Нежное дыхание смерти - Малышева Анна Витальевна - Страница 10
- Предыдущая
- 10/90
- Следующая
Эти похоронные и бюрократические подробности совершенно доконали Аллу, так что в самолет она села сама полумертвая. Некоторое время ей не верилось, что все уже позади. Потом начала приходить в себя.
Алла расположилась в салоне «Боинга» возле иллюминатора. В окне сияла ультрамариновая синь и курчавились ослепительно белые облака, похожие на хирургическую вату. Все это было по правую руку от нее. По левую – находилось одно пустое кресло, а за ним – кресло занятое.
В этом занятом кресле сидела женщина в помятом зеленом костюме и лениво листала журнал. Алла от нечего делать смотрела на нее, потом на остальных пассажиров, потом опять на женщину. Та подняла глаза от журнала и слегка улыбнулась Алле.
– Карнавал? – только и спросила она.
– Нет. – Алла грустно покачала головой. – Наоборот.
– То есть? – немного удивилась женщина.
– Мой муж умер в Венеции… Везу теперь на родину его тело…
– Вот оно что… – протянула та. – А я, представьте, тоже…
– Как?! – поразилась Алла. – Тоже везете тело мужа?
Женщина вздохнула:
. – Нет, собаки… Сдохла собака от какой-то заразы… И вот я ее теперь везу обратно… На родину… Не город, а морилка для тараканов…
Алле не слишком понравилось сравнение ее мужа с какой-то собакой, и больше она с незнакомкой не разговаривала, тем более что та сразу же углубилась в свой журнал. Алла откинула голову на спинку кресла и долго смотрела в окно. Потом прикрыла глаза и уснула.
ГЛАВА 3
Были похороны, поминки, материальные расчеты с отечественными бюрократами, сидящими в похоронных структурах, и моральные расчеты со свекровью… Были щедро проливаемые материнские слезы.
Как она и ожидала, на нее обрушился град упреков – высказанных и утаенных. Упреков со всех сторон. На похороны явились, как ни странно, сокурсники Аркадия по академии, прекрасно помнившие, как Алла некогда обхаживала начинающего талантливого скульптора. «Она его довела, ясное дело», – услышала за спиной Алла. Она резко обернулась, чуть не расплескав водку в графине, которую несла к столу. Но определить, кто именно сказал эти слова, было невозможно.
«Да и сказать это мог любой… – думала теперь Алла, сидя дома с сигаретой в руке. – Плевать мне на них на всех… Академия… Какой я была дурой! А они так и остались дураками, ничего-то в них не изменилось за несколько лет. Аркадий для них остался все тем же парнем – ласковым, веселым, щедрым на подачку, которую любой у него мог выманить… Да и выманивать не приходилось – он и так все отдавал… Разве не поэтому они ополчились против меня, когда у нас с ним дело дошло до свадьбы?! Разве не боялись они потерять в его лице щедрого собутыльника? Ах, какая я была дура! – Она вспомнила то, что было несколько лет назад, и прикусила ненакрашенную губу. – Я надеялась, что собутыльники исчезнут, раз появилась я, что Аркадий сможет спокойно работать, мы сумеем обустроить свой дом, тогда можно и на ребенка решиться. Разве я виновата, что все хотела совершить по плану, как в Европе, как во всем мире?! А не как у нас, когда рожают без квартиры, без счетов в банке, без возможности лечь в дорогую клинику? А мне говорили… Говорили, что я расчетливая, бессердечная, что я польстилась на его заработки и вышла за него потому, что надеялась хорошенько его подоить… Ох, знали бы они все, шептуны, сколько я своих денег переплатила за его лечение, сколько взяток передавала врачам, препаратов купила за свой счет, сколько шоколада перетаскала медсестрам, чтобы уколы делали вовремя, белье застилали чистое и по роже моего дурака не били за каждую истерику… А на истерики он был мастер, особенно когда слезал с иглы…».
При мысли о шоколаде ей вдруг вспомнилась Даша. Даша – медсестра из наркодиспансера, где в последний раз лечился Аркадий. И на этот раз лечение было более эффективным, чем раньше. И больница почище, и обслуга помягче… И Даша ей понравилась – тихая аккуратная девушка из тех, что женщины называют «миленькими», а мужчины – «красавицами».
