Собачья работа - Романова Галина Львовна - Страница 65

• Предыдущая
• 65/112
• Следующая

— Посидите здесь, — предложила я, достав из ножен на поясе кинжал и всадив его в дверной косяк так, чтобы он заклинил дверь и не позволил ее отпереть. — Постарайтесь успокоиться…

В ответ изнутри на меня хлынул поток площадной брани. Это меня не оскорбило — обложить со всех сторон и я могу. Удивило другое — откуда она-то набралась? Неужели от своего покойного мужа? Они, помнится, познакомились на войне… Ладно, пусть матерится сколько душе угодно.

В большом зале, куда я вошла некоторое время спустя, уже закончилась церемония представления и поздравления. Гости вслед за хозяевами спешили к столам. Музыканты по-прежнему играли, но за шарканьем ног, стуком отодвигаемых стульев и негромким бормотанием мелодия была еле слышна.

Князь Витолд и княжна Ярослава уже заняли места во главе стола. Оба были просто прекрасны, но я заметила, что князь еле сдерживает раздражение. Что его так рассердило? Неужели еще не может отойти после выходки Бедвиры? Вон и Хаши как-то странно косятся в его сторону. Еще бы! Возмутительница спокойствия оставалась их родственницей, снохой одного и свояченицей другого. Они могли действовать заодно или хотя бы покрывать женщину. А пан Матиуш… Он держался в стороне, помалкивал, прятал глаза, но за ним тоже стоило присматривать. Оказывается, он способен на убийство. Какие еще сюрпризы меня ждут? Стоит ли рассказывать Витолду о том, что мне случайно стало известно?

Стук деревяшки об пол трудно было не услышать. Едва дождавшись, пока все займут свои места, князь оглянулся на меня:

— Ну как она?

— Проклинает вас. Я заперла ее в комнатах.

— Это… не слишком хорошо.

— Мне ее привести?

— Нет-нет, не стоит. Пусть посидит, подумает. Я потом с нею поговорю. То, что Бедвира сделала, — это неправильно, недопустимо! Она должна быть наказана. И наказана сурово!

Я с любопытством смотрела на потемневшее от гнева лицо князя. На моей памяти он злился едва ли не впервые. И это было не простое раздражение, которое время от времени прорывалось в последнее время.

— Так что пусть посидит там одна. Я потом с нею поговорю.

— Мой дорогой, — вклинилась в разговор княжна Ярослава, — о чем речь? О той ужасной женщине, которая…

— Да! — непривычно резко ответил Витолд.

— Это кошмарно! Ее поступок не заслуживает одобрения.

— И она будет за него сурово наказана. Я потом придумаю для нее достойное наказание.

— А скажите, — девушка придвинулась ближе, — что такое она кричала? «Чудовище! Оборотень!» Это правда?

— Нет, — отрезал князь. — И вы, ясная панна, меня очень обяжете, если выкинете эту дурь из головы! Давайте начинать пир! Дайна, займите место…

Я кивнула, в глубине души терзаясь в догадках, в чем причина такой перемены настроения, и отступила на шаг, встав за кресло.

— Нет! — прозвучал недовольный голос. — Займите место за столом. Вместо пани Бедвиры!

Все гости рассаживались отнюдь не как попало. Для каждого, будь то приезжий из свиты княжны, дальний родич князя или человек из его свиты, было свое место. Один стул с высокой спинкой оставался пустым. Тот самый, который предлагалось занять мне.

— Витолд, — негромко промолвил милсдарь Генрих, — ты хорошо подумал, прежде чем…

— Да! — рявкнул тот, стукнув кулаком по столу. — Я давно уже не маленький мальчик и сам умею думать. Пора бы это понять… Займите свое место, Дайна, — тише повторил он. — В конце концов, у вас не меньше прав присутствовать на этом пиру, чем у кое-кого из приглашенных гостей.

Я пожала плечами и прошла к пустому стулу, чувствуя на себе десятки вопросительных, недоумевающих, настороженных взглядов. Особенно красноречиво было выражение лица Генриха Хаша. Еще бы — ведь освобожденное пани Бедвирой место находилось как раз рядом с ним. Да, праздничный обед в честь приезда княжеской невесты обещал запомниться надолго!

