Завоеватели - Мальро Андре - Страница 6
- Предыдущая
- 6/43
- Следующая
Перед нами медленно проплывает занавес, скрывающий всё, — ни звука, только всхлипнула однострунная гитара. Парус джонки. Тепло — и как тихо!
Внезапно море огней перестаёт надвигаться на нас. Остановка. С оглушительным скрежетом ржавого железа опускаются якоря. Завтра утром в семь на борт поднимутся полицейские. Высаживаться на берег запрещено.
Утром
Матросы несут наши вещи в шлюпки компании. Нет ни одного грузчика. Мы скользим по морю, слегка покачиваясь в густой воде лагуны. Мы огибаем небольшой мыс, весь утыканный трубами и сигнальными мачтами, и внезапно перед нами возникает деловой квартал: торцом к нам стоят высокие дома, как в Гамбурге и Лондоне, но здесь на них наваливается мощная растительность, а над ними дрожит и завивается прозрачный воздух, как будто тянется из печной трубы. Шлюпка причаливает к вокзальному дебаркадеру, когда-то отсюда по железной дороге можно было попасть в Кантон.
По-прежнему ни одного грузчика. Говорят, что компания просила владельцев гостиниц прислать своих людей… Никого нет. Пассажиры с большим трудом взваливают себе на плечи большие чемоданы, им помогают матросы.
Главная улица. Город, зажатый между скалой, на которой он воздвигнут, и морем, в которое он вдаётся, — это полумесяц, а его главная улица, разрезанная лестницами, ведущими вверх от набережной к Утёсу, выписывает огромную дугу в лощине. Обычно здесь бывает сосредоточена вся жизнь острова. Сейчас она молчалива и пуста. Иногда два английских добровольца, держащихся друг друга и опасливо озирающихся, одетых, как бойскауты, пробираются к рынку за мясом или овощами. Где-то далеко слышен стук деревянных сандалий. Ни одной белой женщины. Нет машин.
Китайские магазины: бижутерия, ювелирные изделия, предметы роскоши. Я замечаю всё меньше английских домов, а когда улица делает резкий поворот, они вообще исчезают. Изгиб двойной, и улица кажется закрытой, как двор. Повсюду на всех этажах иероглифы: чёрные, красные, золотые, на вертикальных вывесках или же над дверьми, крохотные и огромные, на уровне глаз или на самом верху, в прямоугольнике неба. Они окружают меня, как рой мошек. В глубине больших тёмных проёмов, окружённых тремя стенами, сидят за стойками, глядя на улицу, торговцы в длинных халатах. Завидев меня, они устремляют свои маленькие глазки к потолку, на котором висят неизменные в течение тысячелетий товары: вяленые каракатицы, кальмары, рыба, чёрные колбасы, блестящие, будто лакированные, утки, розовые, как ветчина, — или, напротив, упираются взглядом вниз, к мешкам с зерном и ящикам с чёрной землёй, в которых укрыты яйца. На них падают жгучие, тонкие, пронизанные рыжеватой пылью солнечные лучи. И если я, пройдя мимо, оборачиваюсь, то встречаюсь с ними глазами — они смотрят мне в спину давящим, ненавидящим взглядом.
Английские солдаты стоят на посту у китайских банков, на которых сияют золотом вывески; двери банков закрыты решетками, как будто это тюрьма или бойня. Иногда я слышу, как стукает об асфальт приклад карабина. Бесполезный символ: упорство англичан, позволившее им завоевать дом за домом этот город на скале, ныне бессильно против пассивной враждебности трёхсот тысяч китайцев, не желающих больше быть побеждёнными. Оружие бесполезно… Не только богатства ускользают от англичан, от них ускользает сражение…
Четыре часа. Изнуряющая жара: вентилятор едва крутится, потому что электростанция работает вполсилы. На улицах от блестящего асфальта, отражающего голубое небо, вместе с пылью поднимаются волны горячего пара, более жаркого, чем воздух. Второй делегат от гоминьдана должен передать мне документы. Первый делегат, родом из Прибалтики, только что выслан. Возможно, мне удастся встретиться с европейским руководителем забастовки, немцем Клейном.
О втором делегате я знаю только то, что его зовут Менье и что он был когда-то механиком в Париже, а во время войны — сержантом-пулемётчиком. Когда он появляется на пороге своего очень скромного дома в колониальном стиле, стоящего у подножия Утёса, я не могу скрыть удивления: я думал, что это человек в возрасте, но на вид ему не больше тридцати пяти лет. Рослый, крепкий, бритый малый; из-за верхней губы, слишком подтянутой к тонкому носу, маленьких живых глазок, торчащих вихров он похож на игрушечного зайца; приветлив, говорлив и, очевидно, счастлив тем, что может перейти на французский. Мы сидим в плетёных креслах, перед нами высокие стаканы с мятным аперитивом, стекло их запотело… Минут через десять его прорывает:
— Ах, старина, до чего же чертовски приятно: этот сторожевой пёс Старой Англии, к тому же самый верный, этот Гонконг, — он же гниёт на корню, он подыхает! Ведь ты видел, что творится на улицах? Ты же приехал сегодня утром… Здорово, а? Даже очень здорово. Но это ещё не всё, старина, далеко не всё! В это надо войти, увидеть изнутри, и тогда ты сам поймёшь, как это чудесно.
