Открывающий двери - Чалова Елена - Страница 6

• Предыдущая
• 6/48
• Следующая

Тем же вечером Шанита заявила отцу, что если он выдаст ее замуж за безумного урода, она перед свадьбой покончит с собой.

Никакие слова и уговоры не действовали, отец напрасно пытался объяснить, что жених вполне нормален. В конце концов он просто схватил бьющуюся в истерике дочь в охапку, затолкал ее в комнату и запер дверь.

— Будешь сидеть здесь до свадьбы! — рявкнул он.

Ах, как она плакала, как жалела, что не переспала с Павлом. Тот благородно заявил, что все случится, когда она сама захочет. А Шани мечталось о чем-то красивом, неземном: яхта или роскошная кровать в особняке, кружева и шелк, и чтобы горели свечи и все как в кино… Если бы оказалось, что она не девственница, отец, может, и отступил бы, побоявшись опозориться перед семьей барона, а теперь…

Выплакав все слезы, Шанита разбила зеркало и некоторое время крутила в руках острый осколок. Потом решила, что умереть она еще успеет, завернула его в платок и спрятала в карман. Собралась с силами и попыталась найти другой выход. Нужно выбраться из дома, а для этого придется притвориться покорной дочерью. Сделать вид, что она согласилась на замужество.

На следующий день пришли женщины из семьи барона и принесли подарки. Отец вошел в комнату вместе с ними и из-за спины показал дочери рукоятку хлыста. И Шанита заставила себя улыбнуться, примерила серьги и платье и согласилась завтра же ехать в город выбирать свадебное платье. Таков обычай — платье должна выбрать и оплатить свекровь, но мать Ромиля давно умерла, и теперь этим будут заниматься его тетки.

Весь следующий день она ходила по магазинам, послушно мерила вещи и украшения, и искала, искала способ убежать. Однако ее ни на минуту не оставляли одну, даже в туалет она ходила с эскортом.

И все же день не прошел зря — изловчившись, Шани украла у одной из цыганок мобильник. И вечером, после того как ее опять заперли в комнате, она набрала номер Павла.

На следующий день Шаниту должны везти в Москву, вернее, в Подмосковье, где решено было праздновать свадьбу. Сегодняшняя ночь — их с Павлом последний шанс. Теперь ей все равно, что скажет родня. Раз отец готов продать ее, красавицу Шани, сумасшедшему калеке, то она не станет покорно ждать своей участи. Только бы Павел смог что-нибудь придумать! Только бы вырваться из дома!

Девушка сидела в запертой темной комнате, вслушиваясь в ночные звуки. Вот под окном хрустнул гравий, и темная тень заслонила лунный свет. Шани кошкой метнулась к окну, протянула сквозь решетку руки:

— Паша, ты? Милый, забери меня отсюда…

— Т-с-с! — он торопливо поцеловал ее ладонь. — Я посмотрел, решетки заварены, так что окно не открыть. Мы пойдем в дом. Стой у двери и не шуми.

— Ты не один?

— Ваня со мной.

Девушка молитвенно сложила руки на груди. Господи, хоть бы у них все получилось! Хорошо, что Ваня согласился помочь. Он живет в городе и приходится ей сколько-там-юродным братом. Но не это важно, а важно, что с самого детства Ваня умел обращаться с железками и мог открыть любой замок, начиная от простенького запора в кабинете директора школы и заканчивая хитроумным устройством немецкого производства, установленным в бронированной двери владельца сети автосервисов. Шани метнулась к двери и замерла, прислушиваясь. Наконец она различила крадущиеся шаги, еще через минуту замок тихо щелкнул, дверь, скрипнув, открылась — и девушка бросилась на шею любимому.

Они почти беззвучно пробирались по темному коридору, как вдруг дверь одной из комнат распахнулась, вспыхнул свет и один из ее братьев, не веря своим глазам, уставился на замершую подле дверей троицу. Брат открыл рот, чтобы закричать, Павел бросился на него, все еще надеясь обойтись без шума, оглушить, связать столь некстати появившегося свидетеля. Мужчины покатились по полу, врубаясь в стены и двери, и вот уже гремят по лестницам шаги многих людей. Павла и Ваню схватили и выволокли во двор. Шани кинулась следом, цепляясь за мужчин, умоляя отпустить незваных пришельцев, но те лишь стряхивали ее, как надоедливую собачонку. Видя, как братья и дядья бьют ее любимого ногами, девушка закричала. И что-то было в ее голосе, что заставило мужчин остановиться и оглянуться. Она стояла посреди темного двора, держа руки у горла.

