Тайны одного Парижского бульвара - Мале Лео - Страница 16

• Предыдущая
• 16/31
• Следующая

– Ну, что ж, – говорит Наташа. – Это назревало уже давно.

– Теперь будет лучше, – отвечаю я.

– Вы думаете?

Она отодвигает свою тарелку и зевает:

– Лучше или нет, мне все равно. Это уж не помешает мне спать. Мне не помешает спать даже землетрясение... Правда, Соня?

– М-м, – ворчит та.

У нее клонится голова. Может быть, в знак утверждения. Может быть, просто потому, что она засыпает.

– Моя дорогая Соня! Наташа смеется усталым смехом:

– Ее лечение провалилось. Она рассчитывала на вас, чтобы снять усталость, а сваливается раньше меня... Разве я не говорила вам, что она капризна? Каприз заставил ее пригласить вас. А как только она приехала, её это больше не забавляет.

Она зевает, встает, волоча ноги, идет к окну, по-прежнему в одних чулках, и смотрит, как идет дождь. Потом подходит ко мне:

– Я очень огорчена, – говорит она, – что не... Её фраза теряется, проглоченная зевотой.

– О! Ничего, – говорю я. – Я ничуть не сожалею, что приехала. Я... Я была незнакома с русской кухней.

– А вам понравилось?

– Да, правда.

– Ну что ж, тем лучше...

Она указывает мне на Соню, развалившуюся на своем стуле.

– Пусть она поспит. Я покажу вам комнату для гостей.

Я начинаю протестовать. Она прерывает меня:

– Я прошу вас. Это такая мелочь. Я не могу отпустить вас под таким дождем. И тем более не могу проводить вас до Парижа на автомашине. Я слишком вымоталась. Позвольте мне приютить вас и, тем самым, извинить Сонину глупость.

Я ничего не отвечаю и соглашаюсь, кивнув головой. Нестор Бурма мне ведь рекомендовал подружиться с обеими женщинами, проникнуть в их мир. Я думаю, что мне это удалось. Я только спрашиваю себя о том, куда это меня приведет. Мое вдохновение иссякло. В конце концов, я все же выявила, какую женщину шантажирует Чанг Пу. Это лучше, чем ничего.

– Вот сюда, – говорит Наташа.

Вот уже больше часа, как я ворочаюсь в постели гостевой комнаты, подвергая жестокому испытанию совершенно новую роскошную ночную рубашку, которую Наташа сочла нужным непременно одолжить мне. Заснуть мне никак не удается... Возможно также, что бессознательно я к этому не очень стремлюсь... И однако... Боже мой! До чего же я устала, и я тоже. Несомненно, это нервное напряжение. Я встаю, зажигаю свет и иду полюбоваться на себя в зеркало. Это очень красивая и элегантная ночная рубашка. Немнущаяся. Тем лучше. Когда я получу ту долю с выигрыша по Национальной лотерее, которая мне причитается, я куплю себе дюжину таких. Я зеваю, гашу свет и снова укладываюсь в постель.

За окном по-прежнему льет дождь. Мелкий и монотонный дождь, который бьет по весенней листве деревьев. (Комната выходит в сад и в маленький лесок, который тянется за домом.) Не считая этого шелеста, полная тишина обволакивает большую виллу, погруженную в сон. Ветер стих. Мелкий дождь, монотонный... монотонный. Незаметно я погружаюсь в мягкую дремоту...

...Я смотрю на себя в зеркало шкафа. Шкаф открывается, и оттуда выходит белокурая женщина (Наташа?), одетая в казачий мундир. Этот мундир превращается в одежду парижского полицейского, а белокурая женщина приобретает черты Нестора Бурмы. Своей белой палочкой мой шеф дотрагивается до зеркала, в которое я продолжаю любоваться. Оно разбивается с ужасающим грохотом... как при взрыве... как при ударе грома...

Я недолго дремала.

Я так подпрыгиваю в постели, что едва не сваливаюсь с неё. Лиловый свет озаряет комнату, отражается в зеркале шкафа. На этот раз это настоящая гроза. Она разражается с огромной яростью над самым домом.

