Маскарад - де ла Круз Мелисса - Страница 13
- Предыдущая
- 13/47
- Следующая
На следующее утро в комнате гостиницы, собирая свои вещи, Шайлер вспомнила последние слова, сказанные Лоуренсом при расставании.
— Извини, Шайлер. Корделия ошиблась, послав тебя ко мне.
Он принялся расхаживать взад-вперед перед камином.
— По правде говоря, меня больше не волнуют дела Голубой крови. Я снял с себя ответственность и больше не интересуюсь, что там у них творится, еще со времен Роанока. Тогда они предпочли последовать за Михаилом, как делали всегда, — произнес Лоуренс, имея в виду, что, когда стало известно о кризисе в Роаноке и предполагаемом возвращении Серебряной крови, Совет вновь официально объявил Михаила Регисом. — И если я не ошибаюсь, они по-прежнему предпочитают следовать за ним же, носящим ныне имя Чарльза Форса. — Лоуренс покачал головой. — Когда он отвернулся от семьи и отрекся от имени ван Аленов, я поклялся, что никогда больше не вернусь в Совет. Так что, увы, ты приехала в Венецию напрасно. Я уже стар. И предпочитаю прожить свою бессмертную жизнь спокойно. Мне нечего тебе предложить.
— Но Корделия сказала...
— Корделия, как всегда, возлагала на меня слишком много надежд. Ключ к победе над Серебряной кровью не во мне, а в Чарльзе и Аллегре. Лишь неразвращенные способны спасти Голубую кровь от мерзости Серебряной крови. Извини, что мало чем могу тебе помочь. Я навсегда отрекся от Голубой крови, когда отправился в изгнание.
— Так значит, Чарльз Форс был прав, — дрожащим голосом произнесла Шайлер.
— Что ты имеешь в виду? — мрачно поинтересовался Лоуренс.
— Он сказал, что ты и наполовину не таков, каким Корделии хочется тебя видеть. Что я не найду в Венеции ничего, кроме переживаний и неприятностей.
Лоуренс отшатнулся, словно от удара. На лице его отразилось множество чувств разом — стыд, гнев, гордость, но он промолчал. В конце концов, он резко развернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Ну что ж. Вот и все. Шайлер застегнула дорожную сумку, закинула ее на плечо и вышла в коридор, к лифту, где уже ждал ее Оливер. Он не поздоровался с девушкой и не пожелал доброго утра.
Шайлер знала, что если она захочет, то может уловить общий ход его мыслей — они транслировались широко, словно спутниковое радиовещание. Но она всегда отключала сигнал. Ей казалось неправильным подглядывать за Оливером. Кроме того, Шайлер и не требовалось применять свои особые способности, чтобы понять: юноша по-прежнему сердится из-за того, что она вчера вечером ему не позвонила.
Шофер Лоуренса привез ее в гостиницу поздно ночью, и Шайлер обнаружила у себя на мобильном несколько сообщений от перепуганного друга и голосовое сообщение на гостиничном телефоне. Ей стоило бы перезвонить Оливеру, но было уже так поздно, что девушке не захотелось его будить.
— Я думал, ты умерла! — сердито бросил Оливер.
— Ну, тогда ты мог бы забрать себе мой айпод.
— Да на фиг он мне? У него даже камеры нету!
Шайлер сдержала улыбку. Так она и знала, что Оливер не сможет злиться долго.
— Зато ты пропустила крутое музыкальное шоу по телевизору, вручение наград Эм-ти-ви. Дэвид Хассельхоф выиграл во всех категориях.
— Ну, увы мне.
— Папа улетел другим рейсом, пораньше, — буркнул Оливер. — Торопился на какое-то собрание акционеров.
Шайлер искоса взглянула на друга. Каштановые волосы закрывали лоб, а светло-карие глаза с зелеными и топазовыми крапинками были полны обиды, но одновременно и заботы. Шайлер едва удержалась, чтобы не коснуться шеи Оливера, выглядящей столь уязвимо и соблазнительно. В последнее время она ощущала в крови новое желание — питаться. Жажда была сходна с негромким рокотом, словно играющая где-то на заднем плане музыка, которую ты даже не замечаешь, но стоит лишь ей сделаться громче — и ее уже не спутаешь ни с чем. Шайлер поймала себя на том, что ее влечет к Оливеру по-новому, и, взглянув на него, девушка покраснела.
Шайлер пришло в голову, что ее отец, человек, был фамильяром ее матери, вампирши, и Аллегра взяла его в мужья вопреки законам вампиров.
