Иногда полезно иметь плохую память - Малышева Анна Витальевна - Страница 14
- Предыдущая
- 14/67
- Следующая
И в конце концов Наденька вытянула из него страшную правду — Станислав, ее Станислав давно уже был женат. История была достаточно банальной — падкий до девичьих прелестей Станислав обольстил когда-то некую уборщицу. Уборщица, при всей своей интеллектуальной неразвитости, оказалась бабой расторопной и женила Станислава на своей цепкой юной особе. У них родился ребенок — девочка, которая была на три года старше Юли. Однако Станислав решил, что, сходив в загс, исполнил все, что от него требовалось, и даже больше. На этом он счел свою семейную жизнь законченной. Он оплачивал жене содержание дочери и ее собственное, навещал их раз в неделю, а сам продолжал жить отдельно. Тут-то и появилась Наденька — милая, умненькая, кроткая. Однако о разводе, с женой и речи быть не могло: эта крепкая женщина вцепилась в него как клещ и грозилась, в случае чего, сходить в прокуратуру и самолично открыть закону довольно неприглядные подробности деятельности Станислава.
«Я уверен, что она-то меня и заложила, — мрачно говорил он Наденьке. — Проклятая баба».
Наденька молчала, как каменная. Она прикидывала варианты своей будущей жизни — уйти с ребенком… Куда? И как быть с Юлькой?
Станислав какой-никакой, а все же отец ей…
Любит ее, нянчится с ней… И она осталась — укоряя себя за безволие, за слабость.
А Станислав словно бы повеселел — тащил в дом всякие вещи, иной раз очень дорогие: «Юльке в приданое». Строил планы: «Подожди, Надюша, Юлька наша будет в золоте ходить!» — «В золоте? — с ужасом спрашивала Наденька. — Ты же обещал…» Станислав только смеялся, подкидывая к потолку дочь, и Наденька с грустью отмечала, что у крохотной Юльки на губах возникает та же самая улыбка — безмятежная, ясная, лучезарная.
Но даже такое относительное счастье Наденьки не было долгим. В один прекрасный день Станислав мрачно заявил, что ему придется исчезнуть. Он должен уехать в Швецию, иначе его загребут окончательно, и отсидеть ему теперь придется полностью. На этот раз не удастся откупиться. Нужно уезжать.
Есть такая возможность. «Какая? — машинально спросила Наденька. — Откуда у тебя там родственники?»
Оказалось, что еще полгода назад Станислав отправил туда жену с дочерью.
«Ты ведь не знаешь, — неохотно пояснил он, — у меня мать… Ну, ее фамилия Эстерзон. И я… Словом, взял теперь ее фамилию… И жена, конечно, тоже взяла мою… Под фамилией Эстерзон ее выпустили. И теперь мне можно ехать к ним…»
Наденька молчала. «Надя, пойми меня… Мне нельзя здесь оставаться! Квартира, конечно, твоя… И Юльку я обеспечу». — «Ничего не надо, — глухо ответила ему Наденька. — Я денег не возьму. Юльке ничего от тебя не надо».
Деньги, конечно, пришлось взять. Станислав, подозревая, что пересылать деньги из Швеции будет трудновато, просто-напросто открыл счет на имя Наденьки. «Я не буду брать этих денег», — предупредила она его. «Ну и глупо, — заметил освободившийся от неловкости Станислав. Теперь он говорил даже весело. — Трать на себя и на Юльку. Я думаю, через годик-другой я приеду и еще привезу…» — «Я не хочу тебя больше видеть», — ответила она. На этом они и расстались. Станислав поцеловал напоследок дочь, чмокнул в щеку окаменевшую Наденьку и отбыл в сказочную страну Швецию, откуда доносились звуки «АББА» и «Сикрет сервис», но собственный его голос не донесся ни разу. Станислав пропал — пропал окончательно.
Мать Юльки обменяла квартиру, оставленную Станиславом, и переехала с дочерью на Яузский бульвар. Тут ей было спокойнее, и она надеялась, что многочисленные знакомые Станислава навсегда забудут о них. А на старой квартире они постоянно напоминали о себе звонками: "Как там Стась? Не пишет? Нет?
Странно, что ничего не слышно…"
Замуж Наденька так и не вышла. А деньги, оставленные Станиславом на сберкнижках, постигла в конце девяностых годов общая участь — все эти тысячи превратились в прах, в бумажный мусор, как раз в то время, когда Юлька выросла.
