Серые волки, серое море. Боевой путь немецкой подводной лодки «U-124». 1941-1943 - Гейзевей Э. - Страница 9

Однако вскоре Роде обнаружил, что создатели проекта уделили гораздо меньше внимания удобствам экипажа, отдавая предпочтение технике и вооружению, хотя при водоизмещении 1100 тонн она была значительно больше, чем «U-64» с ее 770 тоннами.[4]

Конечно, Роде не ожидал увидеть здесь роскошных апартаментов надводного лайнера, однако при ее водоизмещении 1100 тонн, то есть значительно большем, чем у «U-64», он ожидал увидеть здесь больше жилищных удобств для экипажа, например, таких, какие он видел на иностранных подлодках.

Германские подлодки типа IX-B, так же как и типа VII–C, имели койки только для половины экипажа, так что, когда один член экипажа уходил на вахту, его место тут же занимал сменившийся с вахты. По лодке было неудобно передвигаться, поскольку, когда заканчивалась очередная вахта, почти все 48 человек должны были переходить с одного места на другое.

Во время еды с обеих сторон столов откидывались опускные доски, вследствие чего становилось невозможно протиснуться через помещение в это время. И если подводников вдруг вызывали на боевые посты, то возникал неописуемый бедлам, создаваемый 48 членами экипажа, одновременно мчащимися на свои боевые посты, оставляя по пути отдавленные пальцы, ужасающие проклятия и разбитую посуду. Таким образом, количество остающейся к концу похода посуды находилось в обратной пропорции к числу боевых тревог, объявленных во время еды.

И хотя на германских подводных лодках отсутствовали определенные жилищные удобства, такие как, например, кондиционеры, их команды были не слишком озабочены этим. Они хорошо сознавали, что эти удобства были принесены в жертву боевой мощи и маневренности их субмарин. И одного удачного ухода лодки от охотящегося за ней вражеского эсминца было достаточно, чтобы убедить самого требовательного члена команды, что прибавка маневренности за счет этих удобств была разумной платой за жизненные неудобства на борту. Даже у командира лодки были совершенно спартанские жизненные условия: малюсенькая выгородка, служившая как для служебных дел, так и для сна. И эту выгородку отделяла от остальных помещений лодки всего лишь зеленая занавесочка, создающая иллюзию изолированного помещения.

Однако из всех малых помещений лодки наиболее недоброй славой пользовался гальюн. На лодке имелось шесть торпедных труб; так вот это помещение именовалось «трубой номер семь». Оно, возможно, располагало одной из наиболее сложных гидравлических систем, да к тому же еще и наделенной особым норовом.

Следует начать с того, что его пользователь должен был заранее решить, собирается ли он справлять нужду сидя или стоя. После входа в это помещение было уже невозможно повернуться. После выполнения этим устройством основной функции его требовалось привести в другое, да к тому же довольно сложное положение, а именно в состояние выброса испражнений за борт.

Эти правила следовало постоянно держать в памяти, а они были довольно специфичны в части порядка открытия и закрытия клапанов и включения помпы. И все это демонстрировал каждому члену экипажа один из старожилов лодки. Но лишь на немногих лодках гальюны были настолько «послушны», чтобы позволить безнаказанно управлять собой всякому новичку и не дать ему при этом сдачи ударами по пяткам. Но они не были настолько лишены индивидуальности, чтобы подчиняться только установленным для них правилам, изложенным в установленных в этих помещениях инструкциях. Каждый из таких гальюнов обладал своей повышенно-болезненной чувствительностью к особенностям поведения пользователей их услуг.

