Страх перед страхом - Малышева Анна Витальевна - Страница 43

• Предыдущая
• 43/83
• Следующая

Сейчас она столкнет их лицом к лицу, и ни та, ни другая больше не смогут отпираться, что врали ей… Не могут они обе играть одинаково хорошо! И в конце концов, к чему вся эта странная игра, это вранье про то, что Юлия не знает, где пропадает ее дочь?

Но та даже не стала дожидаться ответа – махнула рукой и стала подниматься на четвертый этаж.

– Погодите! – запоздало окликнула ее Татьяна. – Я вам докажу, что она там! Я только что от нее!

Та, не отвечая, скрылась за поворотом лестницы. Дверь никто не отпирал, хотя Татьяна была уверена – девушка по-прежнему находится в квартире. Скорее всего, она успела подкрасться и теперь подслушивает за дверью. Женщина сжала кулаки: «Чертовы куклы! Ведут себя так, будто я какая-то муха, от которой можно просто отмахнуться!» Она побежала наверх и как раз успела зайти за Юлией в квартиру – та уже собиралась закрыть за собой дверь.

– Вы же знаете не хуже меня, что ваша дочь сейчас там! – уже громко сказала Татьяна, указывая пальцем в пол.

Юлия тем временем встряхнула мокрый зонтик, раскрыла его и бросила в угол сушиться. Прихожая была большая, в нее выходило несколько дверей. В квартире стоял кислый запах – здесь явно много курили и редко открывали окна. Хозяйка подошла к большому трюмо, сняла промокший пиджак и повесила его на вешалку. Она двигалась замедленно, чуть угловато – это была или сильная, застарелая усталость, или в самом деле болезнь. Татьяна чуть притихла – та вела себя так спокойно, как будто ничего особенного не произошло.

– Хотите, спустимся туда? – предложила Татьяна, уже без всякого энтузиазма.

Юлия наконец заговорила – все еще не оборачиваясь, разглядывая себя, а заодно и Татьяну в зеркале:

– Я и так знаю, где она.

– И вы знали все время?

Та слегка пожала плечами – знакомый жест, который Татьяна так часто видела у ее дочери. Только тут она заметила, что дочь и мать очень похожи – только мать выглядела какой-то карикатурой на юную, чуть неправильную красоту Жени.

– А что в этом такого? – спросила Юлия, садясь в кресло, рядом с телефонным столиком.

Она не предложила пройти ни в комнату, ни даже в кухню – устроилась здесь, как в приемной какого-то начальника. На столике стояла набитая до отказа пепельница. Юлия чуть заметно поморщилась, почуяв крепкий табачный дух, исходивший оттуда, и слегка отодвинула ее в сторону. Татьяне сесть было негде, и она осталась стоять. В этом было что-то унизительное, но, впрочем, на любезный прием она и не рассчитывала. А к унижениям в последнее время стала даже привыкать.

– Конечно, ничего такого тут нет, – сдержанно ответила она. – Только почему вы это отрицали?

– Да потому, что это наше семейное дело, – заметила та и вдруг улыбнулась: – Так это все-таки вы подсылали ко мне Алинку? Я сразу поняла. С чего бы это, думаю, она вдруг заинтересовалась нашим чадом? Вот оно что… Ну а вам что нужно?

– Прежде всего, нельзя ли спросить – вы сами в той квартире бываете?

Та скривила губы, и ранние морщины возле рта залегли еще глубже:

– Нет. Зачем вмешиваться в их дела?

– Но это и ваши дела тоже!

– Как воспитывать свою дочь – я разберусь сама, – отрезала Юлия.

Спорить с этим утверждением было трудно – тем более что та была абсолютно права. Татьяна видела, что женщина настроена враждебно – с самого начала. Не было и помину о прежних сладких речах по телефону – ей всегда претила та преувеличенная сердечность, с которой с нею разговаривала мать Жени. Но все-таки ее почему-то пустили в квартиру. И почему-то до сих пор не выставили – и Татьяна не понимала почему.

– Хорошо… – Она перевела дух. – Тогда скажите – вы давно видели мою дочь?

Юлия слегка расширила глаза:

– Иру? Очень давно, по-моему, вскоре после их выпускного была… Я даже не помню.

– А между тем она часто захаживала сюда, на третий этаж.

– А я-то что могу об этом знать? – заметила та. – Я сама там не бываю и ни за кем не слежу.

