Шантаж - Малков Семен - Страница 87
- Предыдущая
- 87/92
- Следующая
– На этот счет возражений, конечно, нет. Но для меня главное – это ты, доченька, твоя судьба! А внуки – дело второстепенное, – не сдавался Григорьев. – Я тебя люблю больше... всего остального.
– Что-то сомневаться в этом начинаю, – покачала головой Светлана. – Если я тебе дорога, зачем же толкаешь меня на аборт? Не боишься за мое здоровье? Думаешь, это не опасно?
– Вы что же, сговорились с матерью?! – взорвался Иван Кузьмич – обычное самообладание оставило его: видно, с возрастом нервы сдают. – У вас обеих... дефект какой-то в голове! Какая опасность – это в блестящих-то условиях Кремлевки? Всего бояться – так и жить не стоит! – И, ругая себя за несдержанность, опасаясь в раздражении сказать дочери еще что-нибудь лишнее, поднялся и вышел.
«И это говорит мне родной отец? Не дорожит мной, не хочет иметь внука! А если аборт кончится плохо? Не похоже, что его это беспокоит, а ведь он такой предусмотрительный. Странно все это! – недоумевала Светлана, поневоле вспоминая признание Нади. – Неужели это правда, и отец... мне не родной? Что-то не почувствовала в нем сейчас голоса крови, – удрученно думала она. Но тут же отбросила печальные мысли. – Нельзя мне волноваться! Для маленького моего вредно!»
Иван Кузьмич об аборте больше не заикался, но Светлана, как ни старалась, не могла избавиться от неприятного осадка, – он остался из-за его настойчивости и возродил ее сомнения. Как-то, завтракая с матерью на кухне после его ухода на работу, она не удержалась:
– Мамулечка! Давно вот собираюсь тебя спросить... – издалека начала она, глядя на нее невинными глазами. – А почему у вас с папой, кроме меня, нет детей? Ведь я теперь взрослая, скоро рожу сама, и ты можешь откровенно все мне сказать. Или это секрет?
– Да какие уж тут секреты? Особенно от тебя. – Вера Петровна не почуяла подвоха. – Роды у меня были непростые, с осложнениями, вот и не получилось у нас больше никого. А ты что, недовольна?
– Да... как тебе сказать... не совсем. Иногда мне кажется, что папа добрее был бы, если кроме меня еще кто-нибудь был – брат или сестра...
– Думаю, ты ошибаешься. Он мне сам признавался, что не любит детей. Но это-то я много позже узнала, а сначала даже боялась снова забеременеть. Казалось мне: если рожу еще ребенка – тебя меньше будет любить.
Светлана отметила в уме последнюю фразу и решила подойти к главному.
– Ты знаешь, мне иногда кажется, папа меня разлюбил. Так пристает ко мне с абортом, будто совсем не дорожит... и внука вроде не жаждет иметь... Разве может так... родной отец?
Вера Петровна бросила на дочь быстрый испытующий взгляд: «Неужели о чем-то догадывается?» Но не стоит опережать события.
– Он такой человек – сухарь. И по сути таким всегда был. По-своему он тебя любит.
– Но прости меня, мама, почему же ты вышла за него – такого? Неужели никого у тебя не было, кто нравился бы тебе больше?
«Что-то все-таки знает... Может, сказать? Все равно когда-нибудь да откроется правда...». И все же ушла Вера Петровна от прямого ответа – время еще не настало.
– Любила я, доченька, одного человека, как ты, больше всех на свете. Но... разочаровал он меня. – Она внимательно смотрела на дочь, пытаясь понять – что ей известно. – Потому и вышла за отца – знала хорошо, встречалась до этого. Он был свой парень, надежный. Мне казалось – очень меня любит.
– Значит, с горя вышла за папу? – заключила Светлана, по-женски поняв мать. – А того... до сих пор любишь?
– Экая ты, дочь, настырная! – рассердилась Вера Петровна, чувствуя, как заколебалась почва у нее под ногами. – Ну прямо допрос мне устроила! Для тебя это знать очень важно? Разве не о другом думать надо?
– Очень важно, мама, – серьезно ответила Светлана. – Если говоришь, что секрета нет, – ответь мне, пожалуйста, и мы к этому больше не вернемся.
