Смерть в рассрочку - Сопельняк Борис Николаевич - Страница 68

— Как это не трогали? А бомбежки?

— Да ну, разве это бомбежки? Ты бы видел, как бомбили союзники! Я однажды попал под такой налет, ковер называется. Ужас!

— Ужас в другом. Слушайте, что говорит полковник. У-у, сука!

— Вы сейчас в Англии, — продолжал между тем Горский, — и, конечно, должны делать то, что велят английские власти. Вы находитесь на их земле и должны быть благодарны за то, что они вырвали вас из рук немцев. А бунтовать и колобродить — это не дело, этим ничего не докажешь. Вы жаловались на «бубновые тузы»: понимаю, не очень-то приятно ходить с такой отметиной. Мы поговорили с комендантом лагеря, и вот вам результат: в течение трех дней вы получите новую форму коричневого цвета, и без всяких тузов!

— Ура-а! — загремело вокруг. — Качать полковника!

— Качать коменданта!

— Стоп-стоп-стоп! — деланно-испуганно отшатнулся Горский.

Но коменданта все же качнули. Полетав в воздухе, он отряхнулся и удовлетворенно хмыкнул: «Хорошие парни. Только… не пора ли им домой?»

— Товарищи! — снова взял слово Горский. — Родина считает вас полноправными советскими гражданами. Даже тех, кто был вынужден надеть немецкую форму и вступить в немецкую армию.

— Что-о?! — раздались возмущенные голоса. — Даже их? Да здесь до хрена подонков, у которых руки в русской крови!

У Горского передернулось лицо. Он понимал, что лжет, лжет беззастенчиво и нагло. Но что делать? Иного пути, чтобы заманить в страну «власовцев» и прочую нечисть, просто не было.

— Идет война, а на войне всякое бывает, — продолжал Горский. — Еще и еще раз говорю: Родина ни на кого не держит зла и ждет вас с распростертыми объятиями.

— Ура-а! — закричали одни.

— Черта с два ты нас получишь! — отошли подальше другие.

— Знаем мы смертельные объятия Родины.

— Вот именно, объятия в ежовых рукавицах.

— До-мой! До-мой! — скандировала одна часть толпы.

— Будь прокляты большевики! Будь прокляты большевики! — перекрывала их другая группа.

Растерянный Горский спустился с помоста. А комендант лагеря развел руками.

— Я же вам говорил, они — разные. Здесь есть и друзья, и враги. Но это не мое дело. Забирайте всех скопом и разбирайтесь с ними сами.

— Забере-ем! — многозначительно кивнул Горский. — Всех заберем. И разберемся! — жестко закончил он.

Среди группы военнопленных — облеченный в парадный китель генерал Васильев. Едва сдерживая гнев, он рубит короткими фразами.

— О том, что произошло в бане… и потом, знаю. Некрасиво. Жестоко. Но и вы хороши! Надо же до такого додуматься: встать в строй в кальсонах. Я бы не смог! — неожиданно хохотнул он.

— Другого выхода у нас не было. Идея родилась спонтанно, — объяснил подполковник Ковров.

— Как, как? — переспросил Васильев.

— Спонтанно… Проще говоря, неожиданно, — все понял Ковров.

— Я так и думал, — кивнул Васильев. — Неожиданно. Но больше никаких неожиданностей! Вы не дома! А дома вас, кстати, ждут. В советском отечестве найдется место для каждого.

— Знаем, хорошо знаем, какого рода место нам уготовано, — выступил из-за спины Коврова человек с каким-то значком на мундире.

— Кто такой? — отшатнулся Васильев. — На что намекаешь?

— А то вы сами не знаете, на что я намекаю?! На лагерь я намекаю, на Колыму, на Воркуту, на Соловки.

— При чем здесь Колыма? Там враги народа, а вы — военнопленные.

— Или гражданские лица, угнанные в Германию, — дополнил Ковров.

— Вот именно. Советская власть никогда не преследовала людей без разбора, — втолковывал генерал Васильев. — Мы разберемся: кто виноват перед народом, а кто — нет. А эти немецкие мундиры, — ткнул он в человека со значком, — выбросим в печку.

