78 - Элтанг Лена - Страница 21

К сожалению, не со всеми соседями мне удавалось достичь такого высокого уровня взаимопонимания. В один прекрасный день мой музыкант исчез, а на его половину дома въехала пренеприятнейшая старушенция, большая любительница птиц. Кроме всего прочего, её внешность была примечательна жёлтыми зубами и фиолетовыми волосами. Большую часть своей жизни она проводила на кухне, в халате, изготовляя печенья и пироги в индустриальных количествах. Поначалу она пыталась всучить мне часть своей продукции. В конце концов мне пришлось объяснить ей, что обжорство — это не только вредно для здоровья, но, кроме того, страшный грех, и зачитать шестое канте из «Комедии» Данте в собственном переводе. То ли испугавшись Цербера, то ли поняв, что отравить меня ей не удастся, она на некоторое время оставила меня в покое.

Вскоре милая старая леди, однако, развернула целую военную кампанию против меня. Подняв над своей половиной дома большой американский флаг, при каждой встрече она обязательно докладывала, что от меня пахнет луком, и ехидно интересовалась, когда последний раз мне удалось полакомиться лягушками. Сначала я пытался объяснить ей, что я не француз, а итальянец, и что этот стереотип ко мне не подходит, но так как её регулярные вопросы не менялись, я махнул на них рукой. В попытке «напасть на её положительную сторону», как говорят в Америке, я подарил ей большую коробку конфет на Рождество. В ответ она вручила мне Библию в мягкой обложке.

— Может быть, Вам стоит перевести эту книгу на Ваш язык, — заявила она мне, — чтобы Вы точно знали всё о грехах и о наказаниях, за них положенных.

От подобного предложения мои глаза буквально выкатились на лоб, но, пока я придумывал достойный ответ, старушка огорошила меня очередным замечанием:

— Вообще, я не понимаю, как Вы можете быть переводчиком, когда у Вас такой сильный акцент.

Как и я, она практически никогда не покидала пределы нашего двора, и пересекались мы достаточно часто. С давних пор я привык по утрам работать в общем саду за домом. Обычно в это время я занимался правкой переведенного предыдущим вечером, поэтому для работы мне требовался только компьютер, текст оригинала и парочка словарей. Я выносил все это на садовый стол, укутывался в старый плед и проводил так два-три часа на свежем воздухе. Вылезая из кухни в сад в своём старом цветастом халате, миссис Добрая Душа регулярно, минимум раз в день, удивлялась:

— В наше время у молодых людей обычно столько дел! Чтобы добиться успеха, приходится работать и днём, и ночью. Только у вас, почему-то, находится время для того, чтобы сутками просиживать в саду.

Как-то раз, чтобы заставить её сменить катушку, я свил для неё целую трагедию о моей бабушке и о том, какой красивый старый сад рос вокруг её дома неподалёку от Милана. Я чуть сам не прослезился, описывая тихие летние вечера, которые мы проводили под сенью древнего кедра, обвитого виноградной лозой. Бабушка сидела в своём плетеном кресле, я устраивался у её ног и слушал её пересказы семейных легенд и рассказы о привидениях. Пытаясь пробудить в старушке чувство сострадания, я добавил несколько очень жалостливых деталей о первых годах моих скитаний по Америке и о сопровождавшей меня мечте завести свой дом и работать в саду каждый день. Соседка нахмурила брови и завела старую песню:

— Интересная же у вас работа. И вам платят деньги за сидение в саду?

Суть работы переводчика была ей совершенно недоступна. Сама же она, между прочим, выходила во двор рассыпать хлебные крошки и окаменелые куски печенья. Самые настойчивые вороны по полчаса подряд долбили это печенье, злобно каркая и стуча крыльями о землю. То ли она туда что-то подмешивала, — не даром я отказывался пробовать её продукцию — то ли просто из-за того, что голубям худело от обжорства, весь двор, включая и мой стол, оказались загаженными. После того, как за одно утро нечто неописуемое зеленого цвета дважды приземлилось на клавиатуру моего компьютера, от утренних занятий на свежем воздухе мне пришлось окончательно отказаться. Нет, в моих планах на будущее не фигурировала смерть от какой-нибудь страшной птичьей болезни. Достаточно с меня было того, что их неиссякаемая страсть к общению друг с другом снижала мою продуктивность примерно на полстраницы в час. Прежде чем окончательно ретироваться, я всё-таки спросил у старой ведьмы:

— Неужели Вы не боитесь заразиться птичьим гриппом?

