Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович - Страница 30
- Предыдущая
- 30/54
- Следующая
– Какого позора?
Шеметова точно чего-то «не догоняла». И так же точно понимала, что со всеми этими странностями необходимо досконально разобраться. Не понятое, во-первых, не могло стать ее орудием и, во-вторых, могло стать орудием процессуальных противников.
– Вон у Алешки остались две дочки. Да жена Наташка. Да мать-старуха. Враги. Алешкина гибель, да еще от руки сосунка, их позор. Они будут до последнего стоять, чтоб мой Лешка навеки сгинул.
«Им-то несложно», – подумала Ольга, но ничего не сказала.
С такими слабыми позициями входить в процесс ей раньше не приходилось. А тут, оказывается, еще и родовая вражда.
– И кто еще, серьезный, из их клана? – спросила она.
– Многие, – ответила Анна Ивановна. – Петр Караваев, зампредседателя колхоза. Иван Рыбаков – райпотребкооперация. Степан Куницын – охотнадзор. Они все и родственники, и вокруг Алешки всю жизнь кормились. Теперь земля под ногами зашаталась. Мир рушится. А виноват мой сынок.
– С врагами понятно, – отложила вопрос Шеметова. – Давайте про друзей. Кого можно подтянуть к процессу? Неужели нет таких?
– Все родные за нас будут. Ну и нейтральных, – криво улыбнулась Куницына, – полдеревни. А в Любино, на суд, вообще как в кино пойдут. Поглазеть. Развлечений же мало. Да и разве зависит от них чего? – усомнилась она.
– Зависит, – подтвердила адвокатесса. – Еще как зависит. От нас зависят эмоции слушателей, от их эмоций во многом зависит приговор. Судьи ведь тоже люди. Должны вершить суд по закону и совести. Одно дело – когда просто номер статьи надо выбрать. Другое – когда речь идет о живом человеке, который рядом сидит.
– В клетке, – машинально вырвалось у Анны Ивановны.
– Именно, – безжалостно подтвердила Шеметова. – От того, что он – в клетке, у судьи и у публики только усиливается обвинительный пыл. На неконтролируемом, эмоциональном уровне: хорошего человека в клетку не посадят.
Теперь уже и у Куницыной, как недавно у бабушки, предательски заблестели глаза.
– Наша задача, – жестко продолжила Шеметова, – найти в деревне его друзей. Понять вместе с ними, почему дружили. Чем он был хорош. И донести все это до публики и судьи. Образно говоря, вытащить Лешку из клетки, хотя бы виртуально, в их речах и рассказах. Увидят в парне человека – пусть и жестоко оступившегося, – появится шанс. Не увидят – не появится, уж больно статьи страшные.
– Ясно, – сказала Анна Ивановна. Она уже была, как всегда, в рабочем тонусе. – К утру будет список друзей.
– Отлично, – подытожила адвокатесса.
Есть уже не хотелось ни ей, ни Олегу Всеволодовичу. Так много вкусного сразу они давно не пробовали.
Решили, с разрешения хозяйки, пойти прогуляться по деревне. Дочки Куницыных начали было объяснять дорогу, но Анна Ивановна, видя желание гостей выйти на свежий воздух, оборвала многословных доброхотов:
– Не потеряются. Три улицы – вдоль, одна – поперек.
На всех четырех указанных улицах уже была ночь.
Отнюдь не кромешная – архангелогородцы не зря шутят, что в Петербурге белых ночей не бывает, только серые. А уж белые – это у них, на Северах. В домах даже света не зажигали. Да и чего его зажигать, когда большая часть деревенских уже почивала. В деревне всегда рано встают и рано ложатся, подчиняя свой график естественным жизненным ритмам.
На улице было прохладно, однако не настолько, чтоб возвращаться за курткой.
Зато достаточно, чтоб вспоминать о смрадном московском зное как о чем-то ужасном, но очень далеком.
Впрочем, здесь и в жару было бы не так душно, как в московских асфальтово-каменных джунглях. Здесь, в деревне, джунгли были натуральные, хоть и северные. Деревья росли гуще, чем в парке. А живые изгороди росли так свирепо и колюче, что забор при них представлялся ненужным.
– Красиво, – сказала Шеметова Олегу.
– Очень, – необычно кратко ответил он, неторопливо вышагивая рядом.
