С.Е.К.Р.Е.Т. - Аделайн Л. Мари - Страница 35

• Предыдущая
• 35/43
• Следующая

— Хотите есть, Кэсси?

Я кивнула.

— И чего вы хотите?

— Вас.

— Это позже. А сейчас откройте ваш славный ротик.

Я послушалась, и он стал нежно водить по моим губам ломтиками фруктов, давая лишь вдохнуть аромат и ощутить изысканный вкус языком. Когда появился сочный ломтик манго, я облизала с ним вместе пальцы, его державшие. Манго сменилось клубникой, и он скормил мне ягоду за ягодой — одни в шоколаде, другие в сливках. Но с ума я сошла от трюфелей, которые он тоже давал только лизнуть и куснуть с краешку, не позволяя откусить по-настоящему. И каждый раз, когда я проглатывала кусочек, он целовал меня. Я не видела его лица, однако изнемогала, особенно когда он открывал мне рот языком.

Потом он оседлал мои ноги, возвышаясь надо мной, и я откинулась на мягком троне. Я ощущала его нагие бедра, охватывавшие мои. И задохнулась, когда он, схватившись за деревянные подлокотники, рванул стул на себя.

— Протяните руки, — велел он, и я, повиновавшись, наткнулась на его член, твердый, теплый и нежный.

Я обхватила его ладонью и страстно направила себе в рот. Держа член обеими руками, я ввела его глубже, даря наслаждение и сама получая удовольствие оттого, что дарю это наслаждение. Я представила себя на этом стуле — с повязкой на глазах, в одних туфлях, и его прекрасное тело сверху. Меня охватил озноб.

— Стоп, Кэсси, — вдруг сказал он, и его член выскользнул из моего рта. — Это восхитительно, но вы должны остановиться.

Он поднял меня с сиденья и поставил на ноги. Мои кости таяли от вожделения. Стоя за мной, он направил меня вперед и через несколько шагов упер мои руки во что-то вроде шелкового диванного подлокотника. Я вдыхала ароматы вина, апельсинов и ванильных свечей. Впереди потрескивал огонь, мое сердце неистово билось. Спина выгнулась, когда он обхватил мои бедра и подтянул к себе. Я чувствовала, как сильно он меня хочет и как он напрягся.

— Я собираюсь войти в вас, Кэсси. Вы хотите этого?

Я подалась к нему, показывая, что да, хочу, очень хочу.

— Скажите мне это, Кэсси. Вслух.

— Я хочу вас, — прошептала я, задыхаясь от желания.

— Скажите, Кэсси. Скажите, что хотите этого.

— Да! Хочу!

— Скажите!

— Яхочу вас! Хочу, чтобы вы вошли в меня! Сейчас же!

Послышался треск рвущейся упаковки, а через несколько секунд я ощутила в себе его глубокие, сильные, быстрые толчки. Он завел под меня руку, возбуждая, и пальцы его двигались в том же пьянящем ритме. Другой рукой он держал меня за бедро с такой силой, что чуть не отрывал от пола. Потом он перехватил меня за волосы и мягко отвел мою голову назад, проведя ладонями по моей выгнутой спине. И вот он принялся мять мне ягодицы с таким пылом, что у меня закружилась голова. Его низкое рычание порождало чувство, что я свожу его с ума.

— До чего вы крутая, Кэсси, когда задницей вверх. Мне обалденно нравится. А вам?

— Да.

— Скажите это. Громче!

— Мне нравится! Мне охренеть как нравится! — выдохнула я, сама себе удивляясь. В этом было что-то животное, но в то же время божественное.

Он шире раздвинул мои ноги, и толчки его сделались еще сильнее и чаще.

— О боже! — вырвалось у меня, когда я ощутила вызревающий внутри шторм.

— Сейчас вы можете кончить. Я хочу, чтобы вы кончили, Кэсси, — настоял он, и я так и сделала, полностью отдавшись этому чувству.

Он тоже кончил, страстно и бурно, после чего я упала на диван настолько обессиленная, что не удержалась и соскользнула на медвежью шкуру, расстеленную на полу, где и осталась лежать, приходя в себя. Услышав, что он лег рядом, я потянулась к своей повязке.

— Нет, не надо. — Он перехватил мою руку, не дав развязать глаза.

— Но я хочу вас увидеть. Хочу взглянуть в лицо человеку, способному проделать такое с моим телом.

