Ведьма-хранительница - Громыко Ольга Николаевна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/81
• Следующая

– Щас крюк принесу, выловим, – упавшим голосом пообещал селянин, разглядывая круги на далекой темной воде.

– Не стоит беспокойства. – Перевесившись через сруб, я поманила ведро, и оно послушно ткнулось в ладонь мокрой ручкой. Мужик, подтянувшиеся к колодцу бабы и даже ближайшие кусты удивленно охнули. Я невозмутимо перевернула ведро над колодой и поставила на краешек сруба.

– И кто ж вы такая будете? – осторожно поинтересовался селянин.

– Маг-практик.

– Чаво?

– Колдую за деньги, – терпеливо пояснила я.

– А! – скумекал мужик. – Ведьма, что ль?

Я пожала плечами. Ведьма так ведьма. Понемногу начинаешь привыкать.

– Работы для меня не найдется?

Мужик серьезно обдумал мое предложение:

– Да у нас вроде как и без колдовства все в порядке. Дождей хватает, репа так и прет, куры несутся, помирать никто не собирается, а помершие не беспокоят.

– Подозрительно благодатный уголок, – с легким разочарованием пошутила я. – Зайцы и те сами в горшок лезут, всадникам дороги не уступают.

Толпа ахнула и отшатнулась, торопливо крестясь. Мужик с коромыслом троекратно поплевал через левое плечо и проникновенно заявил:

– Охти, госпожа ведьма, это ж вам знамение было – зайцы-то людям неспроста являются, про них даже в свитках пророческих писано: «Аще встречен зверь, дорогу переходящ – убоись и покайся, ибо се грех великий чует и скорбит душевно»! И вам теперь, значит, непременно его умилостивить надоть, а то пуще прежнего осерчает и беду нашлет, убыток аль хворь какую.

Я вытаращила на него глаза. «Пророческие свитки», основа белорской религии, были обнаружены триста лет назад, при раскопках некоего храма, судя по всему – изначально подземного. Расшифровать их до конца так и не сумели, но на всякий случай стали поклоняться, вычитывая между строк всевозможные пророчества и указания насчет правильного образа жизни. Ковен Магов считал пресловутые свитки первой попыткой систематизировать знания о магии – так, четыре почитаемых бога подозрительно напоминали четыре стихии, а некоторые молитвы оказались созвучны заклинаниям. Но народу так понравилось верить в куда более понятных богов, которые к тому же покровительствовали всем желающим, не глядя на магический дар, что храмы в скором времени сравнялись с Ковеном по влиянию. Обычно два этих достойных учреждения сотрудничали, дополняя друг друга; поговаривали, будто нынешний Всерадетель колдует не хуже Верховного Архимага, но выдает этот дар за божий. Прочих «одаренных» священнослужители всячески порицали и при случае пытались наставить на путь истинный, то есть переманить конкурентов на свою сторону.

– И как именно я должна утешать душевно скорбящего зайца? – осторожно уточнила я.

– А у нас тута пенек на опушке имеется: ежели возложить на него хлебца малость, с полковриги, аль яиц пяток, заяц утешится и обратно дорогу перебежит. Тем и спасаемся.

– И часто он так бегает? – поинтересовалась я.

– Грехи наши тяжкие… – неопределенно вздохнул мужик. Его односельчане наперебой стали живописать мне происки злокозненного русака, чья тяжелая лапа беспощадно карала грешников, отнимая молоко у коров и насылая золотуху с почесухой. Возмездия не избежал даже проезжий купец – его лошади внезапно понесли, разметав полный возок добра по лужам вдоль дороги.

К почесухе я отнеслась крайне скептически, а возка у меня не было, как и причин задабривать совершенно незнакомого зайца, переводя на него диетический продукт. Поблагодарив за информацию и вежливо попрощавшись, я кое-как вскарабкалась на лошадь, но сразу уехать не удалось – у околицы ко мне привязалась дряхлая бабка в черном платке и слезно начала умолять о полюбовном договоре с зайцем, «дабы меня, такую молодую и красивую, не пришлось хоронить за счет деревни». Она даже попыталась всучить мне жертвенный пяток яиц, полагая, что это обойдется ей дешевле. Но тут моему терпению пришел конец, и я популярно объяснила старухе, что не верю ни в богов, ни в зайцев, и если насчет первых еще могу передумать после какого-нибудь особо впечатляющего знамения, то у вторых нет ни малейшего шанса. Даже с бесплатными яйцами. И со злостью пнула лошадь каблуками.

