Вкус убийства - Малышева Анна Витальевна - Страница 2
- Предыдущая
- 2/93
- Следующая
Но Таня сделала вид, будто пропустила последние слова Ксении мимо ушей. На самом деле они ее больно задели, но внешне это ни в чем не проявилось. Она выбросила окурок и подхватила сумку:
– Ты домой?
Подруги жили в одном подъезде. По дороге Ксения напряженно о чем-то думала и то и дело посматривала на часы. Потом, уже в лифте, конспиративным шепотом позвала Таню к себе, «кое на что взглянуть». Та согласилась – хотелось оттянуть момент, когда придется вернуться в свой опустевший дом. И только когда подруга заперла за собой дверь квартиры, Таня поняла, откуда такая загадочность.
Ксения затащила ее на кухню, усадила за стол и зашептала:
– Понимаешь, сейчас доллар резко растет. Но Алеша говорит, что потом он будет так же резко падать. Если у тебя есть доллары, то соображай сама, какие дела можно делать.
– Какие еще дела?
Таня была вовсе не расположена обсуждать подобные темы. Что ей, в сущности, до того, вырастет или упадет доллар? В ближайшее время она с голоду не умрет, а потом… Потом что Бог даст. Но Ксенией владели совсем другие настроения. Она была лихорадочно возбуждена и вся горела, когда шептала:
– Сегодня обменные пункты закрыты, долларов в продаже нет. Зато «жучкам» легко можно продать, скажем, по пятнадцать рублей. Продаешь сто баксов – получаешь полтора миллиона. Через неделю курс упадет так, что ты на эти полтора миллиона купишь уже сто пятьдесят долларов, а то и двести. Сечешь? Тут главное – вовремя втиснуться, потому что доллар будет прыгать вверх-вниз еще много раз.
Таня жалко улыбнулась:
– Мне не до этого…
– Слушай, но ведь надо как-то жить! – возмущенно воскликнула Ксения. – Ты на себя посмотри – нельзя же так! От тебя один скелет остался.
Я все понимаю – кризис, да еще муж умер, но так все равно нельзя.
Таня дернулась – висок прострелила резкая боль.
Ксения нагнулась к ней и порывисто обняла за плечи:
– Прости… Я совсем озверела с этим кризисом.
Мне уж кажется, это было давно. Почему ты живешь одна? Твои родственники что, совсем сдурели? Хоть первое время могли с тобой побыть…
Таня отвела ее настойчивые руки и встала:
– Голова болит. Знаешь, я пойду.
Ксения еще что-то говорила ей вслед, но Таня больше не слушала. Подхватила сумку, подождала, пока подруга откроет дверь, и поднялась к себе на восьмой этаж. Сжав зубы, боролась с замками – с первым, со вторым, с третьим… Руки дрожали, и ключи не попадали в скважины. Едва оказавшись в собственной прихожей, Таня швырнула сумку в угол и обеими руками обхватила синий мужской плащ, все еще висевший на вешалке. Через секунду она услышала собственный вой – тонкий и жуткий. А потом брызнули слезы.
Квартира была полна призраков. До сих пор казалось, что здесь живут двое. В прихожей висел мужской плащ, стоял запылившийся ряд чищеных и нечищеных ботинок. В шкафу на плечиках мирно покоились пиджаки и брюки, на полках – стопки рубашек и свитеров. Но самое страшное было в ванной. Таня до сих пор не могла решиться даже на то, чтобы убрать с полочки бритву мужа, крем для бритья, помазок. Иногда в голову приходила дикая мысль: если все оставить как было, то он вернется… Если проявить упорство, то в мире обязательно что-то изменится. Может случиться невозможное, и однажды она проснется оттого, что в ванной шумит душ. Потом она встанет, накинет свой красный халат, тихо пройдет по коридору, постучится в дверь ванной… Откроет ее, войдет.
Увидит, как он бреется, внимательно рассматривая свое лицо в зеркале. Она сядет на край ванны и скажет, что он опять залил весь пол. Она специально скажет что-то совсем будничное и даже неприятное, чтобы не спугнуть его. Он сполоснет бритву, отложит ее, причешет на косой пробор темно-русые волосы. Причесывается он так тщательно, словно от этого зависит чья-то жизнь. Потом скажет своим низким глубоким голосом, что времени завтракать нет, он только выпьет кофе. Она увидит в зеркале его глаза, его улыбку. И все будет как прежде. Как было пять лет подряд, пока не раздался телефонный звонок, после которого она несколько минут лежала в обмороке, а когда очнулась, мир превратился из цветного в черно-белый.
