Тот День (СИ) - Хабибуллин Дмитрий - Страница 13

• Предыдущая
• 13/68
• Следующая

Человек, поднявшийся на сцену, был именно таким “благородным” псом. Выдержав отточенную паузу, он начал свою речь. Пересказывать всю ту чепуху я не буду. Достаточно сказать, что его слова были формальны и предсказуемы. “Министерство всегда готово помочь”, - и прочее в таком же духе. Когда монолог большого человека подошел к концу, один за другим на сцену начали вываливаться толстые шавки. Они благодарили сами себя и под пресные аплодисменты ползли обратно в зал. И вот, наконец, пришел черед сотрудников детдома.

Первым, как и полагалось по сценарию, вышел Станислав Игнатьевич. Поблагодарив организаторов выставки, директор пожелал всем удачи и пустился в зал. Далее потянулась вереница работников детдома, тех, кто каким-либо образом участвовали в “моем детстве”. Вышел шеф-повар Алексей, приготовивший постные закуски, которые так и остались не съедены. Главврач Аскольд. Человек весьма необычный и сыгравший в мероприятии, пожалуй, главную роль. Несмотря на свою профессию, Аскольд, как пояснила Анжела, был прекрасным художником. Именно он выбрал тематику и отобрал работы детей. Вслед за главврачом последовали воспитателя и прочие сотрудники. С некоторыми из них судьба еще сведет меня, и я представлю их подробней. Остальные же так и останутся мне неизвестны. Однако хватит отступлений. По залу пронеслось: “Новый воспитатель Елена”, - и пришел мой черед.

Льстивые речи гостей и местных работников тошнотворно привлекали внимание. Мне было интересно, до каких же высот человек может превознести себя за незначительную помощь нуждающимся и до каких мерзких глубин может другой человек упасть, благодарствуя этим надменным помощникам. Я было, уже совсем позабыла о волнении, но вместе с приглашением подняться на сцену вернулась и дрожь в коленях. И тогда произошло то удивительное, то чудо, которое на проверку оказалось лишь преддверием катастрофы. Поднимаясь на ватных ногах по деревянным ступенькам, я впервые почувствовала его. Почувствовала своего ребенка.

“Это невозможно, еще слишком рано”, – замерев на месте, я убеждала себя.

И ведь действительно, шла только пятнадцатая неделя, и по всем законам мое дитя не должно было так рано заявить о себе.

Когда наваждение меня оставило, я поняла, что больше минуты неподвижно стою на ступеньках. Мое имя повторно влетело в микрофон и посредством усилителей разнеслось по всему залу. И зал опять зашумел ленивыми аплодисментами, видимо решив, что моя неподвижность связано с недостатком зрительского внимания. Наконец, я поднялась и подошла к микрофону. Пересказывать свою речь я не буду. Я поблагодарила за теплое приветствие и принялась добавлять свои мазки на общее полотно “мира добрых людей’. Все шло хорошо, пока глаза не остановились на нем.

Сперва я решила, что наваждение связано с теми странными ощущениями в области живота. Что мое воображение просто нарисовало его, что его вовсе нет. События недавнего прошлого, включая разрыв с мужем и бегство из Москвы, оставили неизгладимый отпечаток на моей психике, а тут еще и ребенок дал о себе знать. Но чем дольше я на него смотрела, тем больше верила своим глазам. Да, несомненно, человек, так пристально смотревший на меня из зала, был Игорем. Тем самым Игорем, которого я так страстно хотела вышвырнуть из памяти. Я что-то говорила, а в голове крутились мысли.

“Как он меня нашел? Зачем?”, - и прочие вопросы повисли в сознании.

“Мы расстались, вот уже как три месяца назад”, - думала я тогда.

“Последняя ночь принесла мне долгожданный подарок, но узнала об этом я слишком поздно. Развод был оформлен, а милый тесть как взбесившийся цербер, всю мощь свою направил лишь на то, чтобы больше не слышать мое имя. Так как же он узнал? Или здесь он совсем по другой причине?” – не успокаивались мысли.

Я закончила речь. Зал вновь взорвался лестными аплодисментами, а я направилась вниз. Мысли путались, и мне нужно было расставить все по своим местам. Мне нужно было с ним поговорить. Но у судьбы видимо на меня были свои виды. Я шагнула в сторону лестницы в зал, и мир внезапно замолчал…

Вознесенский монастырь был расположен близ деревни Каблуково, в двадцати километрах от Твери. Места это были глухие. На западе отгороженные стеною густого леса. На востоке – голубоглазой Оршой. А в километре к югу от села шумела ее старшая сестра – Волга. Немалая территория обители была обнесена белокаменной изгородью, сразу за которой начинались первые деревенские дома, которых, впрочем, всего было пару десятков. Монастырь пережил самые разные времена, история его восходила к временам Московского княжества. Несколько раз он практически поднимался из руин, воскресал из пепла. И выходя из храма на широкий монастырский двор, отец Георгий грустил о тленности человеческих жизней.

“Эти каменные стены будут стоять здесь еще долго. Мои внуки будут удобрять землю, а они – даже не потрескаются”, – метафорически подумал Соколов, так как никаких внуков, как и детей, у священника не было.

Когда за его спиной хлопнули двери храма, и свет молодого розоватого солнца коснулся глаз, Георгий убедился в своих догадках о страшной катастрофе. Декорации сменились, а суть осталась прежней – смерть была повсюду. В распотрошенных трупах молодых монахинь и простых прихожан, обугленных остатках хлевов и амбаров и даже в воздухе витала смерть. Вокруг монастыря были места живописные и в обычное время наполненные самыми разными звуками. Но не сейчас. Молчал скот, горланистые деревенские петухи также не подавали признаков своей утренней жизни, и даже лес, дом самых разных тварей, и тот молчал.

Человек в богатых одеждах протоиерея стоял у входа в храм, смотрел на полу-сгоревшие деревянные постройки, срамные трупы, и даже слегка растерялся, пока в мыслях Георгия не появились строки из одного священного текста.

“…И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч...” – вспомнил он библейский стих о всаднике.

И вдруг, словно просветление снизошло на святого отца. Словно осыпались пеплом повязки, прежде мешающие ему видеть. Внезапно он понял все. Ведь он так давно мечтал о дне подобном этому. Соколов вспоминал священные тексты разных народов, смотрел перед собой и не мог поверить своим глазам: открывающиеся перед ним виды, будто бы сошли со страниц древних писаний. Отец Георгий не сомневался: голос в его голове не плод воображений. И этот Голос – сам Порядок.

– Найди молодого апостола и отправляйся в Тверь, – повторил отец слова Голоса, – порядок хочет, чтобы я встретил кого-то. Пусть будет так. – решил Соколов и медленно, переступая через мертвецов и нечистоты, священник двинулся вглубь монастырского двора.

Владислав Сычев за свои сорок два года повидал многое. Но то, что произошло вчера, двадцать восьмого ноября, не вписывалось ни в какие рамки. Надломленная за годы контрактной службы в горячих точках психика человека едва не треснула окончательно. Находясь в беспамятстве в одной из часовен монастыря, ему снились сны. Сны о прежней жизни, которая после двенадцати часов ужасов казалась не такой уж плохой, так как даже самое жуткое воспоминание из прошлых лет блекло по сравнению с тем, что увидел Влад в храме.

• Предыдущая
• 13/68
• Следующая