Магам можно все - Дяченко Марина и Сергей - Страница 18

Но старик ничего не сказал. Маловероятно, что он знал, для чего служит глиняная статуэтка – скорее всего, просто правильно прочел выражение моих глаз.

Минута прошла в молчании; а потом я опомнился. Оторвал взгляд от лица старикашки, приобретшего теперь уже грязно-лимонный оттенок; посмотрел на свои руки с зажатой в них фигуркой. Подчеркнуто неторопливо – изо всех сил стараясь избежать суеты! – спрятал статуэтку обратно в футляр.

Еще секунда – и глиняный болван закончился бы. И закончилась бы моя власть. На ровном месте. А этот… этот упрямец…

Случайность?

Пролитый кофе?

– Ладно, – тихо сказал старик. – Слушайте.

«Вы наследственный маг, и ваш сын превосходит вас степенью. Поздравляем от всей души! Но если вы хотите, чтобы ваши отношения с ребенком складывались нормально, обратите внимания на наши рекомендации.

Первое. Никогда не допускайте прямого магического противостояния! Вы проиграете ребенку, и для него и для вас это может иметь трагические последствия. Ваш отцовский авторитет должен держаться на ценностях, не имеющих отношения к магии.

Второе. Не мешайте ему играть, пока игры его носят невинный характер. Пока он превращает соседских кур в грифонов и павлинов – молчите, пусть резвится… Как только он захочет превратить ваш нос в морковку – выпорите его. В отношениях с маленьким магом розга подчас – незаменимый инструмент.

Третье. Учите его наукам, искусствам, благородным ремеслам. Пусть будет занят делом с утра и до вечера. Не мешайте ему издеваться над учителями – те сами обязаны поддерживать свой авторитет.

Четвертое. Не скрывайте от него, что его магическая степень выше вашей. Сообщите ему об этом спокойно и просто».

Через полчаса я остановился перед аптекой на углу и заглянул в металлическое зеркальце у входа. Вид у меня был еще тот: синий глаз потускнел и будто подернулся пленкой, зато желтый горел ненасытно и хищно. Не приходилось удивляться, отчего это прохожие так и шарахаются в стороны, отчего молодой и тощий стражник, встреченный при выходе с постоялого двора, с тех самых пор следует за мной неотрывно. Кстати, вот его озабоченное лицо отразилось в зеркале за моей спиной…

Я резко развернулся:

– Честный страж желает видеть мои документы?

Честный страж был бледен, но решителен. Я предъявил ему членский билет Клуба Кары с уплаченными взносами; бегло просмотрев бумагу, юнец сглотнул и поклонился:

– Прошу прощения за беспокойство, господин зи Табор… Служба.

Я понимающе покивал. Напряжение понемногу спадало; еще чуть-чуть, и глаза мои придут в относительное равновесие, и можно будет спуститься в погребок, посидеть над бокалом лимонада и обдумать рассказ строптивого старикашки.

– …Оладьи, плюшки, сдоба! Налетай, пока не остыло!

Разносчица сдобы была, против ожидания, на редкость костлява. Скверная рекомендация сдобным булочкам – тощая торговка…

Я обнаружил, что стою в двух шагах от рыночной площади, а чуть охрипший голос мальчика с тумбы тонет в рокоте толпы: «…аю…оценные… и полу…агоценные…оны, вески. Дорого!». Чуть поколебавшись, я решил зайти в контору справа от рынка и проверить, нет ли новых адресов для меня; адресов не оказалось, и я поймал себя на чувстве облегчения.

Старикашка меня утомил.

Он был оптовый торговец, дело его процветало во многом благодаря старикашкиной хватке и дисциплине, насажденной им среди подручных и слуг. Всякий раз, заводя новое знакомство, старик твердо знал, какую выгоду это принесет в дальнейшем; примерно полгода назад строгая система дала сбой. На какой-то ярмарке – «Это не çäåñü было, далеченько», – расчетливый дед сошелся с молодым торговцем, и тот в одночасье стал ему «любезнее сына».