— Чем-чем? — переспросила она, смотря на меня сверху вниз. — Вы имеете в виду эту европейскую болезнь? У нас в Америке птицы гриппом не болеют!

По сравнению с этой идиоткой новые соседи выглядели очень дружелюбно, настолько, что во мне проснулось нечто похожее на пресловутый американский оптимизм. К сожалению, дружить с ними сразу у меня не было времени: мне надо было закончить перевод. Пожав им руки, я закрылся в своей половине дома и потом, два с половиной дня изо всех сил пытаясь сосредоточиться на тексте, прислушивался к звукам расставляемой мебели. В субботу с утра, сидя за своим рабочим столом, я с некоторым ужасом наблюдал, как рыженькая развешивала кормушки по всему саду, по одной на каждое дерево и каждый куст. Её муж в это время собирал нечто, что очень быстро приобрело форму дивана-качелей с навесом. Наблюдая за их действиями сверху, из окна своего кабинета, я злорадно размышлял о том, что, несмотря на свой страшный ядовито-зеленый цвет, эта штука должна приобрести большую популярность у пернатых. Около полудня идиллическая парочка уселась в обнимку на свой диван-качели, и я чуть было не стал свидетелем того, что в переводе с итальянского на английский я обычно называю игрой в двухпозвоночное животное. От этого греха меня спас чёрный ворон, неуверенно усевшийся на ветке перед одной из кормушек и подозрительно на неё уставившийся. Сквозь открытое окно мне очень хорошо был слышен вопль рыженькой, отметивший это знаменательное событие.

Вечером в субботу, выйдя на улицу оплатить доставку пиццы, я в очередной раз столкнулся с рыженькой, которая мыла крыльцо. Мои соседи были вездесущи: на какой бы стороне дома я ни находился, в поле моего зрения то и дело попадался либо один, либо другая. Они уже успели повесить венок из сухих цветов на свою дверь вместе со стандартной табличкой «Добро пожаловать», на которой к тому же были выгравированы их имена: «Джо и Лиза Фокс». Я сказал рыженькой, что им бы следовало добыть себе табличку с надписью «Добро пожаловать в лисью нору». Шутка ей смешной не показалась, однако, несмотря на это, она всё так же дружелюбно повторила приглашение на завтрашнюю вечеринку. Во второй раз отказаться мне было ещё труднее, чем в первый; лучше бы уж я пошёл туда, чем лежать всю ночь в кровати и слушать их музыку. Видимо, за день я выпил кофе на одну чашку больше, чем следовало. Вполне вероятно, что я не могу спать из-за того, что и сегодня рыженькая весь день мелькала у меня перед глазами. День был тёплый, солнечный, и мои новые соседи позавтракали, пообедали и поужинали в саду, в то время как я сидел в своем кабинете и пытался не наблюдать за ними из окна. Из-за них и из-за их непрекращающейся музыки мои бедные овечки каркают, хлопают крыльями и покрываются рыжими змеиными головами, которые злобно кидаются друг на друга и, пронизывая пространство своими ярко зелёными глазами, расползаются в разные стороны.

Мне это очень не нравится: что же у них там такое происходит? Неужели у них всё ещё сидят гости? В таком случае, может быть и мне стоит к ним присоединиться? Взять с собой бутылку кьянти и распить её, сидя у камина, глядя в глаза рыженькой соседке? Да-да, пора вставать. Да и вороны опять взялись за своё, чёрт бы их взял себе на ужин. Сегодня я не смогу написать ни строчки. Надо встать, одеться и пойти посмотреть, что же за карнавал они там устроили. Они, кажется, местные, у них должно быть много друзей. Неужели мне придётся терпеть подобное безобразие каждые выходные? А на улице холодно, брр, солнца ещё не видно, и если бы не птицы да электрогитары, можно было бы ещё спать и спать. На самом деле, от парадной двери даже и гитар не слышно. В доме тихо; может быть, мне приснилась музыка за стенкой? Нет, не может быть. Скорее всего, магнитофон стоит где-то глубоко внутри дома, в одной из комнат, выходящих окнами на задний двор и примыкающих непосредственно к моей спальне.