— Пошла в дом, девка! — крикнул отец.

— Отпусти его, или я убью себя! — в руках девушки блеснул острый осколок.

— Нет, Шани, нет! — Павел, с разбитыми в кровь губами и сломанными ребрами, пытался встать.

— Я сказала: отпустите их!

Но что значат для мужчин слова глупой влюбленной девчонки? Один из братьев, ругаясь, бросился к ней, отобрал стекло. К этому времени включили свет на крыльце, цыгане узнали сына хозяина конезавода, бить его больше не стали, просто вышвырнули за ворота. Отец отхлестал Шани по щекам и опять запер в спальне, пообещав, что завтра глаз с нее не спустит и даже если придется волоком за волосы тащить — все равно на свадьбу она прибудет вовремя.

Шанита хотела дождаться утра, но побоялась, что за ней могут прийти рано. Поэтому, выждав совсем немного, девушка вытащила из щели под окном второй припрятанный осколок, постояла недолго перед зеркалом. Еще раз пожалела, что не успели они с Павлом любить друг друга как муж и жена… А потом твердой рукой полоснула по шее — там, где бешено бился пульс.

Ромиль проснулся и вспомнил, что два дня назад ему исполнилось двадцать лет. Больше года прошло с тех пор, как он встретил демона, и жизнь его круто переменилась. Впрочем, у молодого человека не было чувства перемен. Для него жизнь не изменилась — она просто кончилась. Ромиль лежал и смотрел в потолок. Странно, что он вспомнил о своем дне рождения сегодня. Почему не позавчера? Ах да, позавчера ему привезли новую порцию таблеток и он, кажется, перебрал. Но это было хорошо… рука не болела, он словно забыл про нее. Зато ему хотелось рисовать… Ромиль со стоном потянулся и слепо нашарил стакан с водой на полу рядом с кроватью. Голова гудела, внутри словно все спеклось… Однако он все же сел, спустив ноги на пол. Выпил воду и уронил стакан на пол. Оглядел комнату. Вот уже некоторое время он живет в этом доме. На улицу почти не выходит — зачем? Какие-то люди обслуживают его, приносят еду, готовят ванны, кладут свежую одежду… Иногда он видит их, но совершенно не запоминает лиц. И вообще — может, это другой дом? Вроде прошлый раз окна были с другой стороны? И света было меньше?

Ромиль смотрел на окно и с ленивой растерянностью думал о том, что за ним. Двор? Улица? Деревья? И есть ли листва на деревьях? Или земля укрыта снегом, как белым саваном? Или грязь чавкает под ногами? Облачное небо дразнило его, но ответа не давало. Он окинул взглядом комнату. Кроме кровати, на которой он сидит, единственный предмет мебели, — мольберт и простой деревянный столик возле мольберта. На столике краски и кисти, и пахнет в комнате привычно — красками и растворителями… На полу подле окна сложена стопка листов. Наверное, это я рисовал, а потом отшвыривал очередной лист и хватал следующий. А потом кто-то собрал их и сложил стопочкой. Это картон, не холст. А мольберт пустой. Но на столе — стопка чистых листов.

Ромиль встал с твердым намерением подойти к окну и все же выяснить: какое там, черт возьми, время года? Его качнуло, комната поплыла перед глазами, но он все же удержал равновесие, шагнул вперед. Что-то хрустнуло под ногой, и тело наполнилось странным ощущением чужеродности. Ромиль опустил глаза и некоторое время с любопытством разглядывал собственную босую ногу в окружении блестящего стекла. Он пошевелил ступней, почувствовал тупую боль, и на досках пола появился кровавый след. Тогда он сел обратно на кровать и поднял ногу, разглядывая ступню. В нее вонзилось два осколка: один неправильной формы и такой большой, что в нем еще угадывалась округлость формы. Он лениво вытащил его и отшвырнул прочь. Второй осколок был меньше — совсем небольшой треугольник, матовый и тускло-красный. Ромиль окунул палец левой руки в кровь и задумчиво провел им по белой простыне. Потом равнодушно поставил ногу обратно на пол, не заметив, как тело его передернулось от боли и, протянув руку, поднял еще один осколок.

• Предыдущая
• 6/48
• Следующая