Техника государственного переворота - Малапарте Курцио - Страница 28

• Предыдущая
• 28/34
• Следующая

Проблема Фьюме все более и более становилась проблемой внешнеполитической. Миниатюрное государство, созданное Д'Аннунцио в сентябре 1919 года, за несколько месяцев проделало в обратном порядке путь, обычно совершаемый другими государствами за долгие века: государство, которое, по замыслу Д'Аннунцио, должно было стать зародышем мощной революционной организации, атакующей пешкой националистической революции, началом пути революционной армии, идущей на штурм Рима, — это государство к концу 1920 года было всего лишь итальянским княжеством эпохи Возрождения, сотрясаемым междоусобными распрями и отравленным честолюбием, риторикой и страстью к роскоши своего Государя, слишком красноречивого, чтобы следовать советам Макиавелли. Слабость этого княжества заключалась не только в его анахронистичности, но и в том, что его существование было скорее фактом внешней политики, а не внутренней. Захват Фьюме не был государственным переворотом. Он не изменил внутриполитической ситуации в Италии: он только нарушил международную договоренность по Фьюме, которая ущемляла право народов самим решать свою судьбу. Это большая заслуга Д'Аннунцио, и это его большая слабость в плане революционной ситуации в Италии. Создав государство Фьюме, он превратился в важный фактор внешней политики Италии, но вышел из внутриполитической игры, на которую отныне имел лишь косвенное влияние. Роль, предназначенная легионерам Д'Аннунцио, по логике событий переходила к чернорубашечникам; пока он сидел во Фьюме, как государь независимого княжества, имевшего свои законы, свое правительство, свою армию, свои финансы и своих послов, Муссолини все больше расширял собственную организацию. Тогда говорили, что Д'Аннунцио — государь, а Муссолини — его Макиавелли; на самом деле для итальянской молодежи Д'Аннунцио был уже только символом, носителем национального духа, а проблема Фьюме свелась к традиционной теме, которую Муссолини использовал для нападок на правительство, в дебатах как по внешней, так и по внутренней политике. Однако существование государства Фьюме, хоть и выводило на какое-то время из игры опасного конкурента, все же беспокоило Муссолини: соперничество между ним и Д'Аннунцио вызывало определенную реакцию даже у его собственных сторонников. Те, кто пришел из правых партий, слишком уж симпатизировали Д'Аннунцио, а те, кто пришел слева — республиканцы, социалисты, коммунисты — они были в большинстве и образовывали основное ядро фашистских штурмовых отрядов, — не скрывали своей враждебности к этому призраку XV века. На этом соперничестве несколько раз, но всегда безуспешно, пытался сыграть и сплутовать Джолитти, надеясь спровоцировать открытую борьбу между Д'Аннунцио и Муссолини; но вскоре он понял, что не стоит терять время на это пустое занятие. Понуждаемый необходимостью как можно скорее уладить проблему Фьюме, он решил силой уничтожить государство Д'Аннунцио, и в канун Рождества 1920 года, воспользовавшись благоприятным стечением обстоятельств, послал во Фьюме ударные войсковые части.

На крик боли, вырвавшийся у легионеров Д'Аннунцио ответом был крик возмущения, прокатившийся по всей Италии. Фашизм еще не был готов к настоящему восстанию. Борьба предстояла тяжелая, черные и красные знамена гражданской войны уже развевались по деревням и рабочим окраинам на злом ветру этой зловещей зимы. Муссолини надо было не только отомстить за убитых во Фьюме, ему надо было еще обороняться от реакционных сил, желавших похоронить фашизм под обломками государства Д'Аннунцио. Позиция правительства и рабочих находила выражение в полицейских репрессиях и кровавых стычках, зачинщиками которых теперь были рабочие. Джолитти хотел воспользоваться кризисом, разъедавшим фашизм изнутри, и замешательством, вызванным в его рядах трагическим Рождеством во Фьюме, чтобы объявить Муссолини вне закона. Руководители Профсоюзов вели борьбу с помощью масштабных забастовок: целые города, районы, области оказывались парализованными в результате конфликта, вспыхнувшего в каком-нибудь маленьком городке, после первого выстрела начиналась забастовка: раздавался тоскливый вой гудка, заводы пустели, в домах закрывались окна и двери, движение останавливалось, пустынные улицы казались серыми и голыми, словно палуба броненосца перед сражением.

