78 - Элтанг Лена - Страница 12

Моя жена не была похожа на мою мать; так же, вероятно, как я не был похож на своего отца. На свадьбу нам надарили кучу всякого скарба, и, среди прочего — красивую доску для игры в нарды. Едва я бросил кости — как почувствовал, что старая детская вина до сих пор со мной, и слёзы готовы покатиться из глаз. Жена старалась сделать вид, что ничего не замечает. Я взял меч и вышел на двор: немного поупражняться; а доска долго ещё пылилась в углу, пока мы не подарили её кому-то из гостей.

Вы не спешите? Осталось немного; две или три картинки, к сожалению, они плохо сохранились, всё как в тумане: то ли намудрили при проявке, то ли так и было, уже не разобрать.

Поле затянуто синеватым утренним туманом, по земле раскиданы то ли скирды, то ли тела людей. Я медленно, очень медленно ступаю на чуть подпружиненных ногах, покачиваю мечом из стороны в сторону. Иногда из тумана прямо на меня набегают воины: их рты распахнуты в крике, но я ничего не слышу: податливая тишина наполняет меня изнутри. Я едва заметно повожу мечом — и очередной мой противник, не переставая неслышно кричать, откатывается к скирдам.

Спроси меня — был ли я счастлив? Вспомню ли я хоть что-нибудь, кроме крови и грязи? Вспомню. Весна, дорога разбита колёсами обозов, я огибаю лужу по крохотной полоске молодой травы, жмусь к невысокой ограде…

По ту сторону — несколько деревенских девушек, одна из них подходит ко мне, заговаривает первой. Я дивлюсь её смелости и на мгновение забываю, кто я такой: подбираю с земли обломленную веточку с белыми цветами, с поклоном протягиваю ей — и тут же отвожу руку в сторону, смотрю ей в глаза… Она смеётся, и я смеюсь вслед за ней.

Странно: ваше лицо кажется мне незнакомым; вы нечасто посещаете лекции? Вероятно, вы с параллельного потока, а сюда забрели по ошибке? Ничего страшного, этот слайд — последний. Узнаёте?

Необыкновенно светлая ночь, с холмов стекают потоки серебристого тумана. Костерок, на огне — большой котёл с чистой водой. Я смотрю на воду, поднимаю глаза — и вижу своего отца. Он улыбается спокойной улыбкой, опускает в воду вязаночку полыни. Я зачарованно гляжу на поднимающиеся пузырьки. По всей долине, сквозь туман — скорее угадываются, чем видны другие огни; их очень много.

Из тумана появляется человек: это наш, мой и отца, воинский начальник. Он прихрамывает; видно, что ему очень холодно. За секунду до того, как вновь исчезнуть в тумане, он оборачивается. Мы с отцом одновременно поднимаем руки, жестом приглашая к огню. Он садится с нами, молча смотрит на воду. Все втроём мы смотрим на воду; мы ждём, когда она закипит.

Мы ждём долго-долго.

Несмотря на название, этот аркан далеко не всегда обещает романтические отношения (хотя нередко указывает на них). В первую очередь он описывает ситуацию выбора — как навязанного извне, так и обусловленного внутренней потребностью. В любом случае, это та самая ситуация, когда приходится "выбирать сердцем". Голова в таком деле обычно только мешает.

Проблемы: нерешительность, нестабильность (и внутренняя, и вполне может случиться, что в делах), склонность к кухонной философии. Очень трудно просить; еще труднее просить так, чтобы получать желаемое.

Сильные места: абстрактное мышление обычно на высоте, склонность к вычислениям и построениям блестящих гипотез.

Кроме того, Шестой Аркан описывает состояние любви — не к абстрактному вполне человечеству, а ко всему, что оказывается рядом, на расстоянии вытянутой руки. Состояние, в котором всякий жест диктуется любовью. Но это, как мы понимаем, великая редкость.

Мою добрую фею звали Еленой, и сначала она казалась просто старшекурсницей, которую прислали в нашу группу, помочь разобраться в мелочах новой жизни.

Я входил в громадное здание факультета, и всë не мог поверить, что прошел конкурс, и что я теперь студент Университета. Она делала диплом на кафедре с волшебным именем «Физиология высшей нервной деятельности». В их тесной, заставленной приборами лаборатории, с белыми крысами в клетках, подшивками журналов до самого потолка, реактивами на полках, легким запахом зверинца, трубочного табака и клея — время останавливалось и весь остальной мир исчезал.

Я приходил к ней каждый вечер, за окном был непроглядно черный парк и синий холодный фонарь, стены уходили в полумрак, а она сидела в круге теплого желтого света, прилаживала электроды к бритым головам покорных крыс, или разбиралась в бесконечных лентах, исчерченных самописцами. Мигали и мурлыкали приборы, я заваривал кофе, если его удавалось раздобыть, слушал ее истории, отвечал на неожиданные вопросы, чувствуя, как что-то ломается в сознании. Было страшно и весело взрослеть и понимать себя. И, конечно, когда я влюбился в однокурсницу с прекрасными темными глазами, и мне в первый раз в жизни ответили — я сразу поделился с Еленой. В этот день, в первый и последний раз, она была со мной мягка и сниходительна, а уже через неделю вернулась к привычному безжалостному анализу.

А вообще, странное ее воспитание давалось мне иногда с трудом и внутренним протестом. Елена не делала мне скидок на возраст или романтическое настроение. Однажды она дразнила меня весь вечер, рассказывала про свое тело, про свои желания, потом приблизилась на расстояние поцелуя — и мягко оттолкнула: «Нет, не нужно, просто пойми — мы все зависим от этого. Марш домой, мне надо работать!»

Потом, в апреле, когда асфальт уже почти высох, и оставался только легкий запах талого снега, ко мне домой пришла моя любимая. Она стояла в дверях и не хотела входить, не хотела говорить, а я знал, что она скажет, и не хотел слышать этого.

— Ты знаешь… я люблю его. Я хотела тебе просто сказать, сама.

— Да, понимаю. Зайди, хочешь чаю?

— Не надо, пожалуйста. Он ждет меня внизу.

Я дождался, пока в подъезде лязгнет пружина, и тихонько закрыл входную дверь. Выкурил сигарету у окна, поднял трубку.

— Ленка, она приходила ко мне сейчас.

— Всë плохо?

— Да.

— Приезжай ко мне.

Мне почти удалось успокоиться в дороге, так знобок и печален был ночной воздух, но когда я сел с ней рядышком, я расплакался, уткнувшись ей в плечо, и не сумел ничего рассказать. Да она и так все знала, конечно.

Мы выпили немножко коньяку и немножко чаю, и когда я снова смог говорить, я сказал ей:

— Я больше никогда не хочу этого испытать.

Елена посмотрела на меня очень, очень внимательно, помолчала и спросила:

— Ты думаешь, ей легче?