Подарок тролля - Топелиус Сакариас (Захариас) - Страница 14

• Предыдущая
• 14/66
• Следующая

— Так и быть! — отвечает Аскеладден. — Посторожу я травку на лугу!

Но больше ничего отцу не посулил и сразу же на луг стал собираться.

Тут братья как захохочут, чуть от смеха не лопнули.

— Это он-то травку постережет?! Ха-ха-ха! Мы и то не смогли, где уж Аскеладдену! Ему бы только в ящике с золой за печкой сидеть да греться! Замарашка этакий!

Аскеладден на их речи и внимания не обращает, в их сторону даже не глядит.

Только вечер настал, пошел младший сын на сеновал, лег на сено, но спать не спал, а все прислушивался. Час проходит, другой проходит; загремело вдруг, загрохотало — до того страшно!

«Э нет, меня не запугаешь, — думает Аскеладден. — Только бы хуже не было! А такое я выдержу!»

Немного погодя опять загремело, загрохотало, земля затряслась. Сено на сеновале так ходуном и ходит.

«Э нет, меня не запугаешь! — думает Аскеладден. — Только бы хуже не было! А такое я выдержу!»

Вскоре опять загремело, загрохотало, земля затряслась, стены и крыша сеновала задрожали, вот-вот рухнут! Потом вдруг все стихло.

«Верно, скоро опять загремит!» — решил Аскеладден.

Однако кругом по-прежнему тихо-претихо было. И чудится вдруг ему, будто у самых дверей сеновала конь ржет. Подкрался Аскеладден к дверям, в замочную скважину глянул и обомлел: там и впрямь конь оседланный стоит, сено жует. Такого рослого, ухоженного, откормленного коня Аскеладдену видеть не доводилось. А на спине у коня доспехи рыцарские медные будто солнышко сверкают.

«Ого-го-го! Стало быть, это ты нашу траву по ночам лопаешь! — подумал Аскеладден. — Не бывать больше этому!»

Схватил он огниво, что в кармане у него лежало, да через голову коня и перекинул. А была в том огниве такая волшебная сила, что конь тут же как вкопанный стал, с места двинуться не может — сам Аскеладдену в руки дался.

Вскочил крестьянский сын коню на спину и прочь поскакал. Спрятал Аскеладден коня в потайном местечке — он один о нем знал — и домой пошел.

Приходит, а братья давай над ним глумиться да насмехаться:

— Недолго же ты бока на сеновале отлеживал, если вообще там был!

— Был я на сеновале, — отвечает Аскеладден, — до самого восхода солнышка. Только ночью ничего не видал и не слыхал. Ума не приложу, кто вас так напугал!

Братья рассердились:

— Ладно, поглядим, хорошо ли ты зеленый луг сторожил!

Пришли они на зеленый луг, а трава там по-прежнему густая и высокая.

Невзлюбили братья Аскеладдена, ходят — носы от него воротят. А Аскеладдену хоть бы что: за печкой сидит, песенки напевает.

Минул год. Пришла пора траву на лугу зеленом сторожить. Не хотят старшие братья на сеновал идти: насмерть в первый раз перепугались, забыть про то никак не могут. Один Аскеладден ничего не боится!

Снова пошел он на сеновал, лег на сено и прислушался. Загремело вдруг, загрохотало, земля затряслась. Потом второй раз, третий! Только гремело и грохотало куда сильнее, чем в прошлом году. А потом разом тихо-претихо стало! И слышится Аскеладдену, будто у самых дверей сеновала конь ржет. Подкрался он к дверям, в замочную скважину глянул и обомлел: там и впрямь конь оседланный стоит, сено жует. Такого рослого, ухоженного, откормленного коня Аскеладдену видеть не доводилось. Куда прежнему до этого! А на спине у коня доспехи рыцарские чистого серебра будто звезды горят!

«Ого-го-го! Стало быть, это ты нашу траву по ночам лопаешь! — подумал Аскеладден. — Не бывать больше этому!»

Схватил он огниво, что в кармане у него лежало, да через гриву коня и перекинул. Конь тут же как вкопанный стал, будто кто в цепи его заковал, — сам Аскеладдену в руки дался.

Вскочил крестьянский сын коню на спину и прочь поскакал. Спрятал он коня в потайном местечке, где первый пленник его стоял, и домой пошел.

Приходит, а братья давай над ним, как и в прошлый раз, глумиться да насмехаться:

— Ну как там нынче на зеленом лугу? Ни травинки, верно, не осталось?!