Маленький дождь гасит большой ветер, но сильный дождь поднимает бурю. Тем временем вспыхивают молнии и гремит гром, одновременно порыв яростного ветра бьет в окно и открывает его. Штора дергается и раздувается. Ледяной воздух проникает в комнату. Я бросаюсь к окну, но запутываюсь в занавеске. Ветер швыряет на меня огромную массу дождя. И так как моя прекрасная ночная рубашка водопроницаема... Наконец, мне удается схватить обе оконные рамы, соединить их, и я поворачиваю шпингалет, чтобы закрепить получше. И перевожу дух. И вот тогда снова сверкает молния, освещая, как днем, своим ядовитым сиреневым светом перебаламученный пейзаж, который открывается моим глазам за окном.

И я вижу мужчину. Он стоит там, у подножья дерева, нечувствительный к дождю, который хлещет ему по лицу, похожий на призрак или на лунатика. В руке он держит какой-то предмет. Оружие, дубинку, не знаю. Видение слишком быстро исчезает, чтобы я могла точно разобрать. Но я не могу забыть его глаза, устремленные на окно, за которым я стою дрожа, с трудом сдерживая крик в горле.

РАССКАЗ ЭЛЕН (окончание)

Все снова погружается в плотную темноту.

Я не трогаюсь с моего наблюдательного поста. С сильно бьющимся сердцем я жду следующей вспышки молнии. Она не заставляет себя ждать. Это – молния сериями, со вспышками неравной яркости. Все вокруг крутится под шквальным ветром, но под деревом никого больше нет. Может быть, никого и не было. Должно быть, я спала, была игрушкой моих нервов, галлюцинации...

Я вздрагиваю. Это не только страх. Холод тоже играет свою роль. Моя мокрая ночная рубашка прилипает к телу и, возможно, для какого-нибудь господина это был бы редкостный спектакль, но не для меня. Я убеждаюсь, что окно крепко закрыто, задергиваю штору, зажигаю свет и прохожу в туалетную комнату. Там я снимаю с себя мою рубашку и растираюсь махровым полотенцем. Затем надеваю банный халат, который валяется в углу, и направляюсь к постели. На моих часах два часа ночи.

Кажется, гроза стихает и удаляется. Дождь льет по-прежнему, но потише. Грома почти не слышно. Ветер дует более равномерно.

Все мои чувства обострены и, как бы ни были легки шаги в коридоре, я их различаю в полной тишине. Было бы удивительно, если бы такая гроза не разбудила обитателей виллы. Но... но зачем передвигаться с такими предосторожностями?

Я замираю и прислушиваюсь.

Шаги приближаются к моей комнате, останавливаются, и... дверная ручка начинает медленно поворачиваться.

Я бросаюсь к двери и прижимаюсь к ней, выгибаясь изо всех сил. Ищу глазами задвижку, ключ, но ничего похожего нет. С противоположной стороны на дверь кто-то надавливает. На столике, у постели, лежит тяжелая металлическая пепельница, которая может послужить весьма эффективным оружием. Я протягиваю к ней руку, не отходя от двери. Но стол слишком далеко стоит. Всякая надежда покидает меня. Только инстинкт заставляет меня еще сопротивляться, но я спрашиваю себя, насколько меня хватит. Я думаю о том мужчине... который с вожделением смотрел на меня... И вдруг я соображаю, что я могла бы закричать, позвать на помощь. Как же я об этом не подумала раньше? И как раз в эту минуту из-за двери доносится:

– Откройте же.

Я успокаиваюсь, слыша эти слова.

– Кто... кто там?

– Это я, Соня.

– Соня!

Боже мой! Мне кажется, я ее сейчас поцелую. Я с облегчением вздыхаю, открываю дверь и впускаю русскую.

Её пучок распущен, смоляные волосы, пронизанные редкими серебряными нитями, покрывают спину. На ней синий халат, наброшенный на ночную сорочку. На ногах шлепанцы.

Она плотно закрывает за собой дверь и с грозной и скорбной улыбкой встает передо мной. Её черные глаза, кажется, извергают пламя. Из обескровленных губ вырывается хриплое дыхание. Грудь вздымается.

– Идиотка! – шипит она. – Грязная маленькая идиотка и стерва!

Я не успеваю произнести ни одного слова, сделать ни одного жеста. Она хватает меня за отвороты халата и в ярости встряхивает. Потом резко отпускает и отталкивает. Я шлепаюсь на кровать. Халат распахивается, и я оказываюсь голой перед её глазами. И так, голая, сижу перед ней. Она оглядывает меня и говорит:

– У тебя красивое тельце дрянной грязной стервы. Тебе надо было бы стать шлюхой. Это было бы чище. В твоем возрасте я была шлюхой...

• Предыдущая
• 16/31
• Следующая