Зачем тебе алиби… - Малышева Анна Витальевна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/90
- Следующая
— Послышался ясно различимый женский вскрик.
Потом затишье. Саша объяснил:
— Ушла. Противно на нее смотреть, пьяная, вся опухшая. Не думал, что она так сдаст. Вроде шла на такое дело, и ничего. А ведь она даже ни к чему не прикоснулась. И вот — истерики…
— Я нашла тот самый окурок.
— Ты его не выбросила, надеюсь?
— Он при мне, я его в бумажку завернула.
— Принесешь, покажешь.
— А еще я поняла, что украли малахитовую подставку, ту самую…
Саша сразу понял, о чем идет речь, и удивился:
— Из-под страхолюдных часиков? Зачем?
— Хорошо бы ты мне это объяснил, — вздохнула она. — И еще… У него была женщина.
— В смысле? — невероятно оживился Саша.
— Не знаю, в каком смысле, может, любовница, может, знакомая Факт тот, что она зашла к нему накануне его смерти. Сейчас какое число?
— Шестое наступило.
— Он умер пятого…
— Нашла ты его пятого, — перебил ее Саша.
— Что? — запуталась Анжелика.
— Нашла ты его пятого числа, на рассвете. А когда он помер — четвертого, пятого или вообще в полночь — пока неясно.
— Что ты болтаешь, вы же там были в полночь!
— Тем более, умер он четвертого, незадолго до полуночи.
— Боже мой… — вздохнула она. — А он какой был, теплый или нет?
— Уже не помню. Холодный, скорее. Какой-то комнатной температуры.
— Значит, умер он четвертого вечером… А третьего приблизительно в то же время, около полуночи, к нему пришла женщина.
— Кто тебе сказал?
— Сосед.
— Юрка, что ли?
— Ты его знаешь? — удивилась Анжелика, и он презрительно ответил:
— Мартышка к старости слаба мозгами стала?
Я же там прожил всю жизнь, пока Игорь квартиру нам с матерью не купил. И мы с Юркой вообще в одном классе учились.
— А-а-а… — протянула она и тут же неприлично удивилась:
— Юрка твой ровесник?!
— Ему тридцатник, как и мне, просто он все учится. Поздно поступил. Да ты что, решила со мной о Юрке поговорить?! Как он вообще ту бабу заметил?
— Случайно. Неважно как заметил, только он ее внешность описал.
— Какая из себя?
Анжелика добросовестно пересказала, Саша помолчал и наконец вымолвил:
— Нет, не знаю.
— И я тоже. Что делать будем?
— А что тут сделаешь? Гулял Игорек.
— Не это меня волнует.
— Не ревнуешь? А что тебя тогда волнует? Думаешь, она его убила?
— А почему нет? Юра сказал — мускулистая, высокая. Могла справиться. Тем более по голове дать, это же не драка. А ударили сзади, неожиданно.
— Не верю, чтобы женщина била по голове… — засомневался он. — И вроде бы интеллигентная, по описанию. Белый плащ…
— Ты по цвету плаща судишь об интеллигентности? — изумилась Анжелика. — А у кого плащ темный — тот, по-твоему, придурок?
— Ладно, чепуха, не слушай меня. Женщина — это интересно.
— Вот я и говорю — должна о ней милиция знать?
— А почему нет? Расскажи. Тебя, кстати, должны будут вызвать.
— Представь, я это уже поняла. И это страшно неприятно.
— Но еще неприятней знать, что деньги взяла, а отдать нечего? — усмехнулся он. — Кто мне говорил — в воду кинусь? Расплатилась, должна быть счастлива, а ты теперь капризничаешь? Это ей плохо, это неприятно…
— Да, теперь капризничаю, — убито ответила она. — Я сделала глупость.
— Запомни, ты ничего не сделала, — его голос стал твердым. — И бояться нечего. Намерение — это еще не деяние.
— Красиво говоришь.
— Красиво говорить будешь ты, в милиции. Поплачь там, что ли. Для правдоподобия. А то слишком хорошо держишься для молодой любящей вдовы.
— Заткнись. — Она произнесла это устало, без злости. — А про подставку им сказать?
— Говори про что угодно, только давай закончим этот разговор. Ты хотя бы знаешь, который час?
— Скоро семь.
— Ты что — не ложилась?
— Мне не удалось уснуть.
— Ты вторую ночь не спишь! Тебе нужна свежая голова.
