Иллюзион - Макушкин Олег - Страница 52
- Предыдущая
- 52/69
- Следующая
— Ты сильно изменил свой генотип? — спросил я. — В смысле, ты уже пользовался раньше генконструктором?
Шелест покачал головой.
— Нет. Только временные модификации с ограниченным сроком действия.
Он вытащил из кармана металлическую колбочку и протянул мне.
— Возьми. Можешь использовать, если захочешь.
Я протестующе поднял руки.
— Нет уж, спасибо. Не вижу необходимости превращать себя в мутанта.
— Необязательно меняться внешне. Ты можешь изменить свой характер. Это то, что войдет в стандартный комплект, когда мы начнем распространять их, — изменение характера на уровне ментальности. Скажи «нет» эгоизму, подлости, трусости, мелочности. Сделай себя лучше и чище.
— Прибереги свои лозунги для рекламной кампании. Я не вижу необходимости менять себя. Конечно, я не герой, как ты, но и становиться героем не собираюсь. Вот тебе как раз было бы неплохо использовать эту штуку — из идеологических соображений. Или ты считаешь, что твой характер и так уже истинно нордический и соответствует характеру «человека нового типа»?
Шелест помолчал. Потом опустил капсулу в карман.
— Я думаю над этим, — сказал он и повернулся.
Я смотрел на то, как он быстрыми шагами уходит в глубь туннеля, легко, будто и не было полуторачасовой изнуряющей гонки. Потом вздохнул и поплелся в противоположном направлении.
\Metro.cave
Освещение в туннеле присутствовало, и вроде бы достаточно хорошее — достаточно, чтобы разглядеть шпалы под ногами. Но вот вдалеке забрезжил свет, и Мирославу стало ясно, что он шел почти в потемках — желтые электрические лампочки уже отслужили свое, а многие вовсе потухли. Обрадованный, Мирослав прибавил шагу, различая вдалеке голоса людей.
Тени дрожали на стенах, отскакивая от извивающихся языков пламени. Костры были сложены прямо на полу станции, и обилие темных пятен на потрескавшемся мраморе свидетельствовало о том, что не первый день здесь жгут старую мебель и пьют пиво вместо того, чтобы суетливо бежать от дома к работе и обратно. Слыша голоса, песни, щелканье пламени и звон бутылок, Слава притормозил у входа на станцию, с некоторой опаской взобравшись на платформу по обвалившейся каменной плите. Но потом понял, что боятся тут нечего и некого.
Молодежь гуляла, наслаждаясь свободой и вседозволенностью. Возле костров сидели, стояли и лежали, булькали пивом в жестянках, заставляли хрипеть аудиотехнику и хрипели сами, терзая дребезжащие гитары. Какой-то умник въехал на станцию прямо на мотоцикле и демонстрировал друзьям сверкающую хромом новую «Яву». Косухи и банданы, джемперы и бейсболки, потертые джинсы и штаны-милитари, кроссовки и башмаки на платформе. Слюнявая радость со вкусом металлического кольца в губе и пропахшие пивом волосы подруги, покрытые скрипящей косухой худые плечи и выставленные напоказ мясистые бицепсы, заголенные пупки и зудящая под татуировками кожа. Мир, наигранно сложный и интуитивно простой — как любовь в шестнадцать лет.
Мирослав прошел через станцию, оглядываясь на девчонок и независимо встречая ревнивые взгляды парней. Где-то здесь была Кэти, загадочная девушка-хакер; они с Шелестом ни разу не встречались в реальности, но по закону Братства Хакеров доверяли друг другу как брат сестре. Услуга за услугу у них дошло до того, что Кэти взломала сервер нефтяной компании; если бы федералы доказали ее причастность к деятельности Шелеста, то впаяли бы не меньше десяти лет тюрьмы. Правда, в виртуальной реальности дружба Кэти и Шелеста длилась не один год; и должно быть, бессонные ночи, проведенные в чатах, засчитывались как совместный вечер в настоящем кафе.
На рукав Слава повязал платок со знаком от Шелеста — пришитый к ткани трилистник, вырезанный из компакт-диска. Но на этот знак никто не обращал внимания — разного рода символики на одежде здесь было в избытке, а лазерные диски ежеминутно сверкали в руках обменивающихся программами людей. Мирослав дошел до конца станции и остановился, разглядывая проходящих мимо девушек.