Прежде чем уйти с завода, рабочие снаряжались к бою: оружие появлялось отовсюду, из-под токарных, из-за ткацких станков, из-за динамо-машин и паровых котлов; кучи угля выплевывали ружья и патроны; люди с непроницаемыми лицами и размеренными движениями проскальзывали между мертвыми машинами, поршнями, кузнечными молотами, наковальнями, подъемными кранами, взбирались на железные лестницы, в кабины кранов, на погрузочные площадки, на островерхие стеклянные крыши, занимали боевые позиции, превращая каждый завод в крепость. Красные знамена появлялись на верхушках заводских труб. Рабочие собирались во дворах, разделялись на роты, подразделения, взводы; командиры взводов с красными повязками на рукавах отдавали приказы; когда возвращались патрули, посланные на разведку, рабочие покидали завод, молча шагали вдоль его стен, направляясь к стратегическим пунктам города. К Палате труда со всех сторон подтягивались отряды, обученные тактике уличных боев, чтобы защитить от возможного нападения комитеты профсоюзов, у всех дверей и на крышах ставили посты, в кабинетах на полу под окнами были сложены ручные гранаты. Машинисты отцепляли локомотив и на полной скорости ехали на станцию, бросая поезда в безлюдной местности. Деревенские жители перегораживали дороги повозками, чтобы помешать мобилизации фашистов и не дать подкреплениям чернорубашечников проехать из одного города в другой. Засев за изгородями, красногвардейцы, вооруженные охотничьими ружьями, вилами, мотыгами и серпами, ждали появления грузовиков с фашистами. Перестрелки завязывались на улицах, на железнодорожных путях, перекидывались из деревни в деревню, слышались в увешанных красными флагами предместьях больших городов. По тревожному сигналу заводского гудка, оповещавшего о забастовке, карабинеры, солдаты королевской гвардии, полицейские затворялись в казармах: Джолитти был слишком либералом, чтобы вмешиваться в борьбу, которую рабочие так успешно вели своими силами против врагов государства.

В угрожающей пустоте, образовавшейся вокруг них с началом забастовки, отряды фашистов, подготовленные к уличным боям, располагались на перекрестках, взводы, чьей специальностью были оборона и захват домов, готовы были идти на укрепление слабых мест, на защиту позиций, которым угрожало нападение, наносить стремительные и жестокие удары по организационным центрам противника; штурмовые отряды чернорубашечников, специализировавшиеся на просачивании на вражескую территорию, вылазках, индивидуальных акциях, вооруженные ножами, гранатами и горючими материалами, ждали у грузовиков, которым предстояло доставить их на место сражения. Это были отборные части, предназначенные для карательных операций. В тактике чернорубашечников карательные операции занимали одно из важнейших мест. Как только в предместье или в деревне становилось известно о гибели какого-нибудь фашиста, штурмовые отряды отправлялись на задание: Палаты труда, рабочие ячейки, дома профсоюзных вожаков немедленно подвергались нападениям, опустошениям, поджогам. Вначале, когда тактика карательных мер еще была ново1стью, красногвардейцы встречали фашистов стрельбой, у Палат труда, рабочих ячеек, на улицах предместий и деревень завязывался бой не на жизнь, а на смерть. Но страшная тактика вскоре принесла свои плоды: ужас перед карательными акциями подорвал боевой дух красногвардейцев, отнял у них мужество и желание защищаться, поразил в самое сердце организации трудящихся. При приближении чернорубашечников красногвардейцы, деятели социалистической партии, секретари профсоюзов, руководители стачечных комитетов убегали в поля, уходили в горы. Бывало, что все жители деревни, в которой убили фашиста, убегали в поля: прибыв на место, штурмовые отряды заставали только пустые дома, безлюдные улицы, и на мостовой — труп в черной рубашке.

• Предыдущая
• 28/34
• Следующая