников, Свенельдов гридень, услышав крики, тут же кликнул своих и ринулся на помощь. Второй десятник, Устах, не сдвинулся с места.

И, глядя на него, остались на месте восемь полоцких варягов и с полдюжины славян. В том числе несколько Свенельдовых.

– Им не поможешь,– мрачно заявил Устах.

С ним никто не стал спорить. Крики на высоком берегу не смолкали, но звона оружия уже не слышалось.

Устах поглядел на Духарева. Серега уступал другу опытом, но зато соображалка у него работала лучше.

– В воду и в камыши,– сразу заявил Сергей. – Досидим до ночи – и на остров.

– А почему не сейчас? – спросил кто-то из молодых.

– Потому что ты – дурак,– спокойно ответил Устах.– Головой думай.

Степняки появились на берегу спустя несколько минут. За это время уцелевшие славяне успели спрятаться между стеблей рогоза.

Печенеги выпустили наугад с полдюжины стрел, но в воду не полезли. Там все преимущества стрелков-всадников сводились к нулю. Там один Духарев мог бы играючи порубить на мясной салат дюжину степняков.

Уцелевшие просидели в камышах до темноты… Слушая вопли истязаемых печенегами товарищей.

У Духарева было большое искушение добраться до палачей, но он понимал: печенеги наверняка оставили часовых. Стоит только сунуться – и тут же схлопочешь стрелу. В лучшем случае. Живой, он еще успеет отомстить. Мертвый – вряд ли.

Когда стемнело, беглецы сложили боевое железо в перевернутые щиты и поплыли к Хортице.

Добрались не все, недосчитались двоих полян. Может, те утонули, а может, унесло течением.

Спустя две недели к острову подошли лодьи киевских купцов с большой охраной. У купцов, скинувшись, варяги купили малую лодью, узкую лодку с косым парусом и четырьмя парами весел.

Еще через две недели они бесславно вернулись в Киев, а оттуда верхами пришли к Свенельду.

Воевода, естественно, гибели отряда не обрадовался, но выживших корить не стал. А сделал соответствующие выводы. Теперь старшим он назначил Устаха, дал тому еще два десятка молодых воинов.

И четверых «оваряженных» хузар.

Для обучения степной науке.

И за эти полтора года варяги кое-чему научились. Например, не гибнуть по-дурацки. Но война есть война. Без потерь не бывает.

На песчаном берегу горел маленький костерок. Вокруг, кружком, сидели варяги. Лениво отмахивались от комаров, ждали, что скажут старшие.

На перевернутом щите стояла деревянная братина с ручками в форме лосиных голов. В братине темнел хмельной мед, хранимый именно на такой случай.

Духарев палкой поворошил костерок, проводил взглядом взлетевший сноп искр.

– Что ж, братья,– произнес он неторопливо.– Давайте думу думать, что делать будем. Есть кому что сказать?

Все тут же поглядели на Понятку. По традиции первое слово после старшего принадлежало младшему. Понятко же – самый молодой. Да и за словом за пазуху обычно не лазил. Но сейчас с речью не торопился.

Неподалеку коротко взлаяла собачонка. На зверя, не на человека.

Понятко взял братину обеими руками, отпил.

– Что делать…– медленно, с достоинством произнес он.– Мало нас. Не убережем добытого. Еще одна такая схватка – и мы биты. Все врагу достанется.

– Ну, значит, и достанется,– флегматично отозвался Рагух.– Мертвым злато без надобности.

Устах и варяги постарше поглядели на хузарина неодобрительно: обычай нарушает.

– Дай! – Древлянин Шуйка почти выхватил чашу из рук Понятки.

– Точно хузарин сказал! – выкрикнул он.– Коли степняки наедут – и так и так погибель. А пронесет лихо – будем все на угрских иноходцах красоваться! В лучшую зброю облачимся! Хоромы построим княжьи! По пять жен заведем! Пировать станем денно и нощно! Мое слово: поделить все, а там – будь что будет! Лично я слово даю Перуну ноги кровью омыть, а рот набить золотом!

И Волоху – золотом! Пусть даст удачу! – Шуйка вскочил в азарте, расплескав мед.– Слышите меня, боги? Мое слово – крепкое!

– Сядь! Чего разорался? – сердито бросил древлянину Гололоб.– По воде звук далеко идет. Хочешь, чтоб тебя, окромя Перуна, еще и степняк услышал?

Шуйка сел, и Гололоб отобрал у него братину.

– Я против, чтоб злато с собой везти! – заявил он.– Степняк злато чует. Без злата безопасней.

– Ты что ж, братишка, выбросить его предлагаешь? – въедливо осведомился Рагух.

– Почему выбросить? Зароем в приметном месте. Вон хотя бы под взгорком, где истукан каменный. Как, братья?

И поглядел на своего десятника.

Духарев молчал. Ждал, как остальные отреагируют.

– Я свою долю зарывать не стану! – отрезал Щербина.– Может, тебе, Гололоб, деньги и не нужны, а у меня жена да сын с дочерью. Это что ж, я им даже гостинца не привезу?

– Щербина дело говорит! – поддержал Рагух.

– Надо же,– вполголоса сказал Устах Сергею.– Шуйка мой да Щербина, главные хузаровы нелюбезники, с твоим Рахугом одним голосом поют. А еще говорят, что злато людей рознит!

– Доли ваши! – сердито сказал Гололоб.– Хотите – забирайте. Только ежели отымут, так это уж ваша, а не моя забота. Я за вашу жадность биться не стану!

– Ты мне покажи того, кто у меня отымет! – тут же ощерился Рахуг.– Я его прям в брюхо стрелой попотчую!

«Дотрепались! – подумал Духарев.– Мое, ваше… Братчина, блин!»

Да уж, привалила удача!

Вспомнился Духареву Рёрех, учитель. Как ходил тот с дружиной в дальние земли, и удачно ходил: везли из набега столько, что аж из корабельных ларей сыпалось. А чем кончилось? Из всей дружины уцелели четверо. Да сам вождь, покалеченный пытками. И добыча, в землю зарытая.

Если кому и повезло от этого исхода, так это Сереге. Меч у него за спиной – из того клада. А главное: не обезножел бы после нурманских пыток Рёрех, не стал бы из военного вождя лесным ведуном. И не встретил бы его Серега Духарев, беглец бестолковый. И не стал бы Серега тем, кем стал. И все, что есть у него ценного: меч, доспех, уважение, жена, дом в граде Полоцке, конь ратный, – все силой да доблестью добыто, а не на рынке куплено. Конь, правда, сначала был именно куплен. На смоленской ярмарке. Но это сначала, а потом…

– Я своего не отдам! – ярился Рагух.– Мое – это мое! Все уразумели?

• Предыдущая
• 11/72
• Следующая