Иногда полезно иметь плохую память - Малышева Анна Витальевна - Страница 22
- Предыдущая
- 22/67
- Следующая
Юлька натянула платье, надела туфли на босу ногу и вышла из ванной. «На этом придурке надо поставить крест. Пойду пну его и попрощаюсь».
— Где ты там? — крикнула Юлька самым злым голосом, который могла изобрести. Ей никто не ответил. Она заглянула в комнату Жени, но там его не было. "Прячется, подонок, — подумала она. — И правильно делает. Я могу вести себя, как тетеря, но если меня разозлить…
Но где же этот болван?"
Болван обнаружился в кабинете отца. Он лежал ничком на диване и плакал. Юлька, вошедшая в кабинет с твердым намерением проститься с ним навсегда, сразу переменила решение.
— А это еще что такое? — грубо спросила она. — Совесть замучила?
Женя не ответил ей, только еще глубже зарылся лицом в скомканный плед.
— Значит, это я должна тебя утешать? — возмутилась Юлька. — Ничего себе! Спасибо этому дому, пойдем к другому. Пирог был восхитителен. А ты сам просто омерзителен. Все!
Пока!
Однако, высказавшись столь решительно, она вовсе не поторопилась уйти. Что-то мешало ей — и это «что-то» было очень похоже на обыкновенное любопытство.
— Что ты, собственно, плачешь? — спросила она, злясь на себя за нерешительность. «Подойти, дать ему по глупой башке и никогда больше его не видеть, — уговаривала она себя. — Ведь он меня оскорбил. Что я с ним церемонюсь». Но уйти она не могла.
— Юля, прости… — глухо проговорил Женя, не поднимая лица от подушки.
— ? — Что ты там бормочешь, ничего не слышно.
— Прости меня. — Он перевернулся и посмотрел на нее заплаканными, какими-то детскими глазами.
— Ну вот, — вздохнула Юлька. — Ты что же думаешь: сказал «прости» — и дело в шляпе?
Скажи мне, пожалуйста, что на тебя нашло?
— Я думаю, что я.., тряпка.
— Тряпка? — изумилась Юлька. — Ну, вел ты себя скорее как дубина.
— Юля, я не хотел…
— Ладно, помолчи. Ты, кажется, не в состоянии ничего вразумительного сказать. Ничего толкового. Бормочешь всякую чушь.
Юлька посмотрела на него. Растрепанный, заплаканный, жалкий… Совсем не похож на насильника. Она почти чувствовала к нему жалость.
— Юля, пойми! — Он несколько оживился. — Ведь это только потому, что я тебя люблю. Ну да, я поступил очень грубо. Очень глупо. Я, наверное, все испортил?
— А ты как думаешь? — Юлька уперла руки в бока и вызывающе посмотрела на него. — Может, какая-нибудь другая девица и сомлела бы от восторга. Но не я. Я, знаешь, имела какое-то иное представление о любви.
Женя, не находя слов, стукнул кулаком по дивану.
— Ну вот, ты опять бесишься, — отчитывала его Юлька. На миг вся эта ситуация показалась ей невероятно смешной: пострадавшая объясняет насильнику основы морали, а насильник рыдает и кивает повинной головой.
— Юля, стань на мое место. Я просто… Ну… разозлился, что ли. Я тебе сто раз объяснял, что люблю тебя, а ты не сказала ничего определенного. Неужели я совсем, совсем тебя не интересую? Но почему же ты тогда встречаешься со мной, почему меня дразнишь?
— Я тебя дразню? — поразилась Юлька. — Знаешь, ты очень странный. По-моему, я тебя не дразнила. По-моему, я вообще не умею дразнить мужчин. В том смысле, в каком ты это сказал.
— Еще как умеешь.
Женя оторвался наконец от пледа и сел на диване. Юлька тотчас же отступила к дверям комнаты.
— Ну вот, теперь ты меня боишься, — пробормотал он. — Вот все, чего я добился. А я думал… Я думал, что сегодня вечером ты что-то решишь, наконец.
— Ну нет. Муж-маньяк! Я, пожалуй, воздержусь.
— Я же попросил прощения.
— Значит, выполнил свой моральный долг.
На этом мы успокаиваемся — и снова предлагаем руку и сердце?
— Да, представь себе. — Женя пригладил волосы, не глядя на нее. — Я не успокоюсь, пока ты не скажешь «да». Уж это я тебе обещаю — Зла на: тебя не хватает, — беспомощно протянула Юлька. — Что ты уперся с этим браком? Что, изнасилование тоже было совершено в этих целях? Не смей добиваться от меня ответа такими выходками. Даже если я забеременею, слышишь, даже если у меня живот полезет на нос — я не выйду за тебя, пока сама этого не захочу. Все! Точка!