— Мне дорога анонимность.

Почувствовав мое раздражение, он подался вперед и взял меня за руку:

— Ощупайте мое лицо. Но повязку не снимайте.

Он провел моей ладонью по своей чуть колючей

щеке. Я ощутила рельефную челюсть, глубоко посаженные глаза, мягкие, довольно длинные волосы, бачки. Мои пальцы коснулись широкого рта, и он игриво прикусил их. Потом моя рука снова прошлась по его мускулистой груди и твердому животу.

— Вы прекрасны, — сказала я.

— Взаимно... Но мне пора, Кэсси. Прежде чем я уйду, раскройте ладонь.

Я подчинилась, и он вложил в мою влажную руку кругляш — подвеску Шага седьмого, Любопытство.Из-за того что я ее не видела, она казалась хрупкой, как будто могла сломаться при малейшем нажиме.

— Спасибо.

Тело мое еще содрогалось, а он, судя по шагам, направился к выходу и через несколько секунд шепотом попрощался.

— Пока, — отозвалась я.

Когда дверь мягко затворилась, я сдернула повязку и огляделась. Помещение, обставленное в мужском стиле, выглядело впечатляюще: большущий дубовый стол посередине и высокие книжные стеллажи с трех сторон. На столе, где догорали ванильные свечи, осталась большая чаша с апельсинами. Я присела, нагая, на мягкую медвежью шкуру, запустила пальцы в волосы и смотрела, как убывает пламя свечей.

Прикрепляя подвеску Шага седьмого к браслету, я гадала, как же он выглядит, этот мой новый, таинственный мужчина, который ушел всего несколько мгновений назад и оставил меня исполненной довольства, любопытства и внутренней гармонии.

После «фантазии вслепую» жизнь стала казаться мне ярче. Все мои чувства ожили. Я стала внимательнее к людям, событиям и вещам, которых раньше не замечала. Так, например, я машинально ощупала кованые створки ворот, отметив тонкую гравировку, и даже представила себе художника, создававшего этот изысканный узор. Раньше меня раздражали посетители, занимавшие столик на улице и сидевшие там все утро за одной чашкой кофе, болтая напропалую с прохожими. Из-за их велосипедов и собак по тротуару было не пройти. Теперь же я радовалась этой дружеской атмосфере, воцарявшейся по утрам на Френчмен-стрит. За нашими столиками сходились люди всех возрастов и рас. Мне нравилось быть частью этого сообщества. Я почувствовала себя дома.

И вот вместо того, чтобы просто поставить чашку перед словоохотливым пожилым мужчиной с резной тростью, я задала ему несколько вопросов о его жизни. Он рассказал мне о жене, сбежавшей с его адвокатом, и трех дочерях, с которыми виделся редко. Я начала понимать, что, быть может, его чудачества имели целью привлечь к себе внимание, чтобы просто поговорить и скрасить одиночество. А Тим из магазина велосипедов Майкла, когда уловил мою готовность его выслушать, поведал несколько пронзительных историй об урагане. «Многие выжили лишь с тем, чтобы помереть от сердечного приступа», — так он сказал.

И я поверила ему, поскольку знала, что такое утрата и разочарование.

Зима в Новом Орлеане выдалась одной из самых теплых за всю историю наблюдений, и потому я пришла в восторг, когда мне позвонил волонтер и сообщил, что на балу я выиграла в благотворительную лотерею поездку на выходные в Уистлер, Британская Колумбия, — на два лица. Мне хотелось покататься на лыжах, как встарь, но больше — ощутить дыхание зимы. Даже обжившись на юге и сроднившись наконец с этим городом, в душе я оставалась северянкой.

Перед отъездом я попросила Анну взять на неделю Дикси. Я не хотела пускать ее к себе: затеет шарить и вынюхивать, найдет дневник фантазий или еще что-то, объясняющее таинственные путешествия в лимузине. А когда я сказала о выигрыше Матильде, та лишь спросила, когда меня ждать обратно, и пожелала хорошо провести время.

Уиллу не хотелось меня отпускать, однако в городе накануне Марди Гра воцарилось кратковременное затишье. Я напомнила ему, что лучшей поры для отпуска не найти.

— Наверное, ты права, — согласился он, когда мы, после того как схлынула утренняя толпа, пили кофе за уличным столиком. — А ты одна едешь?

— Мне совершенно некого с собой взять.

• Предыдущая
• 35/43
• Следующая