Рай. Том 1 - Макнот Джудит - Страница 18
- Предыдущая
- 18/85
- Следующая
Но до сих пор она никогда не думала о том, чтобы взбунтоваться, потому что любой мятеж только подливал масла в огонь. Отец ненавидел, когда ему перечили, и, рассердившись, был способен неделями не разговаривать с дочерью. Но не только боязнь его гнева заставляла Мередит беспрекословно слушаться отца. Прежде всего, она все сделала бы, чтобы заслужить его одобрение, и, во-вторых, понимала, как, должно быть, унизила его распущенность матери и последовавший за этим скандал. Рассказав ей обо всем, Паркер добавил, что отец чрезмерно оберегает ее лишь потоку, что боится потерять, ведь у него больше никого не осталось, и, кроме того, смертельно опасается, что какой-нибудь неосторожный поступок дочери пробудит к жизни старые слухи и сплетни о поведении матери.
Мередит не особенно понравилось последнее замечание Паркера, но она хотела понять отца и провела пять недель, пытаясь объясниться с ним. Потерпев неудачу, девушка начала спорить, горячиться и вчера дело дошло до настоящего сражения, первого в их жизни. Из Северо-западного университета пришел счет за обучение, и Мередит отнесла его в кабинет к отцу, спокойно и тихо объявив:
— Я не собираюсь в Мэривилль. Поступлю в Северо-западный и получу диплом, который действительно чего-то стоит.
Она вручила отцу счет, но он отбросил тонкий листок бумаги и поглядел на дочь с таким выражением, от которого желудок свело судорогой.
— Неужели? — процедил он язвительно. — И каким же образом ты собираешься платить за обучение? Я уже сказал, что не дам ни гроша, и до тридцати лет ты не имеешь права ни цента тронуть из наследства. Теперь уже слишком поздно пытаться получить стипендию, и банк не даст тебе кредита, так что можешь позабыть о своих дурацких идеях. Будешь жить дома и учиться в Мэривилле. Ты поняла меня, Мередит?
Годами подавляемая неприязнь наконец вырвалась наружу.
— Ты совершенно нелогичен! Почему не можешь рассуждать «спокойно? Пойми же и меня! — вскричала она.
Филип намеренно медленно встал, резанув дочь разъяренно-презрительным взглядом.
— Я прекрасно понял. Понял, что существуют вещи, которыми ты хочешь заняться, люди, с кем ты желаешь встречаться, хотя великолепно сознаешь, что я не одобряю всего этого. Именно потому и желаешь отправиться в другой город, учиться в большом университете и жить в кемпусе! Что больше всего привлекает тебя, Мередит? Возможность жить в общежитиях, где полно парней, так и норовящих забраться в твою постель? Или…
— Ты просто болен! Обезумел!
— А ты — точная копия матери! У тебя есть все самое лучшее, а ты только и ждешь возможности завалиться в постель со всякой швалью…
— Будь ты проклят! — взорвалась Мередит, потрясенная силой собственной неудержимой ярости. — Я никогда не прощу тебе это! Никогда!
Повернувшись на каблуках, она устремилась к двери.
За спиной раздался громовой голос:
— Куда это ты бежишь, черт побери?!
— Ухожу! — бросила она, не оборачиваясь. — И запомни, к полуночи я не вернусь! Хватит с меня запретов!
— Немедленно вернись! — завопил он. Но Мередит, не обращая на него внимания, пересекла холл и вышла на улицу. Ее ярость лишь усиливалась, пока она садилась в белый» порше «, подаренный отцом к шестнадцатилетию. Отец окончательно спятил! Просто сошел с ума!
Мередит провела вечер с Лайзой и намеренно оставалась у нее до трех ночи. Отец ожидал ее в фойе, меряя пол широкими шагами. Он ревел, говорил гадости, сыпал ругательствами, и хотя у Мередит разрывалось сердце, она не позволила унизить себя и испугаться его гнева. Девушка выдержала словесную атаку, и с каждым жестоким словом решимость противостоять отцу лишь усиливалась.
