Арфист на ветру - МакКиллип Патриция Анна - Страница 40

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая

Моргон вздохнул, и вздох этот словно прожег его насквозь.

– А Тристан?

– Насколько известно Элиарду, она в безопасности. Один слабоумный торгаш брякнул ей, что ты исчез. Она покинула Хед, чтобы искать тебя, но матрос опознал ее в Кэйтнарде и остановил. Она на пути домой.

Моргон прикрыл глаза рукой. Чародей протянул было свою руку к его лицу, но Моргон отшатнулся.

– Моргон, – волшебник, вконец измученный, едва мог говорить, – то была не слишком хитрая мысленная связь. Ты недостаточно ясно думал, чтобы разорвать ее.

– Я думал ясно, – прошептал князь Хеда. – Мне недостало сил вырваться.

Сказав это, он умолк, ощущая позади себя Данана, озадаченного и все же доверяющего им обоим. Мощь чародея как темная загадка, вновь обозначилась над его мыслями, надо всем Обитаемым Миром, от Исига до Хеда. Казалось, от нее негде было укрыться, и он зарыдал – резко и безнадежно, ибо не видел ответа на эту страшную загадку. Волшебник, поникнув, словно вся тяжесть мира давила на его плечи, молчал.

Они покинули Исиг на следующий день: три вороны, летящие среди извилистых дымков кузниц. Они пересекли Осе, пролетели над киртскими причалами; каждый пришвартованный здесь корабль тщательно осматривали и чинили перед долгим плаванием вниз по реке и суровым осенним морям. Серые дожди лупили по воронам над лесами Остерланда; вековые сосны на много верст впереди устало пригнулись. В отдалении вздымалась в кольце тумана гора Хмурая. Восточный и северный ветра проносились от горизонта к горизонту; вороны ныряли из одного воздушного потока в другой, и перья их от переменчивого ветра то лоснились, то дыбились. Они часто садились передохнуть и к ночи одолели почти половину пути до Ирье.

На ночь они остановились под сенью старого дерева, толстые ветви которого обреченно вздыхали под дождем. Они нашли там удобное место, где их не тревожила непогода.

Две вороны ссутулились рядышком на ветке; третья устроилась пониже – большая темная, истрепанная ветром птица, не издававшая ни звука с тех пор, как они покинули Исиг. Укрытые волнующимися ветвями и убаюканные ветром, вороны проспали несколько часов.

Ветер затих к полуночи. Шум дождя понизился до шепота, а затем и вовсе прекратился, звезды – горстка за горсткой – засияли среди ослепительной черноты неба. Внезапное затишье пробралось в вороньи сны Моргона, и глаза его открылись.

Рэдерле была неподвижна близ него – маленькое облачко мягких темных перьев. Ворона, сидящая на ветке ниже, тоже не шевелилась. Истинный образ Моргона неясно взывал к нему, побуждая вдыхать пряные запахи ночи, уподобиться лунному свету. Миг спустя он распростер крылья, бесшумно прянул наземь и оборотился.

Он стоял тихо, поглощенный остерландской ночью. Ум его раскрылся всем ее звукам, запахам и образам. Моргон положил руку на влажный ствол дерева и почувствовал, как оно дышит во сне. Он услышал поступь какого-то ночного охотника по мягкой и влажной земле, он вдыхал обильные, перемешавшиеся запахи мокрых сосен, мертвой коры, крошащегося под ногами суглинка, и мысли его жаждали стать частью этой земли, обласканной легким серебряным прикосновением лунного света. И наконец, он позволил себе уплыть в безбрежную и неизменную ночь.

Моргон настроился разумом в лад с корнями деревьев, с ушедшим в почву камнем, с чутьем зверьков, рыскавших украдкой по тропам, которые он осязал. И везде, и во всем ощущал он древний дремлющий огонь закона Хара, слабо, но непрерывно мерцающий в глазах короля. Моргон прикасался к мертвым останкам в земле, к костям и воспоминаниям людей и животных. В отличие от призраков Ана, они мирно покоились в сердце первозданной страны. Мало-помалу, не в силах противостоять своим побуждениям, он начал вплетать нити своего постижения и знания в закон Остерланда и постепенно проникался пониманием корней здешнего землезакона.

