Камешек в жерновах - Малицкий Сергей Вацлавович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/130
• Следующая

Волчица подтолкнула Аенора плечом, замерла в дюжине шагов, а ее вновь обретенный отпрыск, не останавливаясь, добежал до ждущего собственную смерть Бродуса и переломил его одним движением лапы. Сомкнулись огромные челюсти, дернулись крепкие руки воина, но уже брызнула фонтаном из раздавленной груди кровь, раздался стон – и начальник стражи вольного города умер.

И тут Дан почувствовал, что ужаса больше нет. А есть только ненависть. Ненависть к этим воинам с пустыми лицами, к родной земле, которая готова впитать в себя любую кровь и снести любую обувь на своей спине, к трупу старухи-ари, водруженному невидимым кукловодом на деревянный помост, к Аенору, позволившему опутать себя чужой магией, к Хейграсту, променявшему собственную семью на этот ночной луг, к Райбе, захлебнувшейся визгом и бессильно повисшей в путах, к самому себе. И, задыхаясь от этой ненависти, Дан закричал. Так закричал, что на мгновение ему показалось, что все нари, стоявшие вдоль смертельного пространства, обратили к нему свои лица.

Нет. Показалось…

А широкоплечий служитель смерти уже подходил к столбу, на котором висел Латс. Вновь блеснул нож, и вот уже лучший воин Катрана сделал несколько неуверенных шагов вперед.

– Эх! Меч бы мне! – выдохнул Латс, поднял голову вверх, расставил руки, и на мгновение Дану почудилось, что где-то над головой бывшего помощника Валгаса захлопали крылья, но только почудилось. Вновь сомкнулись огромные челюсти Аенора, и жизнь покинула еще одно истерзанное тело.

А потом звезды затаили дыхание в небе. Что-то происходило, но время словно застряло в непролазной топи, будто закончилась ночь, началось утро, расцвел день, но Алатель так и не выкатил на небо, и звезды все также недоуменно поблескивали над головой. И служитель смерти то ли стоял неподвижно, то ли двигался рывками, то и дело исчезая во тьме. Вот он только что хмуро оглядывал разбежавшиеся подковой столбы и уже повернулся к Дану. Вот он только что делал первый шаг и уже обнажил нож над головой парня. Лопнули веревки, земля ударила в ноги и приняла на себя непослушное, затекшее тело. Сильные, бесчувственные руки подняли парня, встряхнули его, но ноги, только что освобожденные от тугих пут, не слушались, и земля вновь ударила в бок и по щеке. И вновь твердые руки подняли Дана и подтолкнули его в сторону грозных теней. А в голове отчаянным пульсом билась одна мысль: устоять, устоять, устоять… Один шаг, второй, следующий… Выпрямиться, расправить плечи, удержаться на ногах, качнувшись назад, сдержать дрожь в коленях и поднять глаза, поднять глаза, поднять глаза… Пес уже рядом. Идет к нему… Словно плывет в пропитавшейся сумраком траве. Ведь только возле столбов вытоптано, никто не решался ходить по полосе мрака, даже эти бесчувственные нари. И огонь, что безумием занимается в глазах Аенора, – не его пламя. Это отблеск чужого пламени. Только вот зубы его и морда выпачканная в крови – его. Неужели это тот самый пес, который не так давно принимал на себя удары дубин архов, защищая ребенка шаи. Вот уже горячее дыхание ударяет в лицо…

Пес замер. Пламя в его глазах исчезло, он недоуменно смотрел на камень, что висел на груди у Дана, и тяжело дышал. Облизнул окровавленную морду, с отвращением сморщил нос, на мгновение показав страшные клыки. Беспомощно повернул голову к Баюлу, Хейграсту, заскулил чуть слышно.

– Аенор, – попытался прошептать Дан, но не смог. Горло пересохло.

Сзади раздался предостерегающий рык. Затем более громкий.

Пес растерянно обернулся, виновато зевнул, но шерсть у него на загривке уже вздымалась. Черная волчица, словно вобрав в свои глаза пламя, погасшее в глазах Аенора, ринулась в сторону Дана. Аенор подставил плечо. Волчица ударилась о него всем телом, должна была смять, растоптать наглеца, но вместо этого сама отлетела в сторону, к столбам, походя рванула страшной пастью, переломила пополам безучастного нари, служителя смерти, и вновь двинулась к Дану. «Эх, Латс этого не видит», – вдруг всплыла в сознании мальчишки странная мысль. Колени задрожали, и вновь главным стало – не упасть!