— И нас вместе с ними, — усмехнулся тот.

На лице генерала заиграли желваки.

— Мундиры мы вам не отдадим, — продолжал смельчак. — И в Союз не поедем. Так и передайте!

— Кто это — мы? — вспылил Васильев.

— Мы — это офицеры и солдаты Русской Освободительной Армии, — показал он на значок. — И мы хорошо знаем, что нам уготовано.

— Уготовано вам то же, что и всем, — сам того не ведая, проболтался Васильев. — А «власовцы» ведь тоже разные. Вы не хуже меня знаете, что многие шли в РОА не по своей воле, и не столько воевали, сколько делали вид, что воюют. Так что не переживайте, компетентные органы во всем разберутся.

— Мы не верим ни вам, ни органам! Еще раз заявляю: в Союз мы не поедем. Лучше быть рабом здесь, чем трупом там! — закончил «власовец» и под одобрительный гул своих сторонников отошел в сторону.

— Ну что ж, поездки в лагеря многое прояснили, — говорит он сидящим за столом офицерам. — Там, как говорится, всякой твари по паре. Из разговоров с английскими офицерами и переписки с правительственными чиновниками я понял одно, и это, на мой взгляд, самое главное: англичане не прочь избавиться от всех наших граждан, попавших в их руки. Это устраивает и нас. Но я предпринял еще один шаг: на прошлой неделе направил письмо начальнику лагерей для военнопленных генералу Геппу. В письме я настаивал на том, чтобы со всеми советскими подданными обращались так же, как с гражданами других союзных государств. Гепп с готовностью согласился, и я понимаю, почему — это освобождает англичан от неприятной необходимости сортировать пленных. Они ведь по-прежнему склонны считать германскими солдатами всех, кто был в немецкой форме.

Сидящие за столом офицеры протестующе загудели.

— Спокойно, товарищи, я еще не закончил, — повысил голос Васильев. — Кроме того, я предложил генералу Геппу, чтобы всех наших людей держали под охраной советских офицеров, а в самих лагерях организовать нечто вроде самоуправления, но на основе наших уставов. Юридические основания для этого есть: Договор о боевом союзе 1940 года. Гепп согласился и с этим. Единственное, о чем он просил, — не выносить смертных приговоров без предварительной консультации с английскими властями. Для других наказаний, предусмотренных советскими законами, таких консультаций не требуется… Ну, что скажете? — обратился он к присутствующим.

— Такой победы мы и предположить не могли, — заметил один.

— А где взять офицеров для охраны? — спросил другой.

— И как быть с наказаниями? Ведь для этого нужен военный трибунал.

— И тюрьма.

— Представьте себе, — усмехнулся генерал, — правительство Великобритании берет на себя снабжение лагерей тюремным оборудованием.

— Тогда — другое дело.

— Под действие Договора о боевом союзе подпадают только те, кто служил в Красной Армии. А как быть с людьми, которые не надевали военную форму? Я говорю о женщинах, подростках, короче, о рабочих, угнанных в Германию, — уточнил полковник Горский.

— Сложный вопрос, — потер подбородок Васильев. — Но я думаю, договоримся. Буду настаивать на том, чтобы действие Договора распространялось на всех! Англичане стали понятливее и куда сговорчивее, чем месяц назад. Не сомневаюсь, что на нужное нам толкование этого пункта они закроют глаза.

В сопровождении истребителей на посадку заходит английский военно-транспортный самолет.

Гремит оркестр. Вдоль строя почетного караула идут Уинстон Черчилль и Энтони Иден.

Кортеж автомобилей едет по Москве. Чистые, ухоженные улицы, оживленные пешеходы, словом, ничего общего с той Москвой, какой она была осенью 1941-го.

Три дня продолжались крайне напряженные переговоры между Сталиным и Черчиллем, Молотовым и Иденом. А 11 октября Сталин принял приглашение на ужин в английской посольстве.

Банкетный зал посольства Великобритании в Москве. За столом Сталин, Молотов, Черчилль, Иден, Керр и другие официальные лица. Звучат здравицы, тосты за победу, дружбу народов Великобритании и Советского Союза.