Снег и солнце управляли здесь всем живым. Бурные ветра сделали скорым бег туров, суровость погоды вылепила волчий мозг, зимняя ночь просочилась в глаз ворона. Чем больше он постигал, тем глубже погружался – глядя на луну глазами рогатой совы, крадучись с диким котом сквозь папоротники, повторяя мыслью даже хрупкий узор паутины и бесчисленные извивы побегов плюща, оплетающего замшелый ствол. Он настолько слился с этим краем, что без спросу прикоснулся к сознанию тура. Одного. Немного погодя – второго. А затем вдруг для его разума стало невозможно сместиться, чтобы не наткнуться на тура, как будто они возникали из лунного света повсюду. Они бежали: бесшумный белый ветер, веющий со всех сторон сразу. Охваченный любопытством, он решил выяснить, почему это происходит и что случилось, что побудило туров к этому бегу. Он почувствовал, что некая опасность гонит их в ночи, и поразился, кто посмел тревожить туров во владениях Хара. Двинулся вглубь, а затем вдруг очутился среди них; стремительный глоток ледяного воздуха вернул его мыслям четкость и ясность.

Заря уже брезжила на горизонте. То, что он принимал за лунный свет, было первой серебристой утренней дымкой. Туры подошли совсем близко; огромное стадо, пробужденное Харом; тонкое чутье влекло их души к чему-то, нарушившему сон короля и смутившему привычную работу его разума. Моргон замер на месте, взвешивая различные побуждения: оборотиться ли вороной и укрыться на дереве; принять образ тура; попытаться достигнуть разума Хара в надежде, что он не настолько рассержен, чтобы отказаться выслушать его. Но прежде чем он что-то решил, рядом оказался Ирт.

– Не двигайся, – предупредил он, и Моргон, взбешенный собственным послушанием, последовал неприятному для него совету.

И вот уже повсюду за деревьями показались туры – они мчались невероятно быстро, неколебимый их бег к какому-то только им известному месту в лесу вызывал у наблюдателя головокружение. Миг-другой – и они сгрудились вокруг Моргона. Они не угрожали чужаку – просто встали сплошным неподвижным кругом, взирая на него загадочными лиловыми глазами, описывая рогами золотые кольца в бледнеющем утреннем небе, – всюду, куда только достигал его взгляд.

Проснулась Рэдерле и слабо, изумленно каркнула, потянулась мыслью к Моргону, вопросительно произнесла его имя. Он не посмел ответить, и она затихла. Солнце побелило облачный вал на востоке и вмиг пропало. Снова зарядил дождь – тяжелыми мрачными каплями, обрушивающимися с безветренных высот.

Час спустя по белому золоторогому стаду словно пробежала рябь. Моргон, промокший до костей и проклинавший совет Ирта, с облечением наблюдал за происходящим. Пара золотых рогов двигалась через стадо; все новые и новые золотые круги падали перед ними и опять поднимались, едва проходил венценосный таинственный и невидимый пока тур. Моргон вдруг понял, что сейчас увидит самого Хара. Грязным рукавом он вытер с лица капли дождя и внезапно чихнул. В тот же миг ближайший тур, стоявший до сих пор смирно, взревел и поднялся на дыбы. Одно из золотых копыт просвистело в воздухе за вершок до лица Моргона. Князь Хеда окаменел, но зверь отступил, встал на прежнее место и снова мирно глядел на пришельца.

Моргон посмотрел ему в глаза, сердце его билось неистово и гулко. Круг раздался, чтобы пропустить огромного тура. В следующий миг перед Моргоном стоял король-волк, и улыбка его не сулила ничего доброго тому, кто нарушил его сон.

Эта улыбка угасла, едва он узнал Моргона. Король повернул голову и резко произнес какое-то неизвестное Моргону слово. Туры растворились во мраке без следа, словно и не было их никогда, словно они были просто сном. Моргон молча и угрюмо ждал приговора, но его не последовало. Король протянул руку, отбросил его мокрые волосы со звезд на лбу, как если бы хотел разрешить свои сомнения. Затем он взглянул на Ирта.

– Ты обязан был его предупредить.

– Я спал, – сказал Ирт.

Хар хмыкнул.

– А я-то думал, что ты вообще не спишь.

Он посмотрел наверх, и лицо его смягчилось. Он поднял руку, и ворона слетела на нее – король посадил ее себе на плечо. Моргон позволил себе пошевелиться, и Хар вперил в него свой огненный взгляд – глаза короля-волка блестели, льдисто-синие, глаза цвета ветра, что носится в небе над пустошами.

• Предыдущая
• 40/59
• Следующая