Наследие 2 - Тармашев Сергей Сергеевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/137
• Следующая

— Эммм… — озадаченно выдохнул Синицын. — Боюсь, я не вполне понимаю… О каком пророчестве идет речь? Только поймите меня правильно, я ни в коем случае не хочу вас обидеть, просто я могу быть не осведомлен о некоторых особенностях вашего…

— Неважно, — прорычал лиг. — Расскажи, зачем вы явились к Завидовскому Центру, да ещё с таким запасом взрывчатки.

Мгновение профессор размышлял, стоит ли рассказывать этой квашне горе-подсолнуху обо всём. Что мы теряем? Если посмотреть правде в глаза — ничего. Найденные координаты для лигов вряд ли больше, чем бессмысленный набор цифр, а даже если и нет, то достичь тех широт им невозможно. После того как Волжскому Каскаду станет ясно, что его экспедиция никогда не вернется, сюда однозначно больше никто не поедет. Почти обретенное Наследие навсегда останется мифом, красивой сказкой, которую лет через сто будут рассказывать старики последнему в мире ребенку. Так что достанется заветная информационная емкость лигам или так и сгинет в недрах Завидовских развалин, какая разница… К исходу Трехсотлетия искать сокровище Великой Шаро будет уже некому. А так у него, возможно, есть шанс. Синицын устало вздохнул, уселся обратно на матрасы и начал рассказ. Обреченный на вечную неподвижность лиг слушал молча, не сводя с профессора горящих багровым пламенем глаз, и этот взгляд выбивал старого ученого из колеи, заставляя невольно робеть, чувствуя себя юнцом-студентом на экзамене у ректора университета. В глубине сознания тонкими нервными иголочками покалывала мысль, что если этот прикованный даже не к постели, а прямо к полу инвалид вызывает одним только взглядом такую оторопь, как же тогда должны выглядеть другие, те самые, настоящие подсолнухи… Рассказ оказался долгим и занял почти час. Синицын и сам бы не смог ответь на вопрос, зачем он рассказывает полуграмотному обездвиженному инвалиду всё в мельчайших подробностях. Он просто чувствовал, что должен поступить именно так. А возможно, запредельно стиснутые стрессом нервы просто требовали от него выговориться… Теперь это не имело ни малейшего значения. Профессор изложил всё, начиная от своих первых, ещё студенческих шагов в сфере изучения мифа о Наследии и заканчивая рейдом в Новодевичий монастырь, письмом американцев и последующей экспедицией.

— Дальше я ничего не помню, — закончил он, — надо полагать, взорвался наш запас взрывчатки, и я потерял сознание вследствие этого. — Синицын грустно улыбнулся. — Надо же, в беспамятстве мне снился удивительно красивый сон… Дивные места и почти эфемерный, едва уловимый женский голос. Он что-то шептал, и словно не мне, а играющему с ним ветру… Никогда мне не снилось ничего более прекрасного. Даже просыпаться не хотелось.

Старый учёный умолк, ожидая реакции беспомощного инвалида. Впервые за все это время он подумал, а в состоянии ли вообще несчастный, вполне возможно, никогда в жизни не покидавший этой комнаты, осознать всё обилие сложной информации, обрушившейся на него… И если лиг решит помочь, то что в его силах? Прислушаются ли к обездвиженному сородичу остальные?

Но реакция оказалась совершенно неожиданной. В бесформенной куче тряпья что-то едва заметно шевельнулось, и лиг отчетливо прорычал:

— Все всё слышали?

В ответ ему донеслось шипение помех радиоэфира, и профессор услышал тихий, но столь же злобный рык:

— Все.

— Вывод? — прорычал вопрос инвалид.

— Это он. Единогласно. — Эфир коротко треснул и затих.

— Твои начальники солгали тебе, — произнес обездвиженный инвалид. — Развалины Завидовского Центра заселены больше ста пятидесяти лет.

— Но как же… — опешил старый учёный. — Я видел отчет Историко-Географического Университета Рыбинского ЦСГР! Там был весьма подробный доклад о…

— И в тот день, когда дирижабль прилетал к ним, его экипаж это видел, — оборвал профессора инвалид. — Дирижабль обстреляло местное население, и он ушел, не высаживая десанта, поэтому мы не стали вмешиваться. Но тебя обманули дважды, старик. В архивах Завидовского Центра не было ничего о Наследии. Лишь огромная куча отписок, что направляли сыщики начальству. Они не смогли узнать ничего, и потому с началом Хаоса дело было официально закрыто.