Защищенный от незваных гостей и зевак высоким железным забором и охранником на входе, загородный клуб» Гленмур» располагался на десятках акрах изумрудных газонов, засаженных цветущими кустами и цветочными клумбами. Длинная извилистая подъездная дорожка, освещенная изящными фонарями, обсаженная величественными дубами и кленами, вела к парадной двери клуба и снова сворачивала у шоссе. Сам клуб, трехэтажное здание неопределенного стиля из белого кирпича, с толстыми колоннами, украшавшими широкий фасад, был окружен двумя полями для гольфа и многочисленными теннисными кортами. С обратной стороны стеклянные двери вели на живописные террасы, уставленные столиками под зонтиками и деревьями в горшках. Каменные ступеньки спускались с самой низкой террасы к двум бассейнам олимпийского размера. Сегодня, однако, бассейны были закрыты для купающихся, но на шезлонгах оставили мягкие ярко-желтые подушки для тех, кто хотел бы смотреть фейерверк полулежа или отдохнуть между танцами, когда оркестр выйдет играть на улицу.
Сумерки начали сгущаться, когда Мередит въехала в ворота, где служители помогали гостям выйти из машин. Она подкатила к переполненной автостоянке и поставила машину между сверкающим новым «роллс-ройсом», принадлежавшим богатому владельцу текстильной фабрики, и восьмилетней давности «шевроле», хозяин которого был куда более богатым финансистом.
Обычно полутьма всегда поднимала настроение Мередит, но сегодня, выйдя из машины, она по-прежнему была раздражена и расстроена, мысли блуждали где-то далеко. Кроме одежды, ей нечего продать, чтобы заплатить за учебу. Машина куплена на имя отца, и наследство под его контролем. На счету в банке у Мередит было ровно семьсот долларов и ни цента больше. Мучительно пытаясь найти решение, она медленно направилась к парадному входу клуба.
В такие вечера, как этот, охранники клуба и телохранители выполняли еще обязанности служителей автостоянки. Один из них поспешил взбежать на крыльцо, чтобы распахнуть перед ней дверь.
— Добрый вечер, мисс Бенкрофт, — поздоровался он, блеснув неотразимой улыбкой. Мускулистый, красивый, хорошо сложенный студент из университета штата Иллинойс, он подрабатывал здесь летом. Мередит знала это, потому что молодой человек сам рассказал обо всем, когда она пыталась загорать здесь на прошлой неделе.
— Привет, Крис, — рассеянно бросила она. Кроме праздника Четвертого июля, Дня Независимости, отмечалось также основание «Гленмура», и в клубе то и дело слышались веселый смех и разговоры, а члены клуба с коктейлями в руках, одетые в смокинги и вечерние платья, обязательные наряды для двойного праздника, переходили из комнаты в комнату. Интерьер «Гленмура» был куда менее впечатляющим и элегантным, чем в других, более новых клубах в окрестностях Чикаго. Восточные ковры, покрывавшие натертые деревянные полы, выцвели, а прочная старинная мебель создавала атмосферу скорее пуританского, несколько скучноватого довольства и покоя, чем роскоши и блеска. В этом «Гленмур» был похож на большинство первоклассных загородных клубов страны.
Старый и чрезвычайно эксклюзивный, он гордился тем, что престиж и недоступность, вызывавшие горячее стремление попасть в него, зависели не от мебели или удобств, а от статуса членов. Одно лишь богатство не могло стать гарантией столь желанного членства в клубе, если только не было подкреплено определенным положением в высших слоях чикагского общества. В тех редких случаях, когда кандидат удовлетворял этим двум требованиям, от него все же требовалось получить единодушное одобрение всех четырнадцати членов приемного комитета «Гленмура», прежде чем подать заявление о приеме. Эти строгие правила позволили за последние несколько лет положить конец притязаниям нескольких, внезапно разбогатевших предпринимателей, бесчисленных врачей, игроков бейсбольных команд, десятка конгрессменов и члена Верховного суда штата.
На Мередит, однако, не производили впечатления ни замкнутость клуба, ни его члены. Они были просто знакомыми лицами, многих из которых она хорошо знала, других встречала лишь мельком. Шагая по коридору, она механически улыбалась знакомым, заглядывая в различные комнаты в поисках людей, с которыми обещала встретиться. Одна из столовых была на этот вечер превращена в казино, в двух остальных устроили роскошный буфет. Везде толпились люди. Ниже, на первом этаже, в главном банкетном зале настраивал инструменты оркестр, и, судя по страшному шуму, доносившемуся оттуда, Мередит предположила, что и там полно народа.
- Предыдущая
- 18/85
- Следующая