Он молчал. Юлька, довольная собой, прошлась по кабинету, заглянула во все шкафы, внимательно рассмотрела предметы на письменном столе. Злость куда-то испарилась, да она и не умела долго злиться. «В конце концов, он, может быть, и прав… — думала она. — Может, я правда его дразнила… Кто их знает, этих мужчин…»
— Что это? — Юлька взяла в руки и показала Жене чеканную вазочку из почерневшего металла.
— Это по наследству досталось. От дедушки. Фамильное серебро, так сказать.
— Ay нас нет фамильного серебра, — вздохнула Юлька. — И вообще нет ничего фамильного. Только фамилия. Кстати, у меня совсем другая фамилия, не такая, как у матери.
Она сделала паузу, глядя на него. Видя, что он не понимает, решила прояснить намек:
— Женечка, ты хоть помнишь наш первый разговор по телефону? Помнишь, что ты мне сказал, будто нашел мой телефон в справочном, по моей фамилии? Так вот, наш телефон записан на мать. А она — Воробьева, понимаешь? Не Краевская, как я.
В комнате было темновато, но ей показалось, что он побледнел. На миг воцарилось молчание, потом Женя с шумом выдохнул воздух.
— Прокол, — сознался он. — Я дурак.
— О, это я уже поняла! — успокоила его Юлька. — Скажи, пожалуйста, кто дал тебе мой номер телефона?
— К-кто? — заикнулся Женя. — Не помню.
Я попросил кого-то… Кажется, парня какого-то.
— Ладно, — вздохнула Юлька. — Пусть парня. А зачем ты мне соврал?
— Стыдно было, — тут же признался Женя. — Я не решался попросить телефон у тебя…
Боялся.
— Странное у тебя чувство стыда, — усмехнулась Юлька. — Телефон попросить он боится, а изнасиловать…
— Ох, сколько можно напоминать, — со стоном вздохнул он. — Ну прости меня, прости! Ну побей, если хочешь!
— Не хочу уже, — мрачно сказала Юлька. — Ничего от тебя не хочу.
Она отвернулась и сделала вид, что продолжает рассматривать стол. Письменный прибор, с виду старинный. Фотографии в серебряных рамочках, серебряные подсвечники.
— Все-то у вас старинное, как я погляжу…
— Отец говорит: антиквариат — лучшее вложение капитала. Мать сердится, но он все равно тащит в дом всякие штучки.
Юлька тем временем раздумывала, кем мог быть тот парень, который дал ее телефон Жене. "Гарик? Сергей? Больше некому. Не Макс же, в самом деле… Гарик, если и дал, теперь не признается… Да и какая разница, в самом деле… Кольцо, кольцо! Это, конечно, кольцо. Ведь я не падаю, а сегодня могла бы как раз упасть, раз я такая впечатлительная.
Покойника вижу — не падаю, насилуют меня — не падаю. Правда, там падать было уже некуда… Но кольца-то я не видела. Итак, вперед!"
И она, не оборачиваясь, спросила как можно более естественным тоном:
— А кольцо, которое ты носишь, — тоже антиквариат?
— Кольцо? — Он так и замер. — Которое?
— Господи, у тебя их что — тысяча?
— Нет, только три… А, ты об этом, с изумрудом?
— Ну да, кажется, это изумруд. А два остальных?
— Те дешевые, я сам покупал… Мать говорит — вульгарно, а мне нравится.
— Мне тоже, — как можно небрежнее сказала Юлька. — Значит, вон то, с изумрудом.
Оно тоже старинное?
— Да нет. — Женя равнодушно пожал плечами. — Отец говорил, ему какой-то друг подарил. Давным-давно.
— Давным-давно? — Юлька с трудом поборола охватившее ее волнение. — Очень давно?
— Ну, лет двадцать назад — точно.
"Мне что же, два года было, когда я его видела? — про себя ужаснулась Юлька. — Тогда ни за что не вспомню… А что я чепуху несу.
Могла я его видеть и в пять лет, и в шесть…
Главное — кольцо-то старое".
— А почему он сам его не носит?
— Не знаю. — Женя задумался. — Так, валялось оно у него. Я и попросил поносить. Он сказал: «Если нравится — возьми себе». А что, тебя это как-то волнует?
— Кто сказал, что волнует? — возмутилась Юлька. — Надо же о чем-то говорить. Просто обратила внимание, что кольца у тебя на руке нет. Уж руку-то твою я сегодня прекрасно рассмотрела. Тогда…
- Предыдущая
- 22/67
- Следующая