Впервые за всю историю существования Голубой крови граница между двумя народами стерлась, и в результате на свет появилась она, Шайлер. Наполовину человек, наполовину вампир. Димидиум когнатус.
Шайлер узнала о своем происхождении всего несколько месяцев назад, но теперь понимала, что ее кровь была ее судьбой, сплетающейся причудливыми узорами в венах у нее под кожей. Кровь призывала кровь. Кровь Оливера...
Девушка никогда прежде не осознавала, насколько красив ее лучший друг. Насколько мягкой выглядит его кожа. Как ей хочется коснуться его шеи под кадыком и поцеловать его туда, а потом, быть может, пронзить его кожу своими клыками, погрузить их в тело... и питаться...
— Кстати, где ты все-таки была? — поинтересовался Оливер, нарушив ход мыслей подруги.
— Долго рассказывать, — отозвалась Шайлер.
Двери лифта отворились, и они вышли.
Пока они добирались в раздолбанном такси по булыжным мостовым к маленькому местному аэропорту, Шайлер поведала Оливеру обо всем произошедшем, а друг внимательно выслушал ее.
— Ох, жалко-то как! — сказал Оливер. — Ну, может, он когда-нибудь передумает.
Шайлер пожала плечами.
Она изложила свою просьбу, сделала все так, как велела ей бабушка, и все же ей было отказано. Наверное, больше она уже ничего не сможет сделать.
— Может, передумает, а может, и нет. И хватит говорить об этом, — со вздохом произнесла она.
Их рейс до Рима задерживался, потому Шайлер с Оливером коротали время, разглядывая товары в магазинчиках дьюти-фри и сувенирных лавках. Оливер ухмыльнулся и показал Шайлер пикантный итальянский журнал.
Шайлер взяла несколько журналов, бутылку воды и жвачку, чтобы во время взлета и посадки меньше давило на уши. Девушка уже встала было в очередь к кассе, чтобы оплатить покупки, и тут заметила стеллаж с венецианскими масками. Хотя до карнавала оставалось еще несколько месяцев, город заполнили уличные торговцы масками, шумно расхваливавшими свой товар. Девушка не обращала внимания на дешевые безделушки, но тут, в аэропорту, одна маска привлекла ее внимание.
Эта маска полностью закрывала лицо, не считая отверстий для глаз; она была сделана из лучшего фарфора и украшена золотым и серебряным бисером.
— Смотри-ка, — позвала Шайлер Оливера и взяла маску в руки.
— На кой тебе эта безвкусная штуковина? — удивился юноша.
— Не знаю. У меня нет ничего на память о Венеции. Возьму-ка я ее.
Перелет до Рима оказался тряским, а полет до Нью-Йорка — еще хуже. Турбулентность была такая, что Шайлер казалось, что она скоро свихнется — так у нее стучали зубы всякий раз, как самолет подбрасывало. Но стоило ей глянуть в иллюминатор и увидеть панораму Нью-Йорка, как ее затопила любовь к этому городу, смешанная с печалью, ведь теперь здесь ее никто не ждал, не считая двух верных слуг, ставших ныне, согласно завещанию Корделии, ее законными опекунами. Ну, но крайней мере, ее ждала Бьюти, ее гончая бладхаунд, настоящий друг и защитник. Бьюти была еще одной составляющей преображения, часть души Корделии, переместившейся в материальный мир, дабы защищать Шайлер до той поры, пока она полностью не овладеет своими силами. Девушка скучала по Бьюти.
Уставшие после перелета, друзья пробились через толпу, чтобы забрать свой багаж. Путешествие длилось почти пятнадцать часов, и они выглядели изможденными, а к тому моменту, как добрались до Нью-Йорка, на город уже опустились сумерки. Когда они вышли из здания аэропорта, оказалось, что фонари припорошены снегом. Начался декабрь, и наконец-то наступила зима.
Оливер отыскал у тротуара машину их семьи со скучающим шофером и провел девушку к большому черному «мерседесу майбаху». Они устроились на удобных кожаных сиденьях, и Шайлер возблагодарила всех богов за то, что они послали ей Оливера. Состояние его семьи, полностью сохранившееся, в нынешнее время оказалось более чем кстати.
По дороге к городу друзья сидели молча, погрузившись каждый в свои мысли. В кои-то веки машин на автостраде было мало, и они добрались до Манхэттена всего за полчаса. Автомобиль проехал через мост Джорджа Вашингтона и выехал на Сто двадцать пятую улицу, направляясь к Риверсайду, к особняку ван Аленов, расположенному на углу Сто первой улицы и Риверсайда.
- Предыдущая
- 13/47
- Следующая
