Собачья работа - Романова Галина Львовна - Страница 72
- Предыдущая
- 72/112
- Следующая
Следующая комната. Опять за порогом темнота. Вздрогнула от грохота — это «подорлик» пнул еще одну дверь прежде, чем войти. Послышались шаги и голоса остальных шляхтичей. Они ворвались в комнаты, начали шарить по углам, тыкать мечами под кровати. Только пугают зверя, не понимая, что от злости и страха он может атаковать без предупреждения. Будут жертвы… Нет, надо осторожнее.
Здесь тоже пусто. Пусто и на душе — странная смесь облегчения и разочарования: «Я знала, что это будет. Но не знала, что все будет — так!» Странное чувство — ты одновременно охотник и добыча. Ты следишь — и за тобой следят. Ты это чувствуешь, ощущаешь чужой взгляд на затылке, но даже придумать не можешь, откуда исходит опасность. Предугадать, успеть защититься, укрыться в надежном месте… в…
Я — ду-у-у-ра!
Воспоминание озарило разум и одновременно обожгло душу. Смятая постель. Два тела на мокрых от пота простынях. Горячие объятия. Слезы из-под век. Прикушенная — чтобы не кричать — губа.
Вылетела из комнаты спиной вперед, натолкнулась на Тодора Хаша, успевшего вернуться из башни.
— Ты чего? Он… — Рыцарь глазами указал на распахнутую дверь: «Он там?» Молча качнула головой в ответ: «Нет!»
— Тогда чего ты…
Он осекся, наверное, заметив выражение моего лица, когда я сделала шаг в сторону своей двери. Протянула руку. За спиной со свистом втянул в себя воздух Тодор. Догадался?
Тихо толкнула дверь. Она со скрипом — громко, слишком громко! — отползла в сторону. Внутри темнота. Только светлое пятно на полу. Теперь осторожно.
Шаг. Другой. Сердце бешено застучало в ребра. Задержать дыхание.
Еще шаг. Мир вокруг исчез. Только я и тьма.
Шорох. Взгляд.
Вот он!
На долю секунды время застыло. Мы уставились друг на друга. Я — и обладатель горящих глаз. Был какой-то миг нерешительности — бежать или драться? — но потом за спиной послышался вскрик.
— Зверь!
И темная тень сорвалась с места.
Я ничего не успела сделать. Взмах меча вспорол только воздух, а за миг до того что-то с силой толкнуло в грудь, и от удара об пол из меня вышибло дух. Только краем сознания я уловила отчаянный вопль Тодора Хаша, которым он спугнул оборотня. Как из колодца, зазвучали чужие голоса. Послышались топот ног, лязг железа. Звон высаженной рамы. Снова крики…
Впрочем, это-то я слышала четче. Несмотря на падение и ушибы, вскочить удалось легко — перекатилась на бок, опираясь на руки и уцелевшее колено, встала на четвереньки и уже потом выпрямилась. И опять обошлось. Ребра, кажется, целы. Да мне просто неприлично везет!
Окно в конце коридора было выбито вместе с рамой. Толпа мужчин, толкаясь, лезла в него, чтобы увидеть все своими глазами. Я подползла, прижимая руку к груди. Ребра-то, может, и целы, но синяков на груди теперь будет — хоть плачь. Впрочем, кому на нее смотреть?
В глазах заметившего меня Тодора Хаша сквозили разочарование и боль.
— Он ушел! Сволочь! Я ничего не успел сделать — пронесся мимо, как… как…
— Я тоже, — рискнула сделать глубокий вдох, проверяя самочувствие. Ой, нет, кажется, поспешила радоваться — маленько дышать получается, а вот если посильнее, то в груди все болит. — Ничего…
— Ты ранена? — Рыцарь поддержал меня под локоть.
— Ничего. Ушиб, наверное. Отлежусь. Князя не нашли?
— Пока нет. Никаких следов. Только этот…
Витолда так и не отыскали.
До поздней ночи замок не ложился спать. Запершись в своих комнатах, молились женщины — придворные дамы княгини Эльбеты и княжны Ярославы. Невеста плакала навзрыд — пропал без вести жених. На бледное личико Агнешки было больно смотреть. Она переживала так, словно любимый брат уже умер. То и дело вспоминала, как он сам искал ее, и жалела, что не родилась мальчиком. На старом рыцаре не было лица. Генрих Хаш еле сдерживал чувства и все твердил, что если с Витолдом что-то случилось, то ему, старику, нет прощения. И что лучше ему самому лишить себя жизни, чем пережить эту потерю.