Заяц, естественно, тоже не подумал бегать даром. Но в полуверсте от деревни Смолка резко остановилась, с подозрением разглядывая пустую тропку. Долго размышляла, насторожив уши и помахивая хвостом, затем решительно свернула к обочине, сделала небольшой крюк и вышла на дорогу двадцатью локтями дальше.

Мне стало интересно. Я спешилась, намотала повод на руку и пошла обратно. Смолка неохотно переставляла ноги, но в центре чем-то не угодившего ей пятачка разочарованно всхрапнула и успокоилась. Присев на корточки, я поворошила пыль и сразу наткнулась на сухонький травяной стебелек, вырванный с корнем и аккуратно уложенный макушкой к деревне.

– Пожалуй, Смолка, мы и впрямь недооценили зайчишку, – задумчиво сказала я поднимаясь. – Давай-ка вернемся в село и исправим это досадное упущение.

Смолка сообразительно подставила бок, я привычно не допрыгнула и, тихо ругаясь, повела кобылу к ближайшему пеньку.

Сразу за поворотом нам встретился деревенский пьянчуга, томимый жестоким похмельем. При виде меня он разочарованно скомкал пустой мешок и побрел обратно, не желая отвечать на провокационные вопросы: что из моего добра приглянулось ему больше всего и какую долю потребует себе заяц. Проехав мимо, я обнаружила, что вся деревня с жадным интересом ожидает исхода поединка «заяц – ведьма», не думая возвращаться к повседневным хлопотам. Увидев меня целой и невредимой, селяне огорченно завздыхали, но тут же воспряли духом: я поинтересовалась, не продаст ли кто с полдюжины яиц.

Раздобыв искомый деликатес, я торжественно возложила его на пенек у опушки, несколько издевательски повинилась перед зайцем за маловерие и вернулась в деревню. Выждала часок для верности, заодно купила потрошеную курицу себе на ужин и вторично выехала за околицу.

Как только деревня скрылась за деревьями, из кустов показался давешний заяц – второго такого наглого и здоровенного свет не видал. Я благоговейно придержала лошадь. Длинноухий шантажист неспешно, словно оказывая мне одолжение, пересек дорогу, оглянулся и, кажется, с трудом удержался от глумливого жеста в нашу сторону.

– Смолка… – Я мстительно выдержала паузу, потом резко тряхнула поводьями. – Ату его!!!

Заяц припал к земле, но быстро опомнился и рванул во всю прыть, высоко подбрасывая куцый зад. Вокруг расстилалось кочковатое редколесье, абсолютно непригодное для конной погони – если, конечно, ваша лошадь не выросла на болоте и не боится сломать ногу в барсучьей норе. Из-под копыт полетели клочья травы, в ушах засвистел ветер. Кобыла скакала размашисто и мягко, как кошка, без труда огибая деревья. Задачу она уяснила четко, мне оставалось только цепляться за ее шею и уворачиваться от веток.

Изрядно струхнувший заяц начал петлять, метаться из стороны в сторону, но Смолка вошла во вкус и с легкостью повторяла его выкрутасы. Зверек мелькал то слева, то справа, безуспешно пытаясь прорваться к заваленному буреломом оврагу. Наконец кобыле удалось наподдать ему копытом, заяц кубарем покатился по траве, да так и остался лежать, закрыв морду лапками. Смолка услужливо присела, я наклонилась и подняла зайца за теплые упругие уши. Он обреченно брыкнулся и затих, сопя подвижным треугольничком носа.

– О камень и на щи, – проникновенно сказала я. – Ведьмам дорогу перебегаем? Мороками балуемся? Травку-граюн посреди дороги раскладываем, а лошадям потом волки мерещатся? Или медведи?

Заяц содрогнулся, исхудал и сменил цвет на зеленоватый с проседью. Из-под заострившегося рыльца блеснули мелкие игольчатые зубки.

– Разберешь вас тут, что ни баба – то ведьма, – раскатистым басом прогудел леший. – Уши-то отпусти, не казенные!

Я разжала пальцы. «Заяц» покачнулся и сел, не удержавшись на ногах.

– Сиротинушке неимущему яиц пожалела, – буркнул он, ощупывая разом укоротившиеся уши. – И несвежие они у тебя, между прочим. Такие по два за одно считать надо бы!

• Предыдущая
• 17/81
• Следующая