Это был страшный танец. Дан, с трудом держась на ногах, поворачивался на месте, черная волчица, более всего напоминающая кусок мрака, вооруженный смертоносными клыками, описывала круги, стремясь добраться до мальчишки, но всякий раз на ее пути оказывался Аенор. Рычание клокотало в горле чудовища, не раз и не два она должна была сбить пса с ног, но всякий раз Аенору удавалось сдержать удар. Наконец огнем запылали не только глаза черной волчицы, но и вся ее морда, она бросилась вперед и, когда Аенор вновь подставил плечо, вонзила в него зубы. Раздался противный хруст, пес захрипел, повалился на бок и в последнее мгновение вцепился волчице в горло.

С трудом держась на ногах, Дан вглядывался в грызущих друг друга гигантских животных и никак не мог понять, почему с каждым рывком яростных тел они все больше запутываются в зеленых побегах? Откуда здесь, на вытоптанной земле Лингера, эти цепкие ветви? Вот они уже превратились в корни. Яростное рычание сменилось предсмертным хрипом, и, вырываясь из тесных объятий, волчица вдруг изогнулась стремительным языком пламени, вытянулась, напряглась и с жалобным воем обратилась бледнеющей тенью. Аенор еще тяжело дышал, но его дыхание превращалось уже в хрип, глаза закатились, и весь он напоминал огромное насекомое, попавшее в страшные сети древесного паука, превратившего его в непроницаемый кокон. Вот уже за сплетением древесных корней исчезло и подобие пса, раздался тяжелый вздох, и вслед за этим начал подниматься уродливый ствол степного эрна. Поползли в стороны ветви, покрылась бороздами темная кора. Защелкали почки.

Вздрогнули, зашевелились ряды нари. Словно очнувшись от забытья, попробовали затянуть заунывную песню колдуны-ари, но почти тут же зашумел ветер в раскидистой кроне. Прозрачная знакомая мелодия зародилась в ветвях и понеслась во все стороны. И как тогда, в Вечном лесу, Дан зачарованно вздохнул, улыбнулся поднимающемуся из-за края равнины Алателю и обессиленно опустился в оживающую под ногами траву.

Когда Дан открыл глаза, Алатель уже сиял над головой. Со всех сторон раздавались шум, гам, ржание лошадей, тянуло запахом соблазнительного варева, стучали топоры. Несколько плечистых нари рубили жертвенные столбы.

– Ну хвала Элу! – послышался бодрый голос Баюла. – Похоже, можно и по нужде отойти, а то ведь Хейграст так и сказал: не отходи ни на шаг, пока наш парень не придет в себя! А ты не только пришел в себя, но еще и выспаться успел!

– Мне это не приснилось? – прошептал Дан, сел, сбросив невесть как оказавшееся на плечах одеяло, и тут же понял, что сказал глупость. В дюжине шагов от него шелестел ветвями огромный эрн.

– Не приснилось. – Баюл стал серьезным. – Вот перекуси-ка! – Банги протянул Дану чашку супа. – Кажется, наша жизнь опять меняется. А вот и Хейграст!

Дан вскочил на ноги, потер руки, на которых все еще оставались рубцы, но Хейграста разглядел не сразу. Непросто было рассмотреть одного единственного нари среди лиг его собратьев. Хейграст вышел из толпы сам, быстрым шагом подошел к Дану и сжал его в объятиях, прошептав глухо:

– Спасибо, парень!

– А что я? – встряхнул головой Дан. – Это ведь камень ари!

– Да уж, – довольно прогудел Баюл. – Бесценный подарок! Одного я не пойму, ведь нет в нем никакой магии, отчего ж он выручает нас в который раз? Что в Азре, что в Багзе расположил к нам вастов, а тут вообще, считай, войну остановил!

– Остановил? – недоуменно переспросил Хейграста Дан.

– Остановил, – кивнул нари. – Часть войны. Правда, кажется, самую грязную ее часть. Впрочем, не камень это сделал, Баюл. Ты же сам говорил, что в нем нет никакой магии. Наверное, он просто не терпит магии. Ничего напускного, лживого, выдуманного… Надень его на шею, и все тебя будут видеть таким, как ты есть. Как и Аенор увидел Дана.

– Аенор, – прошептал мальчишка, оглядываясь на эрн. – Баюл рассказал тебе о Бродусе, о Латсе?

• Предыдущая
• 48/130
• Следующая