Пока одни горевали, а другие сыпали проклятиями, остальные прочесывали замок и поместье. Дозорные на стенах вскоре прекратили поиски — они случайно заметили нашу «пропажу». По их словам, выпрыгнув из окна, оборотень какое-то время бестолково метался по двору, а потом в три прыжка взлетел на парапет крепостной стены, перепрыгнул через зубцы и был таков. По нему выпустили несколько арбалетных болтов, но, судя по тому, как резво он кинулся вниз, ни один чудовища не достиг.
Однако оставалась тревога за князя. У меня здорово болела грудь, так что даже пришлось сделать тугую повязку, но оставаться в стороне я не могла. Мне все казалось, что Витолд где-то здесь. Я была готова простить ему многое — недавнюю вспыльчивость, трусость, слабости — только бы найти его живым. Ничего не хотелось сильнее, чем просто еще раз увидеть его глаза. Я — телохранитель. Я должна быть рядом.
Но его так и не нашли. Ни живого, ни мертвого. Облазили все — от тех самых комнаток на нежилой башне, про которые вспоминал Тодор, до подземелий алхимика. Уже перед рассветом, злые, невыспавшиеся, усталые, шарили по конюшням, дровяным сараям, птичнику, кладовым. Челядь ходила понурая. Госпожа Мариша рыдала на кухне и никак не могла перестать плакать и заняться своими делами. Едва ли не впервые в замке на ночь не поставили тесто для выпечки, так что утром слуги с извинениями принесли обычные лепешки, больше похожие по толщине и форме на блины, состряпанные на скорую руку.
Княжна Ярослава горевала, запершись в своих покоях, и отказалась спуститься, чтобы позавтракать. Княгиня Эльбета все-таки появилась, печальная, задумчивая, сообщила, что Агнешке стало плохо и стоит, наверное, послать в монастырь Богини-Матери за толковой целительницей. Милсдарь Генрих тотчас же отрядил в Пустополь гайдука.
Рассвет мы все встретили в пиршественном зале. Слуги убрали вчерашнее угощение, к которому так никто и не притронулся, но столы еще стояли, и льняные скатерти с них не были убраны. Слуги молча принесли вина и тех самых блинов-лепешек. Больше ничего в рот не лезло, но я заставила себя поесть, через силу запихивая внутрь куски и давясь каждым до тошноты. Война приучила, что есть и пить надо, пока есть еда и питье. Кто знает, когда в следующий раз доведется перекусить. Точно так же и сон — никогда не знаешь, где придется отсыпаться. К слову сказать, Тодор и брат Домагощ тоже налегли на завтрак. Уважаю. Остальные больше пили, чем ели, заливая потрясение вином. Пан Матиуш вовсе напился так, что слугам пришлось волоком тащить его в постель. Радость от исчезновения соперника на пути к власти или горе от потери родственника были тому причиной — не знаю.
— Мы не можем терять ни минуты, — говорил старый рыцарь. — Князь пропал без вести. Никто не знает, что с ним случилось. А этот оборотень…
— Его надо найти, — оторвался от еды «подорлик». — И как можно скорее. У нас еще несколько часов.
— Вы о чем?
— Сами же говорили — оборотень как-то связан с родом князей Пустопольских. Его появление и исчезновение князя — две стороны одной монеты. — Рыцарь выудил из кошеля злотый, подбросил на ладони, показав поочередно профиль короля на одной стороне и цифры на другой. — Еще несколько часов, максимум — сутки, чудовище будет бегать в этом облике. Оборотень опасен, не спорю, но и уязвим. Он — зверь, животное, ведомое инстинктами. А у нас, — убрав монету, «подорлик» постучал себя по лбу, — разум. Мы должны изловить этого зверя как можно раньше. Оказавшись в нашей власти, он сможет рассказать, что случилось с вашим князем. Что-то мне подсказывает, что он — последний, кто его мог видеть…
Брат Домагощ не закончил фразу, опять взялся за лепешки и нарезанное тонкими полосками холодное мясо, но явно не мне одной послышалось недосказанное: «Мог видеть живым».
— Я его убью, — тихо прорычал Тодор, сжав кубок с такой силой, что руки затряслись. — Сам, своими руками убью. С живого шкуру спущу, если только он мне попадется!
- Предыдущая
- 72/112
- Следующая
