Страх перед страхом - Малышева Анна Витальевна - Страница 23
- Предыдущая
- 23/83
- Следующая
– Вы с ним все еще не перешли на «ты»? – язвительно переспросила Татьяна. – Знаете что, милая? Поживите с ним с мое – и позовите как-нибудь на чай! Я послушаю, как вы с ним будете обращаться! – Она критически осмотрела ее сухощавую, подтянутую фигуру и заметила: – Впрочем, вы его бросите еще раньше. Он что-то стал полнеть, да и хондроз донимает… Сколько вам лет? Ему сорок один.
– Мне двадцать восемь. – Екатерина бросила в сумку последний свитер – на этот раз небрежно, почти не глядя. – Но какая разница? А зарабатываю я хорошо и на шее у него сидеть не собираюсь. У меня все есть.
– Квартира, машина, дача?
– Да, почти все это есть, – ответила та, застегивая жидкую молнию, которая все время расходилась под ее твердыми белыми пальцами. – Так что вы не думайте, что я позарилась на его доходы или там на эту развалину «Ауди».
Татьяна просто не знала, что ей ответить. Подумать только, без году неделя, как сошлась с Алешей, а уже так отзывается о его машине! Что-то будет дальше? Она критически заметила:
– Вы, верно, приехали на своем шестисотом «мерсе»? Нашей развалюхи я что-то не приметила.
– У меня нет машины, и мы уедем на такси. А приехали сюда на метро. – В голосе молодой женщины уже ясно звучало нервное нетерпение. – Машину можете взять себе, мы купим другую.
– Вот за это спасибо! – усмехнулась Татьяна. – Кстати, если уж вы так откровенны, может, скажете – давно он решил от меня уйти? Я-то сегодня впервые об этом услышала!
И она узнала, что Екатерина встречается с ее мужем уже больше полутора лет. Они видятся регулярно, по будням, когда у них заканчивается работа. Встречаются у нее на квартире. Она живет с бабушкой, но у нее своя большая комната. Когда Татьяна услышала все это, у нее перехватило дыхание. Полтора года! Катастрофа стала приобретать более конкретные очертания. И более шокирующие. Это продолжалось полтора года! А она ничего не замечала!
– А мне он врал, что постоянно работает сверхурочно, – каким-то отсутствующим тоном произнесла она. – Ох, зачем он врал…
Услышав в ответ молчание, Татьяна вдруг опомнилась. Перед кем она вдруг расслабилась? Перед этой стервой с пустыми глазами, которая сейчас в душе издевается над нею? А может, еще и получает удовольствие от всего происходящего? Еще бы не получать – она же победительница, а таких, как известно, не судят! И попробовала бы она, Татьяна, ее судить – Алексей, как доблестный рыцарь, тут же вмешался бы!
– Значит, полтора года, – повторила она, стараясь не выдать своего волнения. – В таком случае очень странно, что вы не явились на похороны нашей дочери. Полтора года – срок немалый. Вы же, можно сказать, теперь моя близкая родственница. – И, поворачиваясь, чтобы уйти, она бросила через плечо: – Я бы с вами так не поступила. Кстати, родите ему ребенка. Мне казалось, что он любил дочь.
– Постойте! – вскрикнула та.
Татьяна не обернулась, хотя ей очень хотелось увидеть, какое лицо у Екатерины. Голос, во всяком случае, изменился – теперь он зазвенел, приобрел живое звучание.
– Впрочем, что можно сказать наверняка о мужике, который влюбился? – заметила Татьяна – все так же, через плечо. – Вы теперь ему и вместо меня, и вместо дочери. Есть о чем говорить!
В коридоре она прошла мимо Алексея, который отшатнулся от нее, как от чумы. Ни слова не говоря, распахнула дверь в комнату дочери и присела на ее постель. Татьяну знобило, она обхватила себя за локти и сгорбилась. «Когда же они наконец уйдут. – У нее чуть зубы не стучали от внезапного озноба. – Не могу их видеть, слышать… Пусть выметаются, иначе я устрою настоящий скандал. Нет, только подумать, полтора года! А я, как слепая, верила, что он убивается на своей работе, жалела его, и от Ирки того же требовала. А он устраивал свою личную жизнь. И какой выбрал момент, гад! Просто удобнее не бывает – не придется объясняться с дочерью, не придется с нею встречаться по воскресеньям. Что называется, решил не травмировать ребенка! Дождался, когда ребенка вообще не станет! Сволочь поганая!»
