Мороженое в вафельных стаканчиках - Ботева Мария Алексеевна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/31
• Следующая

Сначала к НЧ никого не подселяли, и он спокойно прожил вместе со своим чайником неделю или даже полторы. Но потом приехали соседи, они тоже отвергли чайник с незабудками. Так гонимый чайник оказался у меня. Я поставила его под кровать, потому что никому в комнате он не нравился. Казалось бы, ну что такого: чайник с незабудками? А вот поди ж ты…

Каждые выходные, когда соседи разъезжались по домам, Некоторый Человек брал у меня чайник и кипятил воду только в нем.

— Зачем ты его берешь? — как-то спросила я. У них в комнате был хороший электрический чайник.

— Ты не понимаешь, — ответил НЧ, — это гонимый чайник, обиженный. Может быть, ему не с кем поговорить. Для него счастье побыть в чьем-нибудь обществе.

Я тоже приходила пить чай с незабудочной водой. Чайник хорошел к каждым выходным, уже в четверг он начинал счастливо посверкивать у меня под кроватью, в пятницу приходилось заставлять его коробками, потому что ночью он сиял так ярко, что никто бы не заснул. Зато в субботу я доставала его. У Некоторого Человека он занимал самое почетное место на столе. В выходные мы говорили только о хорошем. Бедному чайнику и так плохо пришлось, пусть он хоть в эти дни отдыхает душой. Так продолжалось, пока я ненароком не спалила его. Это вышло случайно, честное слово. Чайник весь почернел, честно говоря, а горелый запах все помнили еще очень долго. Мы отчистили посудину, как могли, но дыры были так велики, что никто не взялся бы запаять их. Некоторый Человек не мог смотреть на него без слез, и мне пришлось самой отнести его к мусорке. Но я не могла выкинуть чайник, а положила его под куст сирени. Мне показалось, сирень должна хорошо смотреться с незабудками. На следующий день его уже не было под сиренью. Наверное, его украли, во всяком случае, сам он уйти оттуда не мог — слишком был слаб.

Иногда мы с Некоторым Человеком устраиваем день чайника с незабудками. Сидим и негромко вспоминаем его.

— А помнишь, какой вкусный был чай? — говорю я. — А как смешно он стоял на плите? А как я прятала его под кроватью?

Пожалуйста, если вы встретите на своем пути смешной эмалированный чайник с незабудками, не гоните его прочь. Накипятите воды, поговорите при нем о чем-нибудь хорошем. Хотя бы в память о том нашем чайнике.

Как-то вечером Некоторый Человек подумал, что я в кого-то влюбилась. Однажды он так и сказал мне:

— Говорят, ты влюбилась…

— Кто? — спросила я.

— Ты.

— Нет, кто это говорит?

— Ну, говорят, — пожал он плечами.

Вот это дела, даже не хочется верить, если говорить прямо и открытыми слогами, вот это дела. Кто же это ходит и говорит, говорит и ходит, интересно, и интересно еще, как бы это узнать. Каждый что-нибудь да говорит, вы не замечали? Может быть, он и не ходит, хотя трудно в это поверить, где-то же он встретил НЧ (Некоторого Человека), то есть нужно было докуда-то добраться. Или он летает?

Подошел ко мне НЧ, куда-то позвал, но я сказала, что думаю, некогда.

— Понимаю, — тактично сказал он, — все влюбленные такие задумчивые.

И пошел смотреть футбол.

Досадно, когда про тебя что-то не то думают, не то говорят. Как бы встретить того, кто это наговорил. Я стала прислушиваться к разговорам и заметила: много есть таких вещей, про которые кто-то что-то сказал, а другой что-то услышал.

— Говорят, завтра не будет немецкого, — услышала я на кухне.

— Говорят, ты хочешь покрасить волосы, — говорили в какой-то комнате.

— Говорят, скоро будет банковский кризис, — переживали в магазине.

Главное, тот, кто говорит, так много всего знает! И про банки, и про краску для волос. И даже про веселья час.

— Говорят, когда приходит веселья час, надо упадать в траву.

— А почему упадать, а не падать?

— Не знаю, но так надо говорить.

Оказывается, тут есть еще какие-то правила. Мне кажется, что главное правило — это сказать что-то, пока не слышит тот, о ком ты говоришь.