Последние слова она произнесла подчеркнуто – давая понять, что в этом и заключается отличие порядочной женщины от такой навязчивой особы, как Татьяна. Но та ничуть не смутилась:

– Моя дочь, как я думаю, трое суток провела в той квартире, непосредственно перед своей гибелью. И погибла рядом с вашим домом – ну, тут уже было много свидетелей. Она была пьяна, чего с ней никогда не случалось. И вот, я хочу знать, что с ней там сделали такого, что она напилась и бросилась под машину, как только смогла оттуда вырваться!

Юлия сдвинула брови:

– Вы что – всерьез? Я думала, они больше не дружат…

– Прекратите, они виделись постоянно.

– Но я не знала!

Теперь она встала, подошла ближе к Татьяне, заглядывая ей в лицо. Женщина очень взволновалась – ее взгляд заметался, она с трудом подбирала слова. Татьяна видела – та искренне поражена, и поражена неприятно.

– Я не знала! Она мне ничего не рассказывает! Так Ира была тут, внизу?

Внезапно она прижала палец к губам, совершенно забыв о яркой помаде. Постояла секунду, глядя в пространство, и вдруг резко повернулась на каблуках:

– Вы уверены, что она жила там, перед тем как попала под машину?

– Я почти уверена, – ответила женщина. Врать, что она знает это точно, Татьяна не могла – никаких доказательств у нее не было.

– Женька не скажет, – будто про себя прошептала Юлия. – Ее можно убить, но если она не хочет говорить – не скажет… Поганка!

Последнее слово она неожиданно выговорила громко и твердо – совсем прежним тоном. Тоном той поры, когда она выглядела куда моложе, бодрее и помыкала дочерью, как ей вздумается. Татьяна до сих пор не могла забыть, как та разъяренной фурией ворвалась в ее дом, уволокла на лестницу полуодетую, плачущую от страха Женю… Тогда это была совсем другая женщина. А теперь перед ней стояла усталая больная старуха. Татьяна не выдержала:

– Что с вами случилось? Вы уж простите, но раньше вы держали ее в руках! Неужели сейчас вы не можете добиться, чтобы она сказала правду? Мне она просто хамит!

– Мне тоже, – отозвалась та.

– Вам?!

– И мне, и отцу, – горестно призналась Юлия. – Мы теперь для нее не авторитеты. Я не знаю, чем она занимается, откуда у нее деньги, с кем она спит… Если приходит сюда – сразу моется, запирается у себя в комнате и смотрит телевизор. Откуда этот телевизор – не знаю. Петя принес – «Филиппс», дорогая модель… Купил он его или украл – откуда мне знать? – Она в отчаянии махнула рукой, испачканной в красной, кровавого цвета помаде: – Теперь она нас не боится, теперь он для нее – высшая сила! И сказать вам правду, Таня… – Она помедлила секунду и тихо договорила: – Я и сама его боюсь.

Девушка вошла в темный серый двор, подняла голову и огляделась. Она часто ездила в Питер – там жили близкие родственники ее матери, и уж в том городе дворов-колодцев она навидалась предостаточно. Но в Москве они встречались редко, и она была удивлена, увидев такое в самом центре. Все было, как полагается – длинная низкая подворотня, за ней – узкий, залитый выщербленным асфальтом пятачок без единой травинки, затем еще одна подворотня, а потом еще одна – за которой виднелось нечто, больше похожее на свалку, чем на жилой двор. Дуня слегка поежилась – солнечные лучи сюда не проникали, и воздух не прогрелся. Да и небо сегодня было сплошь затянуто облаками. Его цвет становился все более угрожающим, и было ясно, что вскоре пойдет дождь. «А я не взяла зонтик», – подумала она, ощупывая сумку.

В некоторых окнах уже горел свет – это в четвертом часу дня, в мае… Но девушка этому не удивилась – слишком уж мрачным казался двор. Она вошла в один подъезд, затем в другой, пока не нашла нужную нумерацию. Стала подниматься по лестнице. Один этаж, второй, третий… На четвертом она стала задыхаться. В доме, видно, были очень высокие потолки – пролеты длились бесконечно, а номера квартир при этом почти не увеличивались. Забравшись на шестой этаж, она была вынуждена передохнуть. Остановилась на лестничной клетке, выглянула в окно.

• Предыдущая
• 43/83
• Следующая