Нелегалы 1. Операция «Enormous» - Чиков Владимир - Страница 50

На другой день Яцкову была направлена шифротелеграмма:

Яцков дважды перечитал шифровку. Последняя ее строчка вызвала у него недоумение — с чего бы это Центр запросил характеристики, когда уже дано указание временно законсервировать с ними связь. Но так ничего и не поняв, он подготовил для отправки курьерской связью два документа без каких-либо условностей и зашифровок, но под грифом «совершенно секретно».

Направляя эти два документа в Москву, Яцков не знал тогда, что затребовал их Вильям Генрихович Фишер — он же Рудольф Иванович Абель, который готовился в то время к нелегальной работе в США.

После указания Центра о временном прекращении связи с нашими помощниками я длительное время не выходил на встречу с Лесли. Однажды она позвонила мне из телефона-автомата на работу в консульство, что являлось нарушением требований конспирации, и немного измененным, но весьма требовательным тоном назначила явку на углу Бродвея и 12-й улицы. Я сначала колебался — идти или не идти? Советоваться в таких делах с сотрудниками резидентуры — опасно, да и не к лицу это резиденту. В условиях заграницы он — хозяин положения и в исключительных случаях должен сам принимать решения. Но неуловимая логика разведывательной работы иногда вынуждает идти на нарушение требований конспирации и даже на невыполнение подобных указаний Центра. Это был именно тот случай, когда я, не поставив в известность Москву, вышел на связь.

Лесли высказала мне недовольство тем, что ей приходится длительное время хранить дома «горячую» информацию кадрового сотрудника американской разведки агента Герберта и образцы форм для отливки имплозивных линз, доставленных от агента Калибра из Лос-Аламосского атомного центра. Несмотря на мои объяснения, что перерыв во встречах продиктован был беспокойством Центра о ее личной безопасности, Лесли не соглашалась с этим предложением и заявила о том, что у нее с мужем — Луисом — создалось впечатление, что после войны они стали не так нужны разведке, как это было раньше. Пришлось убеждать ее в обратном. При этом невозможно было не восхищаться преданностью и надежностью этих необычных людей. А они в самом деле — необычные. Если она, скажем, — буря, то он — скала. Когда она бушует, он — безмятежен. Где она нетерпелива, там он — само терпение. Она спешит, он никогда не торопится. Она — храбрая, решительная, он — несколько осторожен, любит принимать взвешенные решения. И хотя, должен признать, храбрые только осложняют жизнь разведчика, но на Лесли можно было положиться. С нею можно смело идти в разведку и делать великие дела. То же самое и с Луисом — мужественным, интеллигентным человеком, похожим внешне и по поведению на ученого или служащего госдепа. Зная хорошо этих надежных людей, я поэтому на свой страх и риск, несмотря на тогдашние запреты Центра, продолжал периодически поддерживать с ними связь в так называемом «дежурном режиме».

В конце ноября 1945 Терлецкий поехал к Петру Леонидовичу Капице и, передав ему письмо от Бора, сообщил, что он дважды — 14 и 16 ноября встречался с датским ученым и его сыном Оге Бором. Что Нильс Бор расспрашивал его о семье Капицы и о положении Ландау. На вопрос Петра Леонидовича, помог ли чем Бор его миссии, Терлецкий, не скрывая, заметил:

— Истинный смысл поездки к великому ученому остался не вполне понятным для меня. Ответы Бора на вопросы были очень общие. То он ссылался на то, что в Лос-Аламосе его не знакомили с деталями проекта, что он не участвовал в инженерной разработке и конструировании различных аппаратов, то он вообще не видел ни одной американской установки. И в конце концов заявил, что такие квалифицированные физики, как Капица и Ландау, которыми располагает Россия, в состоянии сами решить проблему. Особенно теперь, когда рассекречен и издан в виде книги доклад Смита, которую он подарил нам тогда. Это, пожалуй, единственно ценное, что мы привезли от Бора. Остальное, я имею в виду его ответы на вопросы, давно были известны Курчатову и его ближайшим коллегам…

Капица, поняв, что его «использовали», заставив написать Бору рекомендательное послание, в тот же день подготовил и отправил Сталину беспрецедентное для того времени письмо с резкой критикой Берии: