Записки коменданта Кремля - Мальков Павел Дмитриевич - Страница 7
- Предыдущая
- 7/63
- Следующая
С этим я и явился на «Аврору». Товарищи встретили меня радушно, выслушали, посочувствовали, но выделить людей отказались. Не можем, говорят, ждем приказа от Военно-революционного комитета, того и гляди будем пары поднимать и двигаться вверх по Неве, к центру города. Каждый человек должен быть на месте.[2]
Стоим мы на палубе крейсера, разговариваем, вдруг видим – катит броневик, за ним движется около роты юнкеров. Впереди – прапорщик. Подошли к «Авроре», прапорщик и кричит:
– Эй, на корабле. Там у вас Мальков, член Центробалта, есть?
– Есть, здесь он, – отвечает один из авророацев, – а тебе зачем?
– По приказу Верховного главнокомандующего Керенского мы арестуем Малькова. Пусть немедленно сойдет сюда и следует с нами!
Ну, тут такой шум поднялся, не приведи господи.
– Ишь ты, – кричат ему, – какой прыткий! Может, сам сюда поднимешься, мы тебе покажем такого верховного, что маму родную не узнаешь!..
Прапорщик рассвирепел:
– Это что, измена? Немедленно выдать Малькова, не то силой возьму!
– Силой? А ну, попробуй!
Прапорщик повернулся к своим юнкерам, что-то скомандовал; смотрим, те берут винтовки на изготовку, а броневик начинает поворачивать башню с пулеметом. Авроровцы рассердились не на шутку. Несколько человек бросились к орудиям и стали наводить их на юнкеров. Едва те увидели грозные жерла орудий, направленные на них в упор, их будто ветром сдуло. Прапорщик, подхватив полы болтавшейся шинели, первым бросился за угол. Не заставил себя ждать и броневик, поспешно укативший вслед за юнкерами.
Между тем дело со «Штандартом» у меня ни с места.
Отправился я во 2-й Балтийский экипаж. Разыщу, думаю, двух-трех ребят, что-нибудь сообразим. Только пришел, навстречу наш балтиец Анатолий Железняков, тоже делегат съезда Советов, парень смелый, решительный. Я к нему.
– Пойдешь, – говорю, – Анатолий, со мной царскую яхту забирать? Есть распоряжение Центробалта, надо выполнять.
– Ну что ж, – сразу согласился Железняков. – Пошли!
Отправились мы с ним сначала на «Штандарт» посмотреть, кто там из команды остался, что за народ. Ребята оказались ничего, против отправки яхты в Гельсингфорс никто не возражал. Только, говорят, своим ходом идти не может, буксир нужен, да не один, а несколько. Один не потянет.
– Ладно, – отвечаю, – мне ваше согласие нужно, а насчет буксира сам позабочусь. Будет буксир.
Сошли мы с Железняковым с яхты и двинулись вдоль берега. На мне матросский бушлат, а под бушлатом – здоровый американский пистолет системы «Кольт». Смотрим, буксир вроде подходящий стоит возле берега. Переглянулись мы с Анатолием – и на буксир. Подходим к капитану. Я командую:
– Швартуй «Штандарт». В Кронштадт поведешь.
– Не могу, – отвечает капитан, – у меня приказ командующего портом с места не трогаться.
Я вынимаю кольт:
– Вот тебе приказ!
Капитан сразу согласился. Железняков остался на буксире, а я на другой пошел. Рядом их еще несколько стояло. Там тоже пришлось «нажать». Ничего, подействовало.
Набралось у нас целых пять буксиров. Отшвартовали они «Штандарт» и потащили вниз по Неве, в море, к Кронштадту. У меня – гора с плеч. Наконец-то с проклятой яхтой разделался.
Было это в воскресенье 22 октября 1917 года. Как раз этот день Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов объявил днем Совета, днем смотра и мобилизации сил питерского пролетариата и солдат Петроградского гарнизона. Газета «Рабочий путь» вышла с большим аншлагом:
«Сегодня день Петроградского Совета. Товарищи рабочие и солдаты! Зовите массы под знамя Петроградского Совета! Все на митинги!»
Бурные митинги и собрания шли в этот день по всему городу. Шли они под большевистскими лозунгами, лозунгами передачи всей власти Советам, Настроение среди питерских рабочих и солдат было самое боевое. Про матросов и говорить нечего. Атмосфера была накалена до предела, чувствовалось, что вот-вот должна разразиться гроза.
