Инферно Габриеля - Рейнард Сильвейн - Страница 39

• Предыдущая
• 39/144
• Следующая

— Джулия, твой поцелуй ничего не меняет в наших отношениях. Есть же чисто дружеские поцелуи. Тебе не за что себя упрекать. Если хочешь, можешь больше меня не целовать. Давай я тебя буду каждый раз предупреждать: «Джулия, не вздумай со мной целоваться». Устраивает?

— Ты здесь совсем ни при чем, — пожала она плечами. — Мне за себя стыдно. От тебя я вижу только хорошее.

— Может, ты почувствовала себя обязанной? Выброси эту мысль из головы. Я отношусь к тебе так, потому что мне просто нравится так к тебе относиться. И я не жду никакого вознаграждения. А диск я тебе купил от чистого сердца. Одна песня напоминает тебя. Она меня очень вдохновляет. — Пол наклонился к ее уху, прекрасно сознавая, что сердитые сапфировые глаза, конечно же, следят за ним. — Джулия, пожалуйста, не считай себя обязанной мне. Ты ничего не должна мне взамен. Повторяю, это был дружеский поцелуй. Кто-то обнимается, кто-то целуется. Если хочешь, перейдем на объятия. А потом, если тебе захочется большего…

— Я не готова, — прошептала она, удивляясь честному ответу и быстро нашедшимся словам.

— Знаю. Потому и поцеловал тебя только слегка, хотя мечтал бы поцеловать по-настоящему. Но мне все равно было очень приятно. Я знаю, ты очень осторожно относишься к сближению с людьми. Я польщен, что ты меня поцеловала. — Он погладил Джулию по руке и снова улыбнулся: — А Кристе за ее слова следовало шею свернуть. Я еще с ней поговорю… — Пол быстро посмотрел туда, где сидели Криста и профессор.

Скорее всего, там сейчас как раз происходила воспитательная беседа. Профессор что-то говорил своей дерзкой аспирантке, а та сидела, опустив голову и явно готовая заплакать.

— Не стоит, — сказала Джулия.

— Нет, стоит. Я видел, как она на тебя смотрела. И видел, как ты сжалась под взглядом этой безмозглой пустышки. Разве так можно, Джулия? Почему ты не послала ее ко всем чертям?

— А что бы это дало? Кристе очень хотелось затеять ссору. Зачем мне было опускаться до ее уровня? Иногда человеческая грубость меня… удивляет. Особенно беспричинная. Я тогда теряю способность думать. И все слова куда-то пропадают.

— Неужели кто-то бывает груб с тобою? — спросил Пол, начиная злиться.

— Иногда.

— Эмерсон? — шепотом спросил он.

— Вначале. Он меняется. Сам видел. Даже улыбнулся мне.

Пол нехотя кивнул. «Высокоученый профессор Дикерсон».[12]

Джулия нервозно разглаживала джинсы на коленях:

— Я не говорю, что нужно всегда вести себя как Франциск Ассизский или подставлять другую щеку. Ведь ругаться может каждый. И что, отвечать руганью на ругань? Почему я должна уподобляться Кристе? Иногда… не всегда, конечно, но иногда зло можно победить обыкновенным молчанием. Пусть человек слышит все отвратительные слова, которые произносит. Не надо ему мешать. Пусть зло громогласно заявит о себе и себя же скомпрометирует. Оно сгорит, как костер, куда не подбрасывают дров. Криста нуждалась в дровах. Она была бы рада сцепиться с тобой… Наверное, я не умею это объяснить. Тебе может показаться, что я ходячая добродетель. Нет, Пол. Я имела в виду совсем другое, а на словах получилась… какая-то бессмыслица.

— Вовсе не бессмыслица, — улыбнулся он. — У нас тут был семинар по Фоме Аквинскому. Ты сейчас как будто повторила главный тезис этого семинара: зло само себя наказывает. Взять ту же Кристу. Думаешь, она счастлива? Может ли человек быть счастлив, утверждаясь за счет других? Ты права: вразумлять ее бесполезно. Есть люди, настолько поглощенные собой и своими заблуждениями, что никакие слова не заставят их задуматься о своих недостатках.

— И не разбудят их память, — тихо добавила Джулия, глядя на упоенно ссорящуюся пару за соседним столиком.