«Надо убрать отсюда плащ, – подумала она. глотая слезы. – Я сойду с ума. Здесь везде его вещи. Надо собрать все и отдать кому-нибудь. Ну, хотя бы его брату. Или родителям. Или бедным».
Она сняла с вешалки плащ, но вместо того, чтобы сунуть его в шкаф, прижала к груди. Так, с плащом в обнимку, она прошла в комнату, улеглась на постель и закрыла глаза. Снова, в который раз, ей казалось, что она умирает. И в то же время она знала – это далеко еще не смерть. А что такое смерть? Смерть – это нечто черное, съежившееся, пахнущее гарью. То, что ей показали, отогнув какую-то клеенку, и от чего она стала биться и орать, пока не заполучила укол и не уснула глубоким дурным сном. Смерть – это когда незнакомый голос по телефону сообщает, что ей надо приехать на дачу и опознать тело мужа, а она смеется в ответ и спрашивает, с ума все сошли, что ли? Ведь он уехал из дому час назад, на прощанье поцеловал ее, в это время она гладила его рубашки… Смерть – это похороны, на которых она не могла держать себя в руках и вешалась всем на шею и требовала сочувствия сейчас же, немедленно… Это пустые бутылки, которые выстроились на полу в кухне. Это ощущение, что весь мир стал чужим. Смерть – это всего-навсего отсутствие одного человека. Того самого, без которого жить невозможно.
– Господи, как я тебя любила! – сказала она вслух и опомнилась.
Таня открыла глаза и увидела себя будто со стороны. Бледная белокурая девица в красном свитере лежит на постели в обнимку с мужским плащом.
Вокруг Бог знает что творится, и неизвестно, заперла ли она входную дверь. Но девица лежит и с упоением предается горю. И конца этому не видно.
– Господи… – уже тише пробормотала она и аккуратно отложила плащ в сторону. Прошла в прихожую. Так и есть, дверь открыта. Не настежь, но все же… Таня щелкнула замками – одним, другим, третьим… Повернулась в угол, чтобы взять сумку; и отнести ее на кухню.
Сумки на нужном месте не оказалось. Таня на миг остановилась, потом сказала себе, что доигралась: сперва отказывают нервы, потом – память. Значит, она уже отнесла сумку на кухню? И тут она почувствовала, что из кухни тянет сигаретным дымом. Она прикусила губу, сердце сделало несколько лишних ударов.
Дым его сигарет. Негромкий скрип паркета – он сделал шаг. Повернулась ручка окна, тихо скрипнула рама… Она знала, что сейчас упадет в обморок. Мир стремительно выцветал в ее глазах, все звуки доносились как сквозь вату… Но она все же сделала несколько шагов и увидела его спину. Он стоял у окна в своей излюбленной позе – одна рука в кармане брюк, в другой зажата сигарета. Светлые волосы блестели на солнце. Он слегка покачивался с пятки на носок и обратно, как всегда, когда задумается. Таня вскрикнула и увидела, как он обернулся…
– Татка, Татка, так нельзя… – Ее слегка хлопали по щекам, потом к губам прикоснулся холодный край стакана. – Выпей, открой рот!
Она слабо всхлипнула и сделала глоток. Что это было, виски или коньяк, Таня не различила. Но сейчас предпочла бы воду. Теперь она понимала все, кроме одного – как могла быть такой дурой? Такой доверчивой идиоткой?! Или это просто начало безумия? Перед нею маячило лицо, которое она знала так же хорошо, как лицо покойного мужа. Не узнать деверя со спины.., какой идиотизм!
– Славка, – шепнула она. – Ты что, больной?
Почему ты притаился?
– Я думал, ты спишь, – смущенно пояснил тот и снова поднес ей стакан:
– Давай, выпей, и я тебе еще налью.
– Не надо!
Она самостоятельно села, пригладила волосы, поправила юбку. Славка в раздумье посмотрел на стакан и допил его сам.
– Ты же за рулем, – машинально напомнила Таня.
Славка отмахнулся:
– Никому сегодня дела нет. Татка, ей-богу, я не хотел тебя пугать. Но я подошел и вижу – дверь открыта. Заглянул – ты вроде спишь. Я решил подождать на кухне. Только сумку разобрал. Там курица, могла испортиться.
- Предыдущая
- 2/93
- Следующая