А смотреть надо было на парней. Какой-то верзила в футболке с гербом (озаренный солнцем земной шар между двумя снопами золотистых колосьев) подошел к Славе, и тот понял, что незнакомец давно уже следит за ним. Русые волосы и борода были частью распущены, частью заплетены в косички и украшены бисером. Мужественности парню добавляли тесные джинсы а-ля Курт Рассел и агрессивные татуировки на широких плечах. Но, судя по глазам, ему было лет двадцать, от силы двадцать пять — прищур еще не собирал пучки морщин, и взгляд, хотя и настороженный, не таил утомленной злобы.
— Ты — Шелест? — спросил парень низким звучным голосом.
Слава отметил, что на загорелых мускулистых руках белеют шрамы явно ножевого происхождения. И, конечно, не в тех местах, где режут руки самоубийцы. Целенаправленный поиск моментально дал результат: у правого бедра незнакомца висел нож в украшенных заклепками кожаных ножнах. Мирослав приподнял руку к виску, поправляя волосы и рассчитывая сразу ударить в глаза, в то время как вторая рука заблокирует удар ножом.
— Нет. Но меня послал Шелест, — ответил он настороженно.
— Ты, наверное, ищешь Кэти. Я ее друг, а друг Кэти — мой друг. Пойдем со мной.
Слава облегченно вздохнул. Очень уж ему не хотелось драться, тем более что парень, назвавшийся другом Кэти, вызывал симпатию сочетанием силы и какой-то детской наивности.
Они прошли к краю платформы мимо группы «волосатых», передающих по кругу единственный косяк и балдеющих под сочащуюся из динамика бесконечную музыку регги. Из основного туннеля подземки отходили боковые ответвления; в одно из них свернул не назвавшийся проводник. По мере удаления от станции ее веселый шум стихал, но люди навстречу продолжали попадаться.
Они спустились по винтовой лестнице, поднялись, проползли под нависшими кабелями и оказались в небольшой комнате, где двое парней лет пятнадцати, лежа на облезлом диване с джойстиками в руках, рубились в допотопную компьютерную игру на архаичной приставке к доисторическому телевизору. Кроме дивана и телевизора, другой мебели не было, а облезлые стены без обоев и каменный пол освещала лампочка, лишенная абажура.
Парни, на мгновение оторвавшись от игры, поприветствовали взглядами бородатого и, безразлично оглядев Мирослава, вернулись к экрану. Проводник вошел в соседнюю комнату, почти лишенную света, и исчез в темноте; Слава шагнул следом и даже не успел испугаться. Сильная рука заломила ему плечо и, скользнув вдоль спины, вцепилась в волосы; одновременно холодное лезвие прижалось к шее, где откинутой назад головой была беззащитно натянута кожа.
— Две секунды: какое варенье любит Шелест?
— Из айвы, — прохрипел Мирослав, чувствуя, как в кадык упирается острие ножа. — Он жил в Средней Азии и там пробовал айвовое варенье.
Свобода движений вернулась столь же внезапно, как прежде отступила. Страха Мирослав так и не почувствовал: все случилось слишком быстро, Обернувшись, он увидел в проеме двери освещенную фигуру бородача; тот виновато улыбался.
— Извини, так нужно. Проверка. Я и сам этого не люблю, но что поделать?
Мирослав сосчитал до двух и ударил бородатого под дых. Согнувшись, верзила вывалился в предыдущую комнату и прижался спиной к стене; Слава быстро шагнул следом и увидел, что пацаны стоят и внимательно смотрят на него, держа руки под одеждой.
— Все в порядке, — просипел бородатый, сделав успокаивающий жест в сторону парней.
Он медленно распрямился.
— Меня Данила зовут.
— Мирослав, — не пожать протянутую руку было нельзя; кисть Мирослава затрещала, но усугублять положение Данила не стал и отпустил руку.
— А ты неплохо бьешь. Не думал, что такой, как ты, может застать меня врасплох. Ладно, пойдем, проведу тебя к Кэти. Извини еще раз, что так пришлось... — он развел руками.
Вид у него был такой добродушный, что казалось — перед тобой рубаха-парень. И не догадаешься, что у этой кажущейся наивности есть обратная сторона.
- Предыдущая
- 52/69
- Следующая