Она всеми силами души молилась, чтобы эта парочка убралась как можно скорее. Но когда в прихожей закрылась входная дверь и она услышала щелканье ключа в замке, Татьяна ошеломленно подняла голову. «И даже не простился. – Она прислушивалась, но в квартире было тихо. Она осталась одна. – Боже мой! Что же это делается? Я что – прокаженная?!»
Она встала, обошла квартиру, везде отмечая исчезнувшие вещи, передвинутые стулья, режущую глаз пустоту. Казалось, что исчезло немногое, но как же она привыкла видеть его тапочки – здесь, спортивную куртку – тут, барсетку – на телевизоре. Он всегда ставил ее туда. Татьяна заметила беспорядок на полке с видеокассетами, присмотрелась и поняла, что и отсюда кое-что исчезло. Его любимые комедии, записи футбольных чемпионатов, видеокассета «Битлз».
Сперва она сгоряча решила, что сама выгребет все его оставшиеся вещи, сложит их большой кучей, демонстративно и напоказ, – чтобы он понял, что возвращение уже невозможно, и осталось только забрать последние вещички. Но сил уже не осталось. Татьяна вошла на кухню, снова поставила чайник. Достала из хододильника миску, съела несколько ложек салата. Бросила взгляд на початую бутылку водки… В холодильнике еще оставалось немного вина – его почти никто не пил на поминках, оно и было-то куплено для непьющих. Но Татьяне хотелось чего-то обжигающего, поэтому она налила водки и залпом выпила. Через несколько минут ей стало очень жалко себя и потянуло плакать. Хотелось, чтобы кто-нибудь пришел в гости, желательно с ночевкой. Все равно кто – мама, подруга, дальняя родственница…
«Даже пожаловаться некому. – Татьяна в отчаянии налила себе еще водки. – Тогда возьму и напьюсь. Второй раз в жизни… Ну и пускай, чем хуже, тем лучше…»
Ее одолевало искушение немедленно позвонить кому-нибудь и все выложить. Разумеется, ей бы немедленно стали сочувствовать. Она представляла, какое впечатление произведет на всех уход Алексея, да еще в такое тяжелое для семьи время. Сочувствовать ее горю будут все – даже те, кто считал, что она тиранила мужа…
Когда раздался звонок в дверь, Татьяна клевала носом, сидя перед телевизором в большой комнате. Она пыталась смотреть какой-то фильм, но ничего не понимала – так у нее болела голова. Ей было нехорошо от выпитой водки, и она уже раскаивалась, что изменила своему старому правилу – не увлекаться спиртным.
Звонок заставил ее встрепенуться и встать. «Кого это принесло?» Она подумала об этом почти со страхом. И потому, что никого не ожидала, и потому, что была в таком компрометирующем виде. «Сразу скажут, что я спиваюсь. У меня же столько причин для этого…»
Она подошла к двери, стараясь ступать как можно тише, чтобы в случае чего сделать вид, будто никого нет дома. Осторожно нагнулась и посмотрела в глазок. То, что она там увидела, заставило ее оцепенеть. За дверью стояла Антонина Григорьевна собственной персоной.
«Не может быть, – вздрогнула Татьяна, увидев, как та снова поднимает руку, чтобы позвонить. – Она?! Зачем она явилась?!»
Она отперла дверь прежде, чем та успела нажать кнопку звонка во второй раз. В конце концов, эта женщина уже считала ее воровкой. Прослыть пьяницей – чем это хуже?
– Добрый вечер, – произнесла Татьяна, открывая дверь и стараясь держаться как можно прямее.
– Добрый… – смущенно откликнулась та. Да, женщина смущалась – она переминалась с ноги на ногу и явно не знала, как начать разговор. – У меня к вам дело… Можно зайти?
Татьяна впустила ее и провела в комнату. Извинившись, удалилась на кухню. Нужно было ликвидировать следы попойки – пустую бутылку в помойное ведро, салатницу в мойку. Она зашла в ванную, ополоснула лицо холодной водой из-под крана, вытерлась и осмотрела себя в зеркале. Ну что ж, она выглядит заплаканной, но и только. Щеки припухли, глаза красные. Впрочем, это уже не важно.
Когда она вошла в комнату, Антонина Григорьевна торопливо поднялась со стула:
– Извините, я, может, некстати?
- Предыдущая
- 23/83
- Следующая