– Ну ладно, коли так, – сдалась Вера Петровна, боясь потерять доверие дочери, но не в силах открыть ей всю правду. – Если хочешь знать, отца я никогда по-настоящему не любила, хоть многие годы мы прожили с ним дружно, в мире и согласии. Просто привыкла к нему, ценила, уважала. Всегда был он хорошим отцом и мужем. Но в последние годы я по-другому к нему относиться стала. Огромная власть его испортила. Стал он таким, как вот есть, и сейчас для меня... словно чужой.
– С отцом ясно. Сама вижу – не ладите вы – и считаю: он в этом виноват, – выразила свою солидарность Света и добавила настойчиво: – Но ты не ответила на мой вопрос.
– А что я могу тебе сказать? – Лицо у Веры Петровны затуманилось, она задумчиво смотрела на дочь, вновь вспоминая минувшее. – Любовь моя к тому человеку была, как твоя – на всю жизнь. Потом было угасла – когда думала, что бросил он меня. Но вот узнала, что мы стали жертвами интриги, она и разрушила наше счастье. Хочешь знать?.. Тот огонь не дает мне покоя и сейчас – по-другому все, конечно.
– Так что же, вы с папой... разойтись можете? – с замирающим сердцем тихо проговорила Светлана. – Это после стольких лет совместной жизни?.. И тебе не будет жалко?
– Вот здесь и кроется секрет моего несчастья – в натуре моей, – печально признала Вера Петровна, словно вынося себе смертный приговор. – Как бы ни оплошал Ваня – а он, доченька, давно уж мне изменяет, – первая его не оставлю. Буду нести свой крест до конца. – Подняла на дочь чистые, ясные серые глаза и произнесла торжественно: – Мы с ним в церкви не венчаны, но, если сам меня не покинет – навек буду ему верной женой.
Этот день с самого утра начался для Светланы неудачно. Еще до завтрака, когда она лежала в постели, тихонько ощупывая, поглаживая огромный свой живот и радостно ощущая толчки ребенка, зашел к ней Иван Кузьмич и устроил безобразную сцену – почему отказывается от аборта. И это на пятом месяце беременности... До этого он еще держал себя в рамках приличия, но теперь, когда прошли все сроки и он понял, что ничего не добился, не постеснялся в выражениях. Каких только оскорбительных слов не наговорил в адрес ее и Веры Петровны «Дуры безмозглые» – это еще самая мягкая характеристика. Выпустив пар, Григорьев, багровый от злости, уехал заниматься государственными делами.
«Да-а... не завидую сотрудникам его аппарата и посетителям», – думала Света со спокойной иронией. За последние месяцы она привыкла к его гневным демаршам, и они отлетали от нее как от стенки горох. И мать безответно выслушивала его ругань и проповеди. Не обращая на них никакого внимания, обе они добросовестно и деятельно готовились к важнейшему событию – рождению малыша.
Вскоре после ухода отца Светлану ждала еще одна, более серьезная неприятность. Сначала раздался телефонный звонок.
– Здравствуй, Светочка! – послышался в трубке сочный баритон Марка. – Как твое самочувствие? А настроение? – Помолчал и продолжал грустно: – Наверно, я тебе его испорчу, но деваться некуда – обязан.
– А что случилось? С Мишей что-нибудь?.. Или с Ольгой Матвеевной? – взволновалась она.
От Миши по-прежнему никаких известий, а мать его в последнее время сильно сдала – все к врачам приходится обращаться.
– Знаешь что, Марик, – нашлась она, чувствуя, что он не знает, как изложить по телефону неприятное известие, – ты не мог бы зайти ко мне и все подробно рассказать? Ты далеко находишься?
Последние месяцы они почти не виделись. Светлана со своим животом старалась на людях не показываться, но Марика она не стеснялась.
– Да совсем рядом! Я, собственно, за этим и звоню. И тебя хочется повидать, – честно признался Марк.
Когда он явился и проследовал за ней в гостиную, бросив печальный взгляд на ее подурневшее лицо и огромный живот, она усадила его в кресло, сама присела на диван.
– Ну выкладывай все не стесняясь. Я ко всему готова. Ты меня не щади!
– Значит, так... – Марк помолчал, собираясь с духом. – Вернулся из Афгана Сало... хотя ты же наших прозвищ не знаешь! – спохватился он. – Сальников Витек, парень из нашего двора. Насовсем вернулся, без ноги. Считает, что ему повезло.
- Предыдущая
- 87/92
- Следующая