Ночью мне приснился некто, кто ходит и говорит, говорит и ходит, говорит, говорит… Это был дядька в таком длинном черном плаще, с золотыми зубами, длинными черными волосами. Он делал семимильные шаги, появлялся то там, то тут, мог одновременно быть в разных частях города и ни на минуту не умолкал. Он отлавливал людей, гипнотизировал их своим взглядом и говорил что-то, постоянно что-то говорил. Ему отвечали, но он не слушал, ему было некогда. Он не останавливался до тех пор, пока его слушатель не падал без чувств. Тогда он шел в другое место, ловил там еще одного человека и опять что-то говорил. Причем уже другое. Информация лилась из него полноводной рекой, по реке свободно передвигались сухогрузы, катера, пассажирские суда, потом пошли танкеры с нефтью, и всем находилось место. Строители пытались построить мост через эту реку, но она становилась все шире, все глубже, потом она стала напоминать Аральское море, потом озеро Байкал, потом одновременно Черное и Каспийское море, Средиземное и стала океаном. Неважно каким, мировым. И над всем этим океаном стоял дядька в черном плаще и что-то говорил.

Утром я решила, что все не так, все иначе. Ходит и говорит женщина, базарная бабка. Она берет дома семечки, насыпает их в большую сумку и идет на рынок. По дороге в трамвае она говорит с пассажирами, кондуктором, даже успевает постучать к вагоновожатому и сказать пару предложений ему. Потом выходит и говорит на остановке. Пока идет от остановки к рынку, несколько раз останавливается и тоже говорит. Говорит, пока продает семечки. Меняет места дислокации, чтобы больше народу ее услышало.

Как намагниченная: все к ней подходят, если не покупают, то спрашивают про семечки, а она не только про семечки, а про все говорит, не замолкает. После идет домой, в магазине только проводит часа два, говорит, говорит, говорит…

— А кто тебе это сказал? — спросила я НЧ.

— Да ты не переживай, — ответил он, — что я, не понимаю, что ли. Могу даже на вашу свадьбу прийти.

— На чью на вашу? С кем свадьба-то?

— Ну, с этим твоим, с рыжим. — И отвел глаза.

Так, еще не легче. Значит, рыжий. Рыжих у нас два. И оба Димки. Который? С другой стороны, вон и Ромика можно рыжим назвать. Ходит по школе со своим перстнем, кричит, что он масон. Тоже мне, рыжий нашелся. Вадьку тоже можно назвать рыжим, непонятно еще, что из него получится. У него даже кличка такая: Вадька-непонятно-что-будет. Тоже, получается, рыжий. Было бы странно, если бы я во всех них влюбилась. Разом. Кстати сказать, и у Некоторого Человека тоже есть что-то рыжее. В бороде.

— Вот это что у тебя? — сказала я ему и выдрала из бороды рыжий волос.

— Эй, ты чего?

— Какого цвета?

— Рыжего, а что?

— Вот и успокойся тогда. Нечего слушать… Кого ты там слушал?

И мы отправились посмотреть на старушку, которая торгует семечками в квартале от школы.

Сейчас трудно поверить, но как-то мы очень сильно поссорились с Некоторым Человеком. Вообще-то мы с ним дружим уже несколько дней, почти не ругаемся и только изредка деремся, ну как деремся — пару раз стукнем друг друга по носу, и все, причем мне никогда не достается, потому что женщин бить нельзя. Это НЧ (так я коротко называю Некоторого Человека) твердо знает и никогда не нарушает. Да, этот мой рассказ будет печальным и длинным. Трудно рассказывать грустные истории, у меня почти и не получается это делать, потому что приходится останавливаться, переживать, и получается долго, даже если история короткая. А эта такая.

Как-то мы попали с Некоторым Человеком в больницу. Вместе. Так получилось, мы немного неправильно вели себя в цирке, и вот, пожалуйста, наказание такое получилось самим себе. Но тут речь не об этом.

Когда мы выписались, я сказала НЧ, что так боялась умереть в этой больнице, что каждый раз с трудом засыпала. И те три дня, когда мы там лежали, были просто пыткой. Самое главное — я так боялась умереть, просто жуть. Никогда и ничего я так не боялась.

• Предыдущая
• 28/31
• Следующая