— И что же можно увидеть изнутри?
— Ну, совершенно замечательные вещи. Например, цены. За те дома, которые в прошлом году стоили пять тысяч долларов, теперь просят полторы. А Служба безопасности, которая рассказывает сказки! Вот они распустили слух, что схватили Гона. Как бы не так!
— Так это неправда?
— Ну разумеется!
— Однако в Сайгоне все считали…
— Вот уж чего достаточно, так это всяких врак. Гон в Кантоне, живой и невредимый.
— Ты знаком с Бородиным?
— Таким был, наверное, Клемансо лет в сорок — сорок пять. Очень опытен. Единственное, в чём его можно упрекнуть, — слишком уж любит русских.
— А с Гариным?
— Недавно ему удалось совершить почти невероятное: он сделал из забастовщиков Кантона (которые жили на пособие, выбитое для них Бородиным и Гариным у правительства) активных агитаторов. Целая армия! Но от Гарина начинает разить покойником! То ли малярия, то ли дизентерия — кто разберёт? Ещё мятного, а? Неплохо здесь, в кресле, в такую-то жарищу. Да, вот что, возьми-ка сразу бумаженции, а то забудешь. А англичане здорово придумали, чтобы между Гонконгом и Кантоном ходили только военные корабли! Сейчас Клейн притащится, и вы поедете вместе. Он должен был уехать только через несколько дней, но его засекли, и ему нужно срочно драпать, если верить информации из Службы безопасности. Я-то уже давно понял…
— Ты уверен, что меня не будут обыскивать вечером, при отплытии?
— Зачем им это: ты здесь транзитом, и они знают, что бумаги у тебя в порядке. А ещё они знают, что обыск вообще ничего не даёт. Но ты, конечно, будь начеку. Чтобы добиться чего-нибудь, им надо засадить тебя в камеру, но это тебе пока не грозит. Высылка, самое большое.
— Весьма занятно…
— Да нет, всё просто: они предпочитают использовать Интеллидженс Сервис или же действовать тихой сапой. И они правы. У них ведь нелёгкое положение — формально они войны Кантону не объявляли. Они могли бы попытаться найти что-нибудь, но не так уж необходимо задерживать здесь вас с Клейном, для них вы мелкие сошки… Скажи-ка, а ты знаком с Клейном? Ах, да, ты же только что приехал…
Сказано таким тоном, что я спрашиваю:
— Что тебе в нём не нравится?
— Странный он какой-то… Но работает профессионально, ничего не скажешь. Я его видел в деле, и можешь мне поверить, он понимает толк в организации забастовок! А о Гарине я тебе ещё вот что хотел сказать: был в этой заварушке момент, когда он превзошёл себя. Когда он обработал кадетское училище. Без дураков, можно только восхищаться. Из китайца сделать солдата — это надо попотеть. А уж из богатого китайца! Он привлёк около тысячи человек — это офицерский корпус для небольшой армии. Через год их будет в десять раз больше, и я не знаю, какая китайская армия сможет им противостоять… Может быть, только армия Чан Сёлиня… Да и то не наверняка. Что до англичан, так если им вздумается поиграть в экспедиционный корпус (конечно, при условии, что тамошние товарищи развесят уши и позволят им отплыть), то будет на что поглядеть… Привлечь кадетов — это ещё было полдела, он присвоил им звания, налепил всякие нашивки, развёл субординацию… Это всё можно было бы сделать. Но он их свёл с грехом, Китаю почти неизвестным, — с храбростью. Я преклоняюсь, я бы точно этого не сумел. Конечно, я знаю, что ему очень помог Галлен и особенно командир училища, Чан Кайши. Именно Чан вместе с Гариным углядели самых серьёзных ребят. Они их взяли так, как англичане этот город: одного за другим, храбреца за храбрецом, нахваливая, подстёгивая, понукая. Без дураков! Попробуй сам отобрать сыночка у какой-нибудь мегеры с ногтем на мизинце вот такой длины, я бы на тебя посмотрел! Им очень помогло то, что в Вампоа послали учиться одного из сыновей бывшего вице-короля. И я думаю, что его собственная семья… В общем, здорово сделано. И то, что они вдолбили людям в голову, что кадеты — это не солдаты, а бойцы Революции, — это тоже здорово. Результаты все видели 25-го, в Шамяни…
- Предыдущая
- 6/43
- Следующая
