Тайны морей и островов - Можейко Игорь Всеволодович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/32
- Следующая
Шторм быстро прошел, и установилась сносная погода. Перепуганные офицеры во главе с капитаном погрузились в шлюпки, но так как всем мест не хватило, то решено было сделать большой плот для оставшихся ста шестидесяти человек.
Пока шло спешное сооружение плота, многие матросы напились, и на борту начались грабежи и бесчинства. В спешке и драках на плот погрузили несколько бочонков вина, но забыли снабдить его водой и продовольствием.
Итак, двести сорок человек разместились в шести шлюпках, а остальные погрузились на плот, где было так тесно, что лежать приходилось по очереди. К тому же плот сразу погрузился так, что верхние доски были вровень с поверхностью воды.
Договоренность была такая: раз до берега недалеко, то шесть шлюпок без труда дотащат до него плот. Так и сделали.
Плот проплыл на буксирах не более полумили. И тут со шлюпок стали доноситься голоса: «Что мы им, рабы, что ли? Пускай сами добираются! Вон их сколько!»
В одной из шлюпок сидел капитан, который благополучно делал вид, что ничего не слышит.
Не прошло и получаса, как кто-то перерезал ножом веревку, и первая лодка стала набирать скорость, уходя к берегу. Ее примеру последовали остальные.
– Если что, – крикнули с одной из шлюпок, – скажем, что конец сам порвался.
Вскоре ни одной из шести шлюпок поблизости не оказалось.
Правда, с последней крикнули, что как только доберутся до берега, пришлют помощь. Непонятно было, кто же этой помощью окажется.
Как ни звали, чем ни грозили оставшиеся на плоту, в шлюпках их никто не слушал.
И вскоре шлюпки исчезли у той туманной, темной полосы, в которой угадывался берег.
Командование плотом взял на себя корабельный офицер Гуден, человек разумный, жесткий и рассудочный. Его поступков я не одобряю, но понимаю, что, с его точки зрения, другого выхода не оставалось. Он приказал сделать из подсобных материалов мачту, к которой прикрепили кусок брезента. Правда, пользы от паруса было немного, хотя бы потому, что ни компаса, ни инструментов на плоту не оказалось и плыть можно было лишь по солнцу.
Вместо еды и питья разделили часть вина – каждому досталось по половине литра.
Никто не был доволен, но открытый бунт еще не начался.
К ночи поднялось волнение, и большие волны грозили разломать плот. Обитатели плота, кое-как скрепленного веревками, уже не чаяли дожить до рассвета.
И многие не дожили. Когда пересчитали пассажиров по головам, двадцати недосчитались.
К следующему вечеру снова поднялось волнение. Более ста человек сбились к центру плота. Офицеры держались за мачту и заставляли остальных переползать с конца на конец, чтобы плот не перевернулся от очередной волны.
К утру солдаты поняли, что больше терпеть не могут, и ими овладела безумная идея – напиться в стельку, а там будь что будет! Им удалось отобрать у офицеров бочонок и распить его. После этого было решено отобрать и другие бочонки. Так началось первое сражение. Между сотней солдат и двадцатью офицерами и штатскими, что окружали офицеров. Несмотря на неравенство сил, победили офицеры – у них были кортики и пистолеты, солдаты же были вооружены ножами, палками и досками – всем, что попало под руку.
Сохранились красочные, но не всегда достоверные описания этого боя, принадлежащие офицерам и пассажирам. И как писал один из них: «Многие заплатили за этот сумасшедший час своими жизнями».
Солдаты сдались и отступили на край плота, но, как только опустилась ночь, вновь кинулись на остальных. В новом бою также было немало убитых. «Те, кому не досталось оружия, пытались разорвать нас зубами, и некоторые из нас были жестоко искусаны».
Пошел третий день.
Офицеры разделили между оставшимися в живых бочонок вина. Из найденных гвоздей стали делать крюки, чтобы поймать акул, которые стаей преследовали плот, потому что время от времени им доставалась новая жертва. «Мы старались жевать ремни и патронташи, некоторые откусывали клочья от кожаных шляп, но это не могло нас насытить».