— Ты же сказал — я совершенно равнодушна и держусь даже слишком хорошо, — усмехнулась Анжелика. — Ничего со мной не будет. Упаду в обморок у следователя в кабинете, для правдоподобия.
Он, видимо, хотел что-то сказать, но вместо этого вдруг положил трубку.
Саша как в воду смотрел — в одиннадцатом часу утра раздался телефонный звонок. Анжелика, встрепанная, очумелая (не успела поспать и трех часов), подскочила к телефону и сперва не понимала, что говорит со следователем и ее просят подъехать по такому-то адресу к такому-то часу. Ложиться досыпать было уже поздно, она умылась холодной водой, выпила крепчайшего кофе, но проснуться по-настоящему ей так и не удалось. На столе в кухне валялась яркая упаковка чая, и она долго не могла сообразить, откуда та взялась. Наконец вспомнила Юру. Его нелепый утренний визит оставил в ней глухое чувство раздражения. Благодарности к нему соседка не испытывала. "Сплетник, — сказала она себе, одеваясь. — Да еще и трус.
Чего он так испугался? Почему сбежал?" Когда она вышла из подъезда и зажмурилась от ослепительного весеннего солнца, ей в голову пришло, что этот двухметровый широкоплечий парень — обыкновенный неврастеник, к тому же подкаблучник и маменькин сынок, отсюда все странности в его поведении…
…Следователь рассматривал ее руки. Вдова сама не знала, зачем так расфрантилась для визита в милицию — нацепила новый брючный костюм, оба бриллиантовых кольца, вдела в уши серьги. За семь лет Игорь сумел приучить ее, что одеваться надо дорого и элегантно, во всяком случае, когда идешь «в люди». На пароходе, в казино, Анжелика предпочитала одежду своей юности — джинсы и свитерок. Теперь же она складывала руки на коленях, то так, то этак, стремясь прикрыть блещущие кольца, потом разозлилась на себя и прямо посмотрела на следователя. Пронзительного взгляда не получилось — глаза от недосыпа опухли, слезились, то и дело закрывались сами собой.
— Я веду ваше дело, зовут меня Кочетков Владимир Борисович, — представился он.
Она кивнула, сразу оробев, пошевелила губами, стараясь запомнить его имя.
— А вы, значит, Прохорова Анжелика Андреевна? — полуутвердительно спросил он.
Анжелика ответила, что именно так.
— Анжелика или Ангелина?
— Анжелика. Могу паспорт показать, — удивилась она.
— Не надо, я просто поинтересовался, у меня дочь Ангелина, требует, чтобы ее звали Анжеликой.
Следователь был в летах, почти полностью седой, очень полный, с пронзительным бабьим голоском. Анжелика постепенно переставала робеть перед ним, расслабилась, села свободнее.
— Прохорова вы по мужу?
— Да.
— А ваша девичья фамилия?
— Стасюк.
— Давно вы замужем?
— Семь лет. — Она сцепила и тут же расцепила пальцы, поймала себя на том, что вдруг разволновалась. Сонное состояние прошло, только вот раздражал солнечный свет в глаза и духота в грязноватом кабинете с обшарпанной мебелью. Постоянно кто-то входил, выходил, говорил по телефону в другом углу, и в воздухе стоял какой-то мужской запах — то ли казармы, то ли спортивного зала.
— Ну, и как жили? — спросил он, закуривая.
Она обратила внимание на марку сигарет — «Петр I». Дым был крепкий, ядреный, она едва удержалась, чтобы не поморщиться.
— Нормально, — сдержанно ответила она.
— А поподробнее?
— А что вас интересует?
— Ну, все же у вас такая разница в возрасте.
— Десять лет с хвостиком, — пожала она плечами. — Разве это разница..
— Сейчас — да. Но замуж-то вы вышли в восемнадцать, так я понял? Тогда разница больше бросалась в глаза.
— Ну да, бросалась…
— Он к вам хорошо относился?
— Всегда очень хорошо, — ответила она и не покривила душой. Исключая разборки насчет ее походов в казино и продажи бриллиантов, он никогда на нее не накричал и пальцем не тронул.
— А вы к нему?
— Я, конечно, тоже хорошо… Мы не ссорились.
— Никогда?
— Почти никогда.
— Анжелика Андреевна, может, все же припомните что-нибудь из вашей семейной жизни?
- Предыдущая
- 18/90
- Следующая