На следующий день, перед очередным семинаром по творчеству Данте, Джулия зашла проверить почту. Пол все-таки убедил ее взять купленный им диск. Он оказался прав: едва начав слушать, она влюбилась в этот альбом и тут же загрузила все песни себе на iPod. Действительно, под такую музыку хорошо работалось. «Кроличьи песни» успокаивали, делая мир светлее и радостнее, чего никак не скажешь о Lacrimosa из моцартовского «Реквиема».

Ее почтовый ящик уже несколько дней пустовал. Но сегодня там оказалось целых три письма. Первое было информационным листком, уведомлявшим о новой дате лекции профессора Эмерсона «Плотская страсть в „Божественной комедии“ Данте. Смертный грех и личность». Джулия пометила новую дату у себя в органайзере, приписав: «Спросить Пола, сможет ли он пойти».

Второе письмо правильнее было бы назвать письмецом. Открыв конвертик кремового цвета, Джулия, к своему удивлению, нашла там подарочную карту «Старбакса». На карточке была изображена большая горящая лампочка, а чуть ниже изящным курсивом вилась надпись: «Вы столь же светлы, Джулианна».

Перевернув карточку, Джулия увидела сумму: сто долларов. «Это же чертова пропасть кофе!» Она сразу догадалась, кто и зачем прислал ей эту карточку, и очень-очень удивилась.

Но ее удивление многократно возросло, когда она вскрыла последнее письмо — длинный узкий конверт, в каких деканат рассылал официальные сообщения… На сей раз деканат факультета итальянского языка и литературы поздравлял мисс Джулию Митчелл с получением гранта. Она прочла лишь сумму: пять тысяч долларов ежемесячно. При этом ее аспирантская стипендия сохранялась.

«О боги всех нищих аспиранток, живущих в „хоббитовых норах“, где не согласится жить уважающая себя собака… спасибо, спасибо и еще раз спасибо вам!»

У Джулии слегка подкосились ноги, и она схватилась за стойку с ящиками.

— Джулианна, вам что, плохо? — послышался сзади голос миссис Дженкинс.

Джулия закрыла ящик, добрела на стола референта и молча подала ей письмо.

— Да, я слышала эту новость. — Миссис Дженкинс дружелюбно улыбнулась. — Просто чудеса. Нашему факультету редко выделяют гранты. Далеко не каждый год. И вдруг в понедельник нам позвонили и сообщили, что некий фонд выделяет грант на ваше имя. Щедрость этого гранта, надеюсь, вы уже оценили.

Джулия кивнула. Она все еще не верила.

— Хотелось бы знать, кто же он, — сказала миссис Дженкинс.

— Вы о ком? — насторожилась Джулия.

— О человеке, чьим именем назван фонд. Разве вы не читали?

— Не успела. Это было так неожиданно.

Миссис Дженкинс развернула лист, ткнув пальцем в верхнюю часть.

— Вот, здесь указано, что грант вам установил Фонд М. П. Эмерсона. Кто же это может быть? Неужели родственник нашего профессора Эмерсона? Хотя вряд ли. Эмерсон — распространенная фамилия. Скорее всего, просто однофамилец.

Подойдя к двери своего библиотечного отсека, профессор Эмерсон увидел полоску света. К сожалению, смотровое окошечко было заклеено изнутри плотной бумагой. Пол терпеть не мог это окошечко, называя его глазком надзирателя. Чтобы Пол задержался в библиотеке допоздна, да еще в четверг? Профессор взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Еще тридцать минут, и библиотека закроется.

Он не постучался, а тихо открыл дверь своим ключом. Увиденное застало его врасплох… На стуле уютно устроилась мисс Митчелл. Ее голова покоилась на сложенных руках, а те красиво лежали поверх клавиатуры ноутбука. Глаза Джулии были закрыты, рот — слегка приоткрыт. Щеки порозовели от сна. Ее грудь ритмично поднималась и опускалась, напоминая океанские волны, накатывающие на тихий берег. Ошеломленный профессор Эмерсон застыл в проходе. Если записать этот бесхитростный звук ее дыхания, то не надо никакого средства для релаксации. Каким наслаждением было бы снова и снова засыпать под эти звуки.

Ее ноутбук был раскрыт. Заставкой служили чередующиеся иллюстрации к какой-то книге, скорее всего детской. Кажется, книга была про животных, включая странного длинноухого белого кролика. Настолько длинноухого, что его уши свисали до самых лап. Потом Габриель услышал негромкие аккорды какой-то композиции. Музыка исходила из ноутбука. На столе лежал футляр CD-диска, где тоже был изображен кролик. Похоже, мисс Митчелл просто помешана на них.

• Предыдущая
• 39/144
• Следующая