– Не заскучаем за выходные? – спросила Ольга.
– Здесь работы на неделю.
Несколько шагов прошли молча.
– А о чем ты думаешь? – спросила Шеметова.
– Я вообще не думаю, – получила неожиданный ответ. – Этот воздух меня алкоголизирует.
– Тебя не только воздух алкоголизирует, – съязвила Ольга: ее партнер, обычно непьющий, позволил себе «с устатку» пару стопок холодной беленькой.
– И воздух тоже, – улыбнулся Олег Всеволодович. Она не видела улыбки, все же не настолько было светло. Но почувствовала ее.
Воздух действительно был феноменальный. Прохладный, вкусный, напоенный ароматами трав и цветов.
А еще – как будто сгустившийся. Обычно человек дышит машинально, автоматически, не замечая своих вдохов и выдохов. Здесь же дышать этим «концентратом» значило получать ежесекундное удовольствие.
Они прошли по длинной улице до конца. Кстати, не по земле, влажной от недавнего дождика и вечерней росы. А по довольно широкому деревянному тротуару. Свернули на боковую улицу и еще раз свернули, возвращаясь к дому Куницыных по параллельной.
Опять навалилась тишина, мягко прерываемая лишь пением ночных птиц да шуршанием насекомых. Трассу не было слышно; то ли из-за удаленности, то ли по причине позднего времени по ней никто сейчас не ездил.
– Олег, – прервала молчание Ольга. – Как думаешь, мы его вытащим?
– Не знаю, – понял вопрос Багров.
Речь не шла об освобождении. Речь шла о сроке, после которого человеку еще возможно пожить. Да и смертная казнь, несмотря на мораторий, нависала тяжелой глыбой.
– Я ж не спрашиваю, знаешь ты или нет, – рассердилась Шеметова. – Я говорю, как думаешь?
– Думаю, шанс есть, – ответил Олег Всеволодович. – В общем-то, это была пожизненная травля младшего старшим. Нельзя ж ее менять на пожизненное заключение.
– И я думаю, шанс есть, – сказала Ольга.
Если честно, еще минуту назад она так не думала. Потому что ей вдруг стало страшно. Мгновенно привиделось, что все их с Олегом усилия, все эти перелеты, раздумья, все ожидания Анны и Виктора – впустую. Только потеря куницынских денег и нервов. Но Олег ответил, и уверенность снова заставила ее голову включиться в обдумывание вариантов действий.
«Все-таки я пока слабый адвокат, – самокритично решила Шеметова. – Сильный не должен испытывать страх». А вслух сказала:
– Уверена, что отобьем парня.
– Не отобьете, – ответила пустота. – Он убийца. И будет сидеть до самой своей смерти.
Они оба повернулись на голос, но не увидели ничего и никого. Только густые переплетенные ветви облепихи и ивовых кустов.
Ольга вновь испытала чувства страха и неуверенности. Вернул ее в реальный мир Олег Всеволодович. Он взял девушку под руку и жестко ответил невидимому собеседнику:
– Поживем – увидим. Тоже мне, пифия ночная!
Больше с ними разговаривать не захотели. Наверное, за пифию обиделись. Однако продолжать прогулку настроения уже не было.
Что ж, работка предстояла не из легких.
Впрочем, люди, прилетевшие в деревню Заречье из далекой Москвы, тоже были не из тех, кто ищет легких путей.
Деревня Заречье
Таинственная и многообразная
Встали рано утром, свежие, выспавшиеся, словно проспали не шесть часов, а все двенадцать. Похоже, волшебный воздух действительно сказывался.
После вкусного завтрака – гречневая каша, томленная в русской печи, и парное молоко – Ольга и вовсе почувствовала прилив сил.
Не терпелось тут же куда-то бежать, с кем-то беседовать, что-то готовить. Шеметова даже слегка обиделась, когда Олег Всеволодович сообщил, что никуда идти не намерен. Еще более поражало то, чем он собирался заняться. С помощью Виктора, который и в электронике чувствовал себя уверенно, они налаживали телефонный, но достаточно быстрый Интернет: «железо» Багров, как оказалось, привез с собой. Неужели в Москве не наинтернетился, чтобы еще и здесь, в самой гуще событий, выключаться из реала?
- Предыдущая
- 30/54
- Следующая