— А вы сами посмотрите! — отвечает Аскеладден.

— Ладно, поглядим, хорошо ли ты зеленый луг сторожил! — рассердились братья.

Пришли они на зеленый луг, а трава там по-прежнему густая и высокая.

Что тут с братьями сделалось! Видеть младшего не могут, носы от него воротят. А Аскеладдену хоть бы что: за печкой сидит, песенки напевает.

Еще год минул. Пришла пора траву на лугу зеленом сторожить. Не хотят старшие братья на сеновал идти: насмерть в первый раз испугались, забыть про то никак не могут. Один Аскеладден ничего не боится!

Снова пошел он на сеновал, лег на сено, прислушался. Загремело вдруг, загрохотало, земля затряслась. Потом второй раз, третий! Только гремело и грохотало куда сильнее, чем в прошлом году. Последний раз как грохнет — Аскеладден к другой стенке сеновала отлетел! А потом разом тихо-претихо стало! И чудится Аскеладдену, будто у самых дверей сеновала конь ржет. Подкрался он к дверям, в замочную скважину глянул и обомлел: там и впрямь конь оседланный стоит, сено жует. Такого рослого, ухоженного, откормленного коня Аскеладдену видеть не доводилось. Куда двум прежним до этого! А на спине у коня доспехи рыцарские чистого золота будто месяц сияют!

«Ого-го-го! Стало быть, это ты нашу траву по ночам лопаешь! — подумал Аскеладден. — Не бывать больше этому!»

Схватил он огниво, что в кармане у него лежало, да через хвост коня и перекинул. Конь тут же как вкопанный стал, будто кто его к земле пригвоздил, — сам Аскеладдену в руки дался.

Вскочил крестьянский сын коню на спину и прочь поскакал. Спрятал он коня в потайном местечке, где два других его пленника стояли, и домой пошел.

Приходит, а братья снова давай над ним глумиться да насмехаться:

— Ну, нынче ты, видать, на совесть зеленый луг сторожил! Глаза до сих пор продрать не можешь!

— Пойдите сами посмотрите! — отвечает Аскеладден.

Пришли они на зеленый луг, а трава там по-прежнему густая и высокая.

Обозлились братья, что Аскеладден их умнее да удачливее, ходят — носы от него воротят. А Аскеладдену хоть бы что: за печкой сидит, песенки напевает.

Слышат вдруг братья: кто-то по дороге скачет. Выбежали они за ворота, а навстречу им — гонец королевский на вороном коне мчится и громко возвещает:

— Тому, кто на вершину Хрустальной горы трижды верхом на коне въедет и трижды золотое яблоко из рук королевской дочери вырвет, король отдаст ее в жены и полкоролевства в придачу!

Гонец протрубил и дальше помчался — по всей стране и в иноземных государствах волю королевскую возвещать.

Призадумались братья. Знали они, что принцесса — красоты неописуемой. Кто на нее глянет, тотчас жениться готов, даже без всякого приданого. А тут еще пол королевства в придачу! Все принцы и рыцари небось тотчас теперь к Хрустальной горе кинутся. А гора эта высокая-превысокая, крутая-прекрутая, да к тому же гладкая и скользкая, будто ледяная. Туда не то что на коне верхом — ползком не поднимешься! А королевская дочка на самой вершине сидит!

Все же решили старшие братья счастья попытать, к королевскому двору отправиться. Аскеладден тоже было за ними увязался. А они как закричат:

— Ты что?! Никак прямо из ящика с золой к королевскому двору собрался! Да если ты, урод и грязнуля, с нами пойдешь, нас на смех поднимут!

— Больно надо мне с вами идти! — отвечает Аскеладден. — Я и один могу!

Отправились старшие братья к королевскому двору. А младший где-то сзади один плетется.

Шли братья, шли и пришли к Хрустальной горе. А там принцев и рыцарей со всего света видимо-невидимо — один другого краше, один другого нарядней. Кони под ними рослые, сильные, так и приплясывают. И каждый принц и рыцарь об удаче мечтает: уж кому-кому, а ему-то принцесса и полкоролевства непременно достанутся.

Гарцуют всадники на взмыленных конях, на Хрустальную гору въехать стараются. Да все зря. Только конь на гору ступит, ноги у него, как на льду, разъезжаются. Ни один конь выше нескольких футов[14] не поднялся.

• Предыдущая
• 14/66
• Следующая