Патроны в пистолетах кончились, но удалось набрать несколько унций пороха, высушить его и развести огонь. «На плот упало несколько летучих рыб, но этого нам не хватило. Офицеры начали есть жареное человеческое мясо в тот же день, остальные позже, потому что мучились от отвращения, тем более что бочка, в которой жарили мясо, сгорела, а поэтому лишь офицеры чувствовали себя окрепшими».
И тут началась третья война. На этот раз из-за новой порции летучих рыбок.
Несколько солдат решили завладеть мешком с серебряными монетами, который был привязан к мачте. Берег был близко, и монеты могли пригодиться. Солдаты кинулись к мачте. Офицеры и пассажиры начали выкидывать ослабевших солдат в море.
На следующий день на плоту осталось чуть больше тридцати человек, и большинство – офицеры и их союзники. Вина оставалось на четыре дня, больше на борту не было ничего. Двое солдат продырявили бочонок и стали пить из него. Их наказали – выкинули в море.
И тогда офицеры устроили совещание. Передам слово одному из них:
«Нас оставалось двадцать семь человек, из них пятнадцать были тяжело ранены. Несмотря на это, они претендовали на свою долю вина. Мы решили, да простит нас Господь, для спасения здоровых выбросить раненых в море. Среди них оказались единственная среди нас женщина и ее муж. Но что делать – у нее была сломана нога, а он ранен в голову. Солдат и матрос были назначены палачами. Остальные спрятали головы между рук, чтобы не слышать воплей и не видеть этой жестокой сцены, и мы плакали, до тех пор пока казнь не завершилась. После этого мы выкинули за борт все оружие, кроме одной сабли во избежание нового заговора».
Теперь на оставшихся было четыре бочонка вина, к тому же прилетали летучие рыбы. На девятый день на плот опустилась бабочка. Некоторые хотели поймать ее и съесть, но другие говорили, что она – Божий посланец, подсказывающий, что земля уже близко.
Но прошло еще несколько дней, прежде чем они увидели паруса, однако корабль миновал их, не заметив. Еще через десять часов плот был замечен с другого корабля. Это был корабль из той же эскадры, к которой принадлежала погибшая «Медуза».
Так люди были спасены.
Во Франции эта история наделала немало шума и до сих пор считается позором французского флота.
Любопытно, что появилось немало громадных и не очень громадных живописных полотен, изображающих плот с «Медузы». Самая знаменитая принадлежит кисти Жерико. Она изображает плот, усеянный трупами, и последних оставшихся в живых его обитателей, которые отчаянно машут, стараясь привлечь внимание еле видного на горизонте корабля.
Чтобы сделать полотно убедительнее, Жерико привез в свою большую студию несколько трупов из морга. Представляете себе, как художник приходил утром и весь день работал среди мертвых!
Скорее всего, дело в примере, который подают командиры или люди, берущие на себя ответственность за то, что происходит.
Может быть, в пользу моих соображений говорит судьба парохода «Беркхед» – он вез в Южную Африку шестьсот пассажиров, из которых триста были кавалеристами, путешествующими со своими конями.
26 апреля 1852 года пароход налетел на скалы недалеко от мыса Доброй Надежды. Как всегда, мест в шлюпках не хватало. Тогда командир полка майор Секстон приказал отдать места женщинам и детям – в те годы не только офицеры, но и многие солдаты переезжали с места на место со своими семьями.
Сами же солдаты были заняты тем, что поднимали из трюмов лошадей. На следствии по поводу этой трагедии было сказано, что это делалось, «чтобы дать животным шанс». Коней сгоняли за борт, чтобы они плыли к недалекому берегу.
Ни один солдат и матрос не нарушил приказа.
Но когда шлюпки с женщинами отошли от корабля, а лошади поплыли к берегу, майор приказал солдатам бросаться за борт. «Беркхед» в этот момент разломился пополам, и почти пятьсот солдат погибло. Зато были спасены сто женщин с детьми.
И часть коней…
- Предыдущая
- 18/32
- Следующая