Обо всем этом Юлька думала, лежа на постели и докуривая последнюю сигарету. Она пыталась вспомнить отца. "Какой он был? Красивый, я знаю. Фотографии остались… Веселый. Какой еще? Мать говорит — безответственный… А мне думается — просто несчастный. Запутался в женщинах, в своих махинациях. Конечно, сам виноват, что запутался, но все же… Мне кажется, он был не злой… Да и мать говорит, что злым он не был… Интересно, где он сейчас? В Швеции?
Мой отец — в Швеции, только подумать…"
Юлька разделась, залезла под покрывало и провалилась в сон.
Ее огненная голова произвела фурор на работе. Гоша и Сергей — двое мальчиков, проходивших практику в газете, встретили ее восторженными воплями.
— Повернись! Ой, умру! — визжал Гоша.
Более сдержанный Сергей молча рассматривал ее и неуверенно улыбался.
— Хватит орать, — мрачно бросила Юлька, усаживаясь за компьютер. — Лучше работайте.
— Мы и так работаем, — заметил Гоша. — А ты, между прочим, зря пришла. Тебе работы нет. Номер сдали в набор, а материал для следующего еще не принесли.
— И что же мне делать? — вздохнула Юлька. — Домой идти?
— Конечно иди! — поддержали ее мальчики.
— Или остаться? — размышляла вслух Юлька. Ей вспомнилось, что Женя обещал приехать к трем сюда, во двор. "Уйду — не встречусь с ним… — подумала Юлька. — А кто сказал, что не встречусь? Просто приеду к трем, сделаю вид, что и не уходила никуда.
Буду стоять на крыльце и курить, когда он приедет. А дома пока поем, поваляюсь… Еще голову покрашу! И к Максу зайду, может, он вспомнил".
— Мальчики, значит, так, — скомандовала она. — Я ухожу. Если полковник спросит, где я, скажете, что пошла в магазин за чаем…
Юлька сорвала с вешалки сумку и выбежала из редакции.
Матери дома не было. Юлька достала купленную по дороге краску, развела ее согласно инструкции и совершила над своей головой новый кощунственный акт. Обмотала шею старым полотенцем, чтобы кожа не покрасилась, и уселась на кухне с чашкой слабого кофе и сигаретой. «До трех успею… — подумала она. — Интересно, а вдруг это у меня превратится в привычку — ежедневно менять цвет волос? И все — из-за Жени… Что он подумает обо мне? Что он вообще обо мне думает?» Она вздохнула и потянулась к телефону. Набрала номер Макса.
Откликнулся он сам — мать была на работе.
— Привет, — сказал Макс. — Ты из редакции?
— Из дома. Сижу, крашу.
— Башку?
— Ну да. Стыдно стало.
— И какая ты теперь будешь? — поинтересовался Макс.
— Не знаю, — честно созналась Юлька. — Вообще-то должна стать Каштанкой, но, учитывая мой нынешний цвет волос… Ну да ладно.
Лучше скажи, ты вспомнил то, что вчера забыл?
— Если бы я помнил, что именно я забыл", я мог бы знать, вспомнил или нет, — немедленно ответил Макс. — Но поскольку я забыл, то даже если я это уже вспомнил, все равно ни за что об этом не догадаюсь.
— Идиот, — ласково сказала Юлька. — Я не поняла ни слова, что ты там болтаешь. Не вспомнил, значит?
— Нет. Но ничего страшного, еще вспомню.
Как твой роман?
— Пока никак, в три часа пойду на свидание.
— А, с новой головой… Будь осторожна, вдруг он вдохновится и немедленно дополнит свое сексуальное развитие…
— Свидание будет на открытом воздухе, так что не дополнит, — отпарировала Юлька. — И вообще, ты за меня не переживай.
— Легко сказать, — вздохнул Макс. — Мне не будет покоя, пока ты не пойдешь к венцу.
— Ничего, может, еще пойду, — успокоила его Юлька. — Кто знает.
— А тебе хочется?
— Как тебе сказать… Не знаю, Макс, — честно призналась Юлька. — То хочу, то не хочу.
Дело темное. Ну ничего, сегодня, может, что-то прояснится?
— Желаю счастья. — Макс чмокнул воздух возле трубки.
— Пока, — довольно грустно отозвалась Юлька и пошла мыть голову. Когда она уже вытирала волосы полотенцем, раздался телефонный звонок. Она чертыхнулась: «Максу больше делать нечего, обрадовался, что я дома!»
- Предыдущая
- 14/67
- Следующая