Корысти в их дружбе не было никакой. Парень был почтителен, разумен, строг к себе и к другим – «не то что это нынешнее племя вертихвостов». Старик предложил парню поддержку и покровительство, тот в радостью согласился. Странная дружба – именно дружба, а друзей у старикашки не было отродясь – длилась, по его словам, два месяца. Потом случилось вот что.

Почтительный парень повез старика в отдаленную ремесленную слободку – наклевывалась выгодная сделка с кожевенником. По дороге путники зашли в трактир, и после первой кружки пива старикашка потерял память. Очнулся на земле, вся одежда и кошелек с деньгами были на месте; преодолев головокружение и разогнав муть перед глазами, обнаружил себя в сотне шагов от кованых ворот собственного немаленького дома.

Самое интересное началось потом. Отца и хозяина встретили воплями и обмороками; оказалось, что со времени его последней отлучки прошло не много не мало, а шестьдесят восемь дней. Семейство успело оплакать безвременно почившего старикашку – а в том, что он почил, никто особо не сомневался, потому что, по верным слухам, как раз в ночь памятного путешествия от рук разбойников погибли двое невооруженных торговцев.

Потрясенный случившимся, старикашка не сразу обнаружил у себя на шее кулон. Бирюзовый камушек прятался под одеждой; впервые взяв его в руки, старик ощутил неясную тревогу.

Заботы о торговле отвлекли его от дурацких размышлений. За время его отсутствия дело пришло в упадок – виной тому были неразумные действия сыновей, вместо работы занявшихся дележом наследства. Пытаясь восстановить порушенные сыновьями сделки, проверяя записи в приходо-расходной книге, железный старик не позволял себе терзаться вопросом: а где, собственно, носило его тело и разум все эти шестьдесят восемь дней?! Он очнулся, не испытывая ни голода, ни жажды, одежда его была чиста, борода расчесана; не похоже, чтобы все это время он валялся без сознания в звериной норе или логове разбойников. Спустя несколько недель после чудесного возвращения – торговые дела более-менее выправились – он осмелился посетить придорожный трактир, тот самый, где ему изменило сознание; трактирщик узнал его и вспомнил его спутника. По его словам, оба поели и выпили, расплатились и спокойно отправились дальше…

Его молодого друга больше никто и никогда не видел. Некоторое время у старика болела душа – он сам не думал, что способен так привязаться к другому человеческому существу, да к тому же чужому во всех отношениях. Но время шло, душевные раны зажили (тут я подумал, что старикашкина душа обладает живучестью таракана). Вот только кулон тяготил торговца, он несколько раз порывался его выбросить, но всякий раз, кряхтя, останавливал руку. Сроду он не выбрасывал и не дарил без умысла дорогих вещей; рассудив, он решил, что продаст камень при первой же возможности. И вот – двое торговцев безделушками отказались от покупки под разными предлогами, когда появился я со своими деньгами, молниями и любопытством…

Выслушав старика, я осторожно поинтересовался о его душевном здоровье. Не стал ли он замечать за собой чего-то, прежде не проявлявшегося, или, может быть, окружающие заметили, что после похищения он стал не тот?

Старикашка долго и презрительно смотрел на меня. Я все понял и извинился за бестактный вопрос.

…Змея-Атропку отыскали по женскому визгу, доносившемуся из кухни. Желтобрюхий свалился на голову стряпухе откуда-то сверху, из отдушины, и чудом избежал кипящего котла; еще минут пять змея пытались схватить и запихать в пустую кастрюлю. Брошенный к моим ногам, Атропка имел вид странный и жалкий; под взглядами перепуганной челяди я потребовал отдельную комнату для обратного превращения.

Мне была предоставлена тесная, но относительно чистая клетушка.