Готовилась и контрреволюция. В Петроград стягивались верные Временному правительству силы. На улицах появились казачьи патрули, юнкера, броневики. На 22 октября назначили было крестный ход казаков, но в самый канун 22-го Временное правительство его отменило. Перетрусило, как видно.
Отправив царскую яхту в Кронштадт, мы с Железияковым направились на Петроградскую сторону, в Народный дом, где шел один из самых многолюдных митингов. Приходим. На трибуну лезут эсеры и меньшевики, только народ их не слушает, просто стаскивает с трибуны. Требуют большевиков. Большевистские ораторы выступают один за другим. Вот Луначарский, за ним на трибуне Яков Михайлович Свердлов. Луначарский говорит здорово, заслушаешься, а Свердлов и того пуще. Голос у него гремит, ну просто иерихонская труба. Народ кричит, аплодирует большевикам без конца.
Кончился митинг, я отправился в Смольный, к Якову Михайловичу. Застал его в Военно-революционном комитете.
– Так и так, – говорю, – прибыл на съезд Советов из Гельсингфорса. Матросы просили передать, что выступать пора, не то сами начнем. Хотелось бы знать, как ЦК решил.
– Связь с Гельсингфорсом мы держим крепкую, – отвечает Яков Михайлович, – настроение моряков знаем. Вопрос о восстании ЦК решен, выступаем в ближайшие дни. Скажем, когда будет нужно. Тебе же и сейчас дело найдется…
Послал Яков Михайлович меня к Подвойскому, а от Николая Ильича пошли поручения одно за другим.
Днем 24 октября зашел я во 2-й Балтийский экипаж пообедать. Там я кормился, пока находился в Питере. Слышу, матросы говорят: юнкера мосты разводят. Вот, думаю, история! Затеяло юнкерье центр от рабочих районов отрезать. Надо проверить! Позвал одного товарища, и отправились мы с ним в порт. Видим, стоит машина начальника порта. Подходим к шоферу.
– Поехали! – говорю.
Он и слушать не хочет: «Кто ты таков?» Я за кольт – шофер сразу переменил топ и стал вводить мотор.
Сели мы с товарищем в машину – и к Николаевскому мосту, Подъехали, будто все в порядке, мост наведен. На мосту и на набережных полно красногвардейцев, матросов. Вышел я из машины (товарищ остался шофера караулить, как бы не удрал), расспросил одного, другого. Оказывается, около двух часов дня явились юнкера, согнали с моста пешеходов, извозчиков, автомобили, остановили трамваи, закрыли всякое движение и начали разводить мост. В это время подоспели красногвардейцы и матросы с «Авроры», которую по распоряжению Военно-революционного комитета подтянули к Николаевскому мосту. Они разогнали юнкеров, навели мост и встали на его охрану.
Смотрю – в толпе один приятель, авроровец. И он меня увидел, подходит.
– Видишь, – говорит, – как дело оборачивается. Надо за юнкеров всерьез браться, такой приказ Ревкома. Так что зря околачиваться нечего!
Я и сам вижу, что надо действовать, только как? Надо, пожалуй, в Смольный ехать, к Подвойскому. Вернулся к машине, рассказал все товарищу.
– Поедем, – говорю, – в Смольный, в Ревком.
А он отвечает:
– Можно, конечно, и в Смольный. Да ведь дело-то ясное! Юнкеров разоружать надо, так и в Ревкоме скажут. Только выругают, что без толку ездим, время тратим. Может, сразу возьмемся?
Я еще утром слышал в Смольном о воззвании Ревкома к солдатам и рабочим Петрограда дать отпор контрреволюции, Там говорилось о решительной борьбе с юнкерами. Чего, думаю, на самом деле? Действовать надо!
Сели мы в машину и велели шоферу на Невский ехать, юнкеров ловить. Он и сам уже понял, в чем дело, парень-то оказался ничего и поехал охотно.
Выехали мы на Невский, смотрим, где юнкера. Как двух-трех юнкеров увидим, сразу к ним. Останавливаем машину, выскакиваем, пистолеты в руках: «Сдавай оружие!»
Наберем полную машину юнкеров и везем в Петропавловскую крепость, там охране сдаем. Так всю ночь проездили.
Под утро товарищ говорит: «Ну, мне пора обратно, в Балтийский экипаж».
Отвез я его, а сам в Смольный поехал. Только вошел, навстречу Николай Ильич.
2
«Аврора», закончив ремонт, швартовалась у причалов Франко-Русского завода, невдалеке от устья Невы.
- Предыдущая
- 7/63
- Следующая