Арфист на ветру - МакКиллип Патриция Анна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/59
- Следующая
Моргон остановился посреди речушки. Солнце висело на западе, потрескивая в небе, словно факел. В лохматой медвежьей шубе Моргону стало жарко, шкура запылилась, давила и душила его, вдобавок он сильно проголодался.
Человек-зверь услышал гудение пчел и принюхался – не пахнет ли медом. Рядом в мелкой воде блеснула рыбка. Он ударил лапой и промахнулся. И тут шум, улавливаемый медвежьим слухом, зазвучал, как вразумительная речь. Медведь встал на задние лапы, мотая головой из стороны в сторону, и оскалил зубы – он словно учуял возникающие вокруг него создания, теснящие его прочь от Исига. Что-то вырастало в нем, он дал себе волю: глубокий, недовольный рев сотряс тишину и вернулся, отразившись от холмов и каменных пиков. Тогда, приняв вид ястреба, он золотой стрелой прочертил небо вперед и вверх, пока глухая чаща не раскинулась под ним – сизая и размытая, и устремился к горе Исиг.
Сорвавшись с верхушек деревьев, преследователи бросились за ним. Некоторое время он заметно опережал их, несясь со слепящей глаза скоростью к далекой зеленой горе. Но, когда солнце село, враги начали настигать ястреба. Облику их не было названия. Их крылья взяли золото и багрянец у заката, глаза и когти были из пламени, острые клювы – белые, словно кость. Они окружили его, налетели, принялись бить и рвать, пока крылья его не истрепались, а грудь не покрылась пятнами крови. Моргон уже еле держался в воздухе, а враги опять набросились на него, ослепляя взмахами жестких крыльев, пока он не издал пронзительный горестный крик и не повернул прочь от Исига.
Всю ночь он летел под их горящими взглядами, а на заре увидел все выше встающую прямо перед ним гору Эрленстар. Тогда Моргон принял свой истинный образ, прямо в воздухе – и стал падать. Воздух рывками выходил.
Что-то взорвалось в его голове, прежде чем Моргон коснулся земли, и он провалился во тьму.
Он пришел в себя в такой же абсолютной темноте. Пахло сырым камнем, издали раздавался чуть слышный звук капель, падающих непрерывно и мерно. Внезапно он узнал это место, и пальцы его сжались в кулаки. Он лежал на спине, на холодном голом камне. Каждая косточка ныла, кожа была в отметинах вражьих когтей. Горное безмолвие сидело у него на груди, словно мара-душительница. Мускулы Моргона напряглись, и он прислушался, лихорадочно, вслепую, ожидая голоса, который так и не прозвучал, в то время как воспоминания, точно огромные медлительные звери, расхаживали, как ему казалось, прямо по его телу.
Он начал постигать разумом темноту, чувствуя, что тело его вот-вот растворится в ней без остатка. Сел, пораженный ужасом, с расширенными глазами, устремленными в ничто. Откуда-то из беззвездной ночи своих мыслей он извлек воспоминание о свете и огне и зажег крохотный огонек на ладони. Живой волшебный фонарик этот осветил обширную каменную пещеру, стены которой поднимались вокруг, – темницу, где провел он самый невыносимый год своей жизни.
Губы его приоткрылись, слово закупорило горло, точно самоцвет. Огонек отсвечивал от обледенелых стен – пламенем, золотом, синевой небес, перемежающейся с разметанными ветром серебряными прядями, как перемежается ночь россыпями звезд. Внутренности горы были из камня городов Властелинов Земли, и он видел смерзшиеся трещины там, где вырубались прежде каменные блоки.
Моргон медленно встал. Отражение его лица смотрело с граней и клинышков, окрашенных под самоцветы. Темница оказалась огромной – Моргон питал пламя, пока оно не взлетело над его головой, но по-прежнему не видел ничего, кроме тьмы под сводами, тьмы, опутанной мерцающей сетью чистого золота.
Вода, непрерывный и неизменный голос которой он слышал, выплакала алмазно-белый желоб в гладкой стене, капая вниз, на дно. Он переместил свой огонь – отсветы упали в озеро, такое тихое, что оно казалось вырезанным из мрака. Берега были тоже из камня, дальняя стена, огибавшая его, сверкала, словно иней.
Он встал на колени и коснулся воды, неожиданно подумав о винтовой лестнице Башни Ветров. Горло его стеснилось, горя от жажды. Он склонился над озером, черпая воду свободной рукой, сделал несколько глотков и подавился – вода была горькой, негодной для питья.
– Моргон.
Каждая мышца его превратилась в камень. Он развернулся на корточках и встретился взглядом с Гистеслухломом.
Взгляд чародея был затравленным, над ним довлела чуждая ему сила. Ровно столько успел рассмотреть Моргон, пока мрак не поглотил пламя в его руке, снова сделав его слепым.