Именно эти особенности жизни на подлодках чаще всего порождали разочарование у каждого нового военнослужащего, начинающего прохождение такой службы и предъявляющего завышенные требования к жизненным удобствам, выработанным у него предыдущей службой на надводных кораблях. Они оказывались переданными на милость нижних чинов, дававших им наглядные уроки жизни на подлодке. И эти учителя могли по своему желанию умолчать о некоторых технических хитростях пользования лодочными удобствами или опустить некоторые элементы необходимой сноровки, отделяющие успех от неудачи. Вследствие всего этого могло происходить и так, что молодой лейтенант вдруг выходил из «трубы номер семь», где солировал, весь в «поту» и с унижающим сознанием того, что подчиненные встретят его понимающими улыбками.

Командир лодки был безжалостен к тем, кто потерпел такую неудачу, заставляя его возвращаться в «трубу» и заново изучать инструкцию. Вышколенным немецким офицерам подчас казалось унизительным получать уроки того, как следует смывать унитаз гальюна.

В дополнение к весьма неудачному расположению этих хитроумных устройств все усугублялось еще и их недостаточным количеством на борту – всего два на всю лодку! К тому же одно из них было недоступно в первую половину срока патрулирования, поскольку располагалось позади кладовой провизии, и путь к нему оказывался заблокированным ящиками с ветчиной и столь любезными желудку немца сосисками. Использование этого гальюна могло начинаться только после уничтожения запасов.

И даже все это было большим шагом вперед по сравнению с тем, что имело место на лодках времен Первой мировой войны, как это следует из того, что рассказывал адмирал Фридебург, большой мастер повествований о подводной службе. На лодках тех времен вообще имелся всего лишь один гальюн, да к тому же он располагался сразу за камбузом. Чтобы попасть в него, нужно было протиснуться между переборкой и камбузной печью, а кок при этом еще и давал строгое указание каждому посетителю гальюна хотя бы раз помешать поварешкой содержимое котла. Таким образом, положение главного жизненного центра корабля определял для всего экипажа – от командира до последнего матроса – помощник кока.

Другим недостатком сантехнических систем подлодок являлось то, что их было невозможно использовать, когда лодки преследовались надводными кораблями противника, поскольку его гидроакустики четко улавливали шум срабатывания смывных устройств гальюнов.

Но подобные неприятности ожидали «U-124» в будущем, а пока она, только что сойдя со стапеля в Бремене, направлялась в Киль для прохождения швартовых испытаний.

На лодке подобралась дружная команда, и уже вскоре все трудности младенческого возраста были преодолены. Шульц был очень доволен достигнутыми результатами. Лодка хорошо слушалась рулей, и уже скоро удалось приспособиться к отличиям в ее поведении по сравнению с «U-64». Она была более ходкой, имела лучшие мореходные качества и больший запас торпед. Ему не терпелось получить шанс на их боевое использование. Конечно, потеря его предыдущей лодки поселила в его душе большое разочарование и горький осадок. А то, что она была потеряна, не потопив ни одного судна противника, что хоть как-то компенсировало бы горечь потери, делало эти переживания тем более горькими.

Бринкер же был подобен ребенку, получившему в руки новую игрушку.

Он практиковался в самых разных комбинациях срочного погружения как за счет использования гребных винтов и рулей глубины, так и за счет различного размещения балласта. Он проделывал с лодкой всевозможные эксперименты, какие только могли прийти ему в голову, чтобы уловить доли секунды времени ее погружения. Он придумывал различные приспособления, которые позволяли бы выиграть несколько лишних секунд на случай каких-либо опасных ситуаций, а кроме того, точно определил число оборотов гребных винтов при движении под электродвигателями, при котором их шумность в режиме подкрадывания становилась минимальной.

И все эти результаты, как и многое другое, он накапливал в своей памяти для незамедлительного использования при чрезвычайных обстоятельствах. Он понимал, что времени на использование этого опыта в таких обстоятельствах будет в обрез и искать какие-то записи будет просто некогда.

К тому времени, когда были закончены ходовые испытания, Бринкер уже в точности знал, на что способна лодка в любых ситуациях. За исключением, может быть, тех, которые связаны с глубинным бомбометанием, воспроизвести которое было просто невозможно.