— Не может быть… — Профессор изо всех сил надеялся, что беспомощный инвалид ошибается, он попросту не может не ошибаться, ему вообще не может быть известно, что закладывалось в информационные емкости правительственного центра двести лет назад! — Она должна быть… информация должна быть… Обязательно должна! Данные секретных архивов тщательно…

— Мы уничтожили опорный пункт противника и забрали все накопительные емкости, — можно было сказать, что обездвиженный инвалид рычал спокойно. — В развалинах дата-центра нет ничего, кроме пустых шкафов. Захваченная документация была изучена. Тебя обманули, старик, — повторил он. — У ищеек «Сёрвайвинг Корпорэйшн» не было ничего конкретного. Ты пришел за тем, чего нет.

Старый учёный тоскливо закрыл глаза. Всё зря. Сорок лет жизни, отданные поискам, десятки смертей чистых, сотни расстрелянных в Новодевичьем лигов, надежда, вспыхнувшая в сердцах хотя бы тех немногих, кто всё ещё верил… Всё бессмысленно. Он посмотрел на окровавленного Ермакова и запоздало понял: Федотов послал их сюда на смерть, чтобы не связываться с поисками и всем прочим. Наверняка это решение было принято не им одним, неспроста Совет Президентов собирался несколько раз, а его, Синицына, пригласили только однажды. Сразу вспомнилось ермаковское недовольство слишком опасной взрывчаткой. Миша опытный офицер, он ещё тогда заподозрил неладное, говорил, что любая серьезная перестрелка для них равносильна фитилю, поднесенному к пороховой бочке. Федотов всё продумал заранее, так и вышло. Множество людей погибли зря, и он, Синицын, оба раза отводил их на смерть…

Внезапно дверь в помещение слегка приоткрылась, и раздавшийся из-за неё рычащий голос окликнул расплывшегося по полу сородича:

— Ратибор!

— Но мы поможем тебе, — вдруг произнес обездвиженный инвалид. — Ибо время пришло.

Профессор непонимающе перевел взгляд с темнеющего дверного проема на собеседника, и тут лиг встал. Бесформенная масса тряпья вдруг вздыбилась, словно гора, и Синицын похолодел от ужаса. В курсе по историческому естествознанию есть старый видеоролик плохого качества, где свившаяся в кольца королевская кобра в мгновение ока вздымалась, раздувая капюшон, и её оскаленная пасть смотрела прямо в камеру… Лиг встал именно так. Секунду назад его тело безобразным безвольным месивом лежало на полу, и вот он на ногах. Огромная, в два с половиной метра, человеческая фигура с устрашающе гипертрофированными мышцами, затянутая в белый маскировочный балахон с головы до пят, нависла над профессором. Глаза подсолнуха вспыхнули кроваво-красным огнем, и от чудовища повеяло смертью. Старый учёный, полумертвый от почти первобытного страха, инстинктивно попытался отползти назад и упал на пол, соскользнув с матрасов. Четверть тонны мышц абсолютно бесшумно сдвинулись с места, и подсолнух быстро и плавно заскользил к двери, словно его огромная фигура была бесплотным призраком. Мощная фигура заслонила собой дверной проем, на мгновение замерла и столь же эфемерными движениями вернулась обратно, вновь нависая над профессором.

— Встань, старик, — негромко прорычал подсолнух, протягивая Синицыну какой-то предмет. — И возьми пакет. Теперь он твой. Круг Пророчества начался.

Старый профессор, съежившийся под обжигающим взглядом пылающих кровью глаз подсолнуха, неловко поднялся, пошатываясь от экстремально участившегося сердцебиения. Он с опаской посмотрел на протянутую к нему руку. Одно только её запястье было вдвое толще профессорской ноги, и зажатый в мощных пальцах пластиковый конверт-папка выглядел в руках подсолнуха поздравительной открыткой. Синицын почувствовал, как от перенапряжения начинает покалывать сердечную мышцу. Он заставил себя удержаться на ногах и взял протянутый пакет.

— Что это? — спросил он, морщась от боли.

— Конфиденциальная часть завещания Шаро Предрекшей, — прорычал гигант. — Будь осторожен с этим документом. Он ждал тебя более двухсот лет.

• Предыдущая
• 17/137
• Следующая