Утраченный символ - Браун Дэн - Страница 98

• Предыдущая
• 98/114
• Следующая

– Уоррен?

Архитектор вздрогнул и обернулся, одновременно задвигая ящик бедром. Лицо его перекосилось от переживаний.

– Что случилось? – Кэтрин опустила взгляд к таинственному ящику. – Что там?

Беллами молчал, будто проглотив язык. Судя по его виду, он жалел, что вообще полез в этот стол.

– Что в ящике? – настойчиво повторила Кэтрин.

Архитектор поднял на нее полные слез глаза и посмотрел долгим печальным взглядом.

– Мы никак не могли понять, почему преступник затаил злобу на всю вашу семью, – наконец проговорил он.

Кэтрин нахмурилась.

– Да?

– Вот… – Голос Беллами дрогнул. – Теперь я знаю почему.

В зале Масонского храма человек по имени Малах, стоя перед большим алтарем, осторожно массировал кончиками пальцев девственно чистую кожу на темени. «Verbum significatium, – нараспев повторял он, готовясь. – Verbum omnificum». Наконец-то последний ингредиент найден.

«Величайшие ценности весьма незамысловаты на вид».

Над алтарем вились струйки благовонного дыма из кадильницы. Танцуя в лунном луче, они очищали путь к небесам, который вскоре предстояло повторить освобожденной душе.

Час настал.

Малах откупорил пузырек с потемневшей кровью Питера. Под взглядом пленника он обмакнул кончик вороньего пера в багряную тинктуру и занес над своим теменем, где блестел священный круг. Рука замерла на мгновение – Малах думал о том, как долго он ждал этой минуты. Близится великое преображение. «Запечатлевшему Утраченное слово в чертоге своих мыслей откроется неведомая сила». Древнее пророчество об апофеозе. До сего дня человечество не изыскало возможность его осуществить, и Малах приложил все силы к тому, чтобы так оставалось и впредь.

Недрогнувшей рукой он приставил кончик пера к темени. Ни в зеркале, ни в посторонней помощи он не нуждался – важны лишь собственные ощущения и внутренний взор. Неспешно и аккуратно он принялся выводить Утраченное слово внутри кольца, образованного змеем уроборосом.

Питер Соломон с ужасом следил за происходящим.

Завершив свое дело, Малах закрыл глаза, отложил перо и сделал глубокий выдох, полностью освобождая легкие от воздуха. Такого ощущения он не испытывал еще никогда в жизни.

«Я совершенен.

Я един».

Долгие годы Малах пестовал и лепил свое тело как драгоценный артефакт, и теперь перед самым преображением чувствовал каждый нанесенный на нем штрих, каждую черточку. «Я настоящий шедевр. Идеальный и совершенный».

– Я ответил на твой вопрос, – прервал его любование собой голос Питера. – Вызови Кэтрин «скорую». И останови отправку файла.

Малах с улыбкой распахнул глаза.

– С тобой мы еще не закончили.

Взяв с алтаря жертвенный нож, он провел пальцем по тонкому железному лезвию.

– Этот древний клинок был изготовлен по велению самого Господа – для человеческого жертвоприношения. Ты ведь узнал нож?

Серые глаза Соломона напоминали кремень.

– Да, он единственный в своем роде. Я помню легенду.

– Легенду? Его истории посвящена целая глава Священного Писания. Ты не веришь Писанию?

Питер смотрел молча.

На поиски и покупку этого артефакта у Малаха ушло целое состояние. Нож для акеды, выкованный более трех тысяч лет назад из упавшего на Землю метеорита.

«“Небесное железо”, как называли их древние мистики».

По преданию, тот самый нож, которым собирался воспользоваться Авраам во время акеды – описанного в Книге Бытия всесожжения Исаака, единственного сына патриарха, на горе Мории. Продолжая свою удивительную судьбу, клинок не раз за прошедшие тысячелетия менял владельцев – римские папы, нацистские мистики, европейские алхимики, частные коллекционеры…

«Все они только хранили его и любовались, не осмеливаясь использовать по прямому назначению и раскрыть его подлинную силу», – думал Малах. Но сегодня нож для акеды наконец исполнит свое предназначение.

Акеда всегда носила у масонов священный характер. На самом первом градусе масоны отмечали «благороднейший дар, поднесенный Господу, – согласие Авраама отдать сына своего, Исаака, как изъявление покорности воле Всевышнего».