Тогда, год назад, совершенно замороченная очередным срывом мужа, Алла привезла его в платную клинику. Она уже привыкла ко всему – и к грубости медперсонала, и к казенным помещениям, и ко многим иезуитским правилам, которые практиковались в наркодиспансерах. И когда перед ней возник накрахмаленный до звона халат Даши, она резко вскинула голову, готовясь увидеть очередную палатную стерву. Почему-то ей везло на таких. А увидела невысокую, пухленькую девушку немногим старше двадцати лет. «Девочка, – подумала Алла, хотя оказалось впоследствии, что она старше Даши всего на четыре года. – Красивая девочка».
У девочки были длинные черные волосы, гладкие и блестящие. Нежные зеленоватые глаза, пушистые ресницы, большой красивый рот без следов помады. «Аркадий увлечется», – обреченно подумала она, впрочем, без всякой ревности или злобы на девочку. Алла давно убедилась, что женщины интересовали Аркадия чисто с эстетической точки зрения. И в этом тоже винила наркотики.
«Аркадий увлечется и даже напишет ее портрет… А толку все нет… Если бы знать, что больница эта будет последней…» Она возлагала на клинику кое-какие надежды особенно потому, что прежде Аркадий лечился в заведениях попроще.
Даша тоже обнадеживала ее. Женщины часто встречались, когда Алла приходила к мужу. Она не переставала удивляться: Даша наотрез отказывалась брать традиционные мелкие подарки – коробочку конфет, колготки, все, чем Алла по привычке набивала сумку.
«Нет, нет… – Даша отказывалась с мягкой улыбкой, но вторично предлагать подарок не хотелось. Голос ее при этом звучал твердо. – Зачем вы, Алла? Я ведь тут работаю, получаю за это…»
«Ах, Даша, не в обиду… – Алла прятала сверточек или коробку обратно в разбухшую сумку. – Честно говоря, у меня условный рефлекс… Простите… Как мой тут?»
Они постепенно перешли на «ты», и беседы стали продолжительнее. Алле больше всего нравилось, что Даша, хоть и была заметно красивее ее, все же смотрела на свою собеседницу снизу вверх.
«Все дело в образовании… – говорила себе Алла. – Ну как для такой вот медсестры звучит слово «искусствовед»? Или «скульптор»?» Она успела убедиться, что Даша не такая уж примитивная собеседница, кое-что почитывала, кое-куда захаживала, ко избавиться от чувства превосходства Алла не могла, хотя корила себя за это.
Девушка ей нравилась. Было в ней что-то уютное, комфортное, а то, что ее внешняя податливость и мягкость иной раз оборачивались весьма твердыми убеждениями и трезвым взглядом на жизнь, приятно удивляло. Алла простушек не любила, поскольку сама простушкой не была. И вскоре она убедилась, что Даша, будучи совсем не из Аллиного круга, является идеальной подругой для нее. Теперь женщины уже болтали не столько об Аркадии, сколько о себе.
Перед выпиской мужа Алла зашла в клинику в последний раз. Даши не было ни в палате, ни в ординаторской, ни в процедурной. Алла на правах своего человека обшарила знакомые закутки и в конце концов оказалась на лестнице, где обычно курили медсестры и больные. Там в этот момент никого не было. Но это только на первый взгляд. В следующий миг Алла услышала Дашин голос, мягко повторяющий со своей обычной интонацией – ласковой и терпеливой:
– Ведь это будет зависеть только от тебя. Как я могу что-то решить…
«С кем это она?» – спросила себя Алла. Даша со своим собеседником или собеседницей стояла выше, на площадке того этажа, куда по обязанности захаживала довольно редко. И это удивило Аллу прежде всего. Вторым удивительным моментом было то, что собеседник Даши молчал. Или говорил так тихо, что до слуха Аллы слова не долетали.
Даша продолжала:
– Я ведь не обещала тебе. Ты ведь знаешь… Я не обману тебя. Только и ты… И ты меня не обманывай… Подожди… На вот… Сигареты тебе… Я пойду, мне пора…
На лестнице раздался стук низких каблучков Даши, и вскоре над Аллой показались ее стройные, довольно высоко открытые ноги, обтянутые тонкими блестящими чулками. В первый момент Алла хотела уйти в коридор, чтобы не смущать Дашу тем, что могла подслушать ее беседу с молчаливым собеседником, но потом сказала себе: «Что за чепуха!» – и никуда не пошла. Так они и столкнулись лицом к лицу. И Алла увидела, как Даша побледнела.
- Предыдущая
- 10/90
- Следующая