Вечером мне не сиделось на месте. Обед завершился через несколько часов и продлился меньше, чем планировали гости. Обычно такие застолья, начавшись во второй половине дня, продолжались до заката и даже до полуночи. Здесь же князь Витолд уже через три часа начал выказывать нетерпение. Он перестал пробовать блюда, которые ему предлагала княжна, почти не пил и посматривал по сторонам с растущим раздражением.

— Что с вами? — поинтересовалась пани Ярослава, когда князь в очередной раз отверг угощение — пирог с ягодной начинкой. В конце весны ягоды были огромной редкостью. Наверняка ради такого праздника открыли последний бочонок. Лично я вгрызлась в свою порцию, наверстывая упущенное. Да, мне часто приходилось присутствовать при обедах и ужинах князя и его приближенных, но лишь стоя за креслом, как и положено охране. Исключение составили те несколько дней, когда Витолд был вынужден обедать в своих покоях. Трапезу я большую часть времени делила со слугами. И хотя на наш стол перепадало кое-что от господского угощения, это были жалкие остатки того великолепия, которым потчевали князя. А тут… Я жевала за двоих, прекрасно понимая, что в следующий раз такой случай представится не скоро. Вряд ли я задержусь тут до свадьбы. Мне осталось всего один-два шага до того, чтобы вычислить, кто хотел убить моего подопечного. Завтра-послезавтра я их предприму, назову Витолду имя, получу восемьдесят злотых и вернусь домой. Мысль о доме, отце, матери и сестрах не отпускала ни днем ни ночью. Я уже мысленно представляла, как описываю девчонкам свои приключения; и не сразу сообразила, что со мной разговаривают.

— А?

— Я спросил, вы всегда так много едите? — грубовато повторил Генрих Хаш.

— Нет. — Я откусила от пирога и кивнула проходившему мимо виночерпию, чтобы он обновил содержимое моего кубка. — Только если представляется такая возможность.

— Странная черта для женщины, — подумал вслух старый рыцарь. — Обычно благородные дамы ведут себя более сдержанно.

Он показал глазами на княгиню Эльбету, которая старалась личным примером объяснить Агнешке, как надо есть — маленькими кусочками, не спеша. С другой стороны от девочки занимала место ее пожилая воспитательница, которая явно сидела на диете из-за несварения желудка. Маленькой княжне было скучно. Она давно уже наелась и вяло ковыряла поданное ей блюдо двузубой вилкой, даже не пытаясь повторить движения матери.

— А кто вам сказал, — я быстро дожевала пирог и облизала пальцы, — что я — благородная госпожа?

— Вы сами, кто же еще? Дочь шляхтича Дайна Брыльская. Ваш род древний?

— Ну, — я покопалась в памяти, — мой прапрадед сто двадцать лет назад был оруженосцем тогдашнего короля Людмила Второго Длинноногого.

Уже одного этого было достаточно, чтобы на меня посмотрели с уважением — королям не могли служить оруженосцами те, чей род насчитывал менее трех поколений знатных предков.

— Брыль — это…

— Городок. Небольшой такой городок. Он ничем не знаменит. Во всяком случае, ничем таким, о чем стоило бы говорить.

— А ваша семья?

— Обыкновенная, — я задумалась, сообразив, что мне нечего рассказать о родных. Я восемь лет никого не видела, не знаю, как они сейчас живут. Знаю, что у отца два брата — один ушел в монастырь, второй решил заняться торговлей и вроде неплохо преуспевал до войны. Но среди родных про него не говорили — такое считалось позором, роняющим рыцарскую честь. Кто еще? Всякие дядюшки и тетушки, большинство из которых уже старики, а некоторые умерли. Два или три трехродных брата, которые наверняка тоже ушли на войну и неизвестно, все ли вернулись. Ничего особенного!

— После смерти короля Людмила Длинноногого мой предок покинул двор. Ему показалось, что его наследник, Бруно Третий, не столь велик и достоин, как его отец, — уклончиво ответила я. — С тех пор род Брыльских не видели при дворе.

— Хм. Интересно! Это очень интересно, — милсдарь Генрих смотрел на меня как-то странно, отчего делалось слегка не по себе. Такое впечатление, что он приглядывался, примеривался… К чему? Этот человек меня недолюбливал с самого начала, так что его внезапные симпатии отнюдь не радовали. Особенно если учесть, что он — в числе подозреваемых.

• Предыдущая
• 65/112
• Следующая