Исполненный восхищения от того, как удобно лежит в руке тяжелый клинок, Малах присел и перерезал свежезаточенным лезвием веревки, удерживающие Питера в кресле-каталке. Путы упали на пол.

Морщась от боли, Питер Соломон попробовал подвигать затекшими конечностями.

– Почему ты так со мной поступаешь? Чего ты хочешь добиться?

– Тебе это должно быть понятно, как никому другому, – ответил Малах. – Ты изучаешь древние обычаи. Из них видно, что сила Мистерий зиждется на жертвоприношении… на том, чтобы вызволить душу из бренного тела. Так было испокон веков.

– Ты понятия не имеешь о жертвенности, – возразил Питер. Голос его источал боль и ненависть.

«Отлично! – подумал Малах. – Распаляйся. Так будет легче».

В пустом желудке заурчало, но Малах по-прежнему расхаживал перед пленником.

– Кровопролитие наделяет огромной силой. Это понимали все, от древних египтян до друидов, китайцев и ацтеков. В человеческой жертве есть своя магия, однако современный человек слишком слаб, слишком робок, чтобы решиться на подлинный дар, слишком хрупок, чтобы пожертвовать жизнь, необходимую для духовного преображения. В древних текстах все изложено четко. Только отдав самое святое, можно обрести безграничное могущество.

– Ты считаешь, я могу стать священным даром?

Малах расхохотался в голос:

– Ты до сих пор ничего не понял?

Питер посмотрел неудоумевающе.

– Знаешь, зачем у меня в доме стоит камера депривации? – Поставив руки на бедра, Малах напряг изукрашенные рисунками мускулы полуобнаженного тела. – Я тренировался… готовился… репетировал тот миг, когда от меня останется лишь сознание… когда я лишусь бренной оболочки… когда пожертвую свое совершенное тело богам. Драгоценный дар – это я! Это я невинный белый агнец!

От изумления Питер не смог произнести ни слова.

– Да, Питер, богам надо предлагать лишь то, что ценишь более всего на свете. Чистейшую белую горлицу… самое драгоценное и достойное. Ты для меня ценности не представляешь. Поэтому из тебя достойного дара не выйдет. – Малах сверкнул глазами. – Не понимаешь? Жертва – не ты, Питер! Жертвой буду я! Моя плоть. Дар – это я. Взгляни на меня. Я готовился, я сотворил из себя совершенство, достойное последнего пути. Дар – это я!

Онемевший Питер по-прежнему молчал.

– Секрет в том, как умереть, – продолжал Малах. – Масоны это понимают. – Он указал на алтарь. – Вы почитаете древние истины, но вы трусливы. Вы осознаёте силу жертвоприношения, но из боязни подпустить к себе смерть слишком близко отделываетесь театральными убийствами и бескровными ритуалами. Однако сегодня ваш декоративный алтарь наконец исполнит свое истинное предназначение… свою настоящую роль.

Схватив Питера Соломона за левую руку, Малах вложил в нее ручку ножа для акеды. «Левая рука служит тьме». Это он тоже просчитал заранее, лишив Питера иной возможности. Малах не мог представить себе жертвы более глубокой и символической, чем та, что сотворится у этого алтаря, рукой этого человека, этим ножом, который войдет в сердце жертвенного дара, чья земная оболочка обрамлена, будто в драгоценную оправу, в саван из мистических символов.

Предлагая в дар самого себя, Малах обозначал свое место в демонической иерархии. Истинная сила там, где тьма и кровь. Это прекрасно понимали древние адепты, примыкая к той или иной стороне, в зависимости о того, к чему склонялась их душа. Малах не прогадал в выборе. Хаос – естественный закон вселенной. Безразличие движет энтропией. Равнодушие – плодородная почва, на которой буйным цветом разрастаются посевы темных сил.

«Я служил им, и они примут меня как бога».

Питер не шевелился, только смотрел застывшим взглядом на древний кинжал, зажатый в руке безумца.

– Я повелеваю тебе, – издевательским тоном изрек Малах. – Я – добровольная жертва. Твоя последняя роль уже расписана. Ты преобразишь меня. Освободишь от телесных оков. Иначе навеки распрощаешься с сестрой и братьями-масонами, чтобы познать подлинное одиночество. – Он помолчал, с улыбкой глядя на пленника. – Считай это своей последней карой.

• Предыдущая
• 98/114
• Следующая