– Значит, – прошептал он, – Основатель сам скован.
Он бесшумно встал, пытаясь в то же время вступить в осколок зари за разбитыми дверями в тронном зале Высшего, и вместо этого переступил через край пропасти, потерял равновесие, вскрикнул и упал в бездну. А затем приземлился на берегу озера, приникнув к камням у ног Гистеслухлома.
Моргон лежал неподвижно, пытаясь сообразить, что делать дальше. Уловил сознание летучей мыши, спрятавшейся в укромном углу, но чародей вцепился в него прежде, чем он успел изменить облик.
– Отсюда нет выхода.
Голос чародея изменился – теперь он был медленным и тихим, как будто его обладатель вслушивался, ища иной голос или отдаленный и тревожный ритм прилива.
– Звездоносец, ты не применишь здесь свою мощь. Ты ничего не будешь делать, только ждать.
– Ждать, – прошептал Моргон. – Чего? Смерти? – И умолк. Слово это, подрагивая, колебалось в его сознании меж двумя значениями. – На этот раз нигде не играет арфа, чтобы поддержать мою жизнь. – Он поднял голову, напряженно всматриваясь в темноту. – Или ты ожидаешь Высшего? Можно прождать, пока я не стану камнем, как дети Властелинов Земли, прежде чем Высший хотя бы вспомнит обо мне.
– Сомневаюсь.
– Ты? Да ты едва существуешь. У тебя больше нет способности сомневаться. Даже у призраков Ана больше воли, чем у тебя. Я не могу даже сказать, мертв ты или жив глубокой тайной жизнью, которая теплилась в волшебниках под твоей властью. – Он слегка запнулся. – Я мог бы за тебя биться. Я даже это сделал бы ради свободы.
Он нырнул в загадочный разум, чтобы отыскать имя, которое должно там быть, но оно в очередной раз ускользнуло. Он стал прорываться через валы могучего прилива, пока разум волшебника не вынес его обратно на берег его собственного “я”. Моргон хватал воздух ртом, словно разучился дышать, и услышал наконец голос чародея, удаляющийся во тьме.
– Для тебя нет слова, выводящего на свободу.
Моргон немного поспал, пытаясь восстановить силы. Ему снилась вода. Нестерпимая жажда заставила его проснуться; он чутьем нашел воду и снова попытался напиться. И снова выплюнул, не глотая, упав на колени и сотрясаясь в приступе кашля. После этого он снова погрузился в лихорадочный сон и снова видел во сне чистую воду, снова падал в нее, все глубже и глубже уходя в ее безмолвие и дыша ею. Он пробудился в страхе, когда ему приснилось, будто он стал тонуть. Чьи-то руки вытащили его из озера и оставили на берегу, изрыгающего горькую жидкость.
Голова его немного прояснилась. Он лежал тихо, глядя во мрак и мучительно размышляя о том, что если бы он позволил тьме наполнить свой разум, то, наверное, утонул бы в ней, как в воде. И Моргон позволил мраку медленно просочиться в свои мысли, хотя воспоминания о ночи длиной в год захлестнули его, и опять он заметался в ужасе, воспламеняя воздух. На миг Моргон увидел лицо Гистеслухлома. Затем рука волшебника хлопнула по его пламени, и оно разлетелось сверкающими во тьме осколками, точно стекло.
– Для каждой башни, – прошептал Моргон, – для каждой башни без дверей есть загадка, открывающая вход. Ты сам учил меня этому.
– Здесь один выход и одна загадка.
– Смерть. Ты не веришь этому. Иначе позволил бы мне утонуть. Если Высшему нет дела до моей жизни или смерти, что станешь делать ты?
– Ждать.
– Ждать. – Он беспокойно зашевелился, мысли его лихорадочно устремились на поиски ответа. – Меняющие Обличья ждали тысячи лет. Ты назвал их за миг до того, как они сковали тебя. Что ты увидел? Что могло быть достаточно сильно, чтобы одолеть Властелинов Земли? Некто, берущий силу и закон своего существования у всякой живой твари, у земли. У воды, огня, у ветра... Высший был изгнан с горы Эрленстар Меняющими Обличья. А затем пришел ты и обнаружил пустой престол, на который предания помещали Высшего. И ты сам стал Высшим, стал вести опасную игру и тем временем ждал кого-то, кого каменные дети знали только как Звездоносца. Ты следил за средоточиями знания и мощи, собирая волшебников в Лунголде и преподавая в Кэйтнарде. И однажды сын князя Хедского явился в Кэйтнард в пропахших навозом сапогах и с вопросом на физиономии. Но этого было недостаточно. Ты все еще ждал. И Меняющие Обличья тоже ждали. И ждут. Высшего. А я – наживка. Но он мог бы найти меня здесь давным-давно, если бы ему не было на меня наплевать.
- Предыдущая
- 31/59
- Следующая