Откровения Виктора Суворова - Суворов Виктор - Страница 51
- Предыдущая
- 51/88
- Следующая
— Это, по сути дела, очередная волна «холодной войны».
— это все еще наработки Советского Союза. Когда СССР рухнул, все эти программы были заморожены. Новых идей нет. И теперь начали реанимировать старые бессмысленные затеи. Сегодня война приобретает совершенно другие формы. Она может выглядеть ударом по компьютерам каким-то вирусом. Одним разом останавливаются, скажем, все гидроэлектростанции или атомные электростанции другой страны. И не надо никаких ракет. А Россия традиционно готовится к прошлой войне, а не будущей.
После Второй мировой войны СССР поставил на вооружение 70 тысяч танков. Содержать их негде было, сейчас это все порезано. Теперь, после того как отошла «холодная война», они опять вспомнили о том, что нужно сокрушить Америку…
А реальные опасности совсем другие. Внутри страны — терроризм, а у той же милиции нет хороших радиостанций, у милиционеров нет жилья… Вот куда стратегические деньги вкладывать надо.
— Недавно состоялись грандиозные маневры, чуть не первые такого уровня с советских времен. И шли они под анекдотическим названием «Отработка антитеррористических операций».
— Ну да. Они же свои задачи решают. Дело в том, что ВПК в СССР требовались гигантские программы. Самый большой в мире самолет — наш. Самые огромные подводные лодки — наши. Очень нравится строить гигантские вещи. Тот же БАМ. Кому он был нужен — никто не знал. Но замысел! Или построить в Сталинграде бабу с мечом невероятной величины. А вот мелкие дела вроде того, чтобы захоронить кости солдат, погибших на войне 60 лет назад, — это неинтересно. Это не получается. А бабища — пожалуйста. Потому что тут фонды, тысячи тонн бетона, арматуры, бездна народу работает… То же самое происходит и с этими гигантскими подводными лодками. Исполнители такие проекты любят.
— Все эти традиционные рефлексы советской военной промышленности пробудились именно сейчас. И складываются в неприятную картину. Напоминает начало очередной «холодной войны». Если еще вспомнить подрыв Яндарбиева в Катаре… Ведь нет сомнений, что команду мочить в сортире и строить гигантские подлодки отдает один человек.
— Конечно. Больше некому. Зачем он это делает — я не знаю. Я отказываюсь понимать. Конечно, с одной стороны, идет давление ВПК — нам нужны грандиозные проекты, грандиозные заказы. Но, видимо, это и ему самому выгодно по какой-то причине. В принципе, его действия определяются потребностями ВПК. Военным промышленникам один хрен, что и зачем делать, все равно какой противник, главное — пограндиознее.
В свое время в СССР строились гигантские гидроэлектростанции там, где это было удобнее с технической точки зрения, а не там, где были потребители. Потом к ним тянули дико дорогие линии электропередачи, на которых энергия терялась. Инвесторы не думали о конечном продукте. То же самое происходит сейчас и с военной промышленностью. Их не интересует, какая война будет в будущем, их интересуют гигантские заказы. А где будем эту лодку ремонтировать, где ее держать, против кого она предназначена — это никого не интересует.
— Высказывались предположения, что Путин сейчас сознательно делает ставку на враждебность к Западу. Возможно, это и так. В глазах населения — это патриотическая деятельность. Она дает ему голоса и поддержку. Запад все равно не в состоянии ничем ему повредить. И похоже, что тенденция будет усиливаться.
— Когда в стране плохо, ищутся объяснения на стороне. Если нет желания решать внутренние проблемы, нужен внешний враг. Чтобы продемонстрировать необходимость находиться в мобилизационной готовности. Так и в России сейчас. У меня ощущение, что у руководства России нет никаких реальных планов, они не знают, куда вести страну. Когда еще Путин стал только премьер-министром, я обратил внимание, что он никогда не говорит об экономике. Давайте увеличим в два раза ВПП! Ну давайте. Это маниловщина какая-то. Благие пожелания. В настоящее время России затевать новую войну — это все равно что импотенту мечтать об изнасиловании.
— Это чистое сваливание денег в прорву ВПК?
— Да, именно так. Сейчас Россия должна по соглашению с США уничтожить оружейный плутоний. Точнее, не уничтожить, это невозможно, а привести в такое состояние, чтобы никто другой не мог им воспользоваться. На это нужны миллиарды долларов. И вот Россия заявляет, что уничтожить она согласна, но денег нет. И США соглашаются платить за нейтрализацию российского плутония. С одной стороны, мы производим новый, с другой — нейтрализуем старый, причем на американские деньги.
Уже в начале пятидесятых годов был сделан четкий вывод, что тот, кто начнет первым ядерную войну, тот погибнет вторым. Если мы нанесем удар по Америке и прорвем их оборону, а Америка свой удар нанести не успеет, то в конечном счете мы тоже погибнем от той радиации, от которой сначала погибнет Америка. Если Америка нанесет первая ядерный удар, то она погибнет второй. Ионосфера будет повреждена, радиосвязь прекратится, климат изменится, начнутся болезни… Все равно они погибнут. Поэтому гонка ядерных вооружений смысла не имеет никакого. Это тупик. И сейчас продолжать эту гонку — безумие.
О пугливом Сталине и научно-историческом патриотизме[3]
Исторические сочинения Суворова интересны вдвойне — сами по себе и в связи с общественной реакцией на них, совершенно необычной для сугубо специальных исследований. Российский читатель бурно реагирует на Суворова и выдает свои собственные сокровенные мысли о родной истории. Историк Суворов может быть прав или ошибаться (на мой взгляд, прав) — судить об этом, в конце концов, его коллегам. Провокатор Суворов заставляет людей высказываться на темы, более чем болезненные для советского исторического сознания. Для социологов-советологов споры вокруг Суворова — золотое дно.
Первый раз мне пришлось присутствовать на открытой дискуссии по Суворову в Берлине в 1995 году. Бывший восточнонемецкий профессор читал в эмигрантском клубе лекцию о советско-немецких дипломатических отношениях в тридцатые годы. Суворова он обойти не смог. Сам показал публике свежевышедшую книгу «День М» и высказался следующим образом: написано убедительно, очень возможно, что с военной точки зрения все так и было, подготовка к советской агрессии против Германии действительно велась. Но он, профессор, не поверит в это до тех пор, пока ему не покажут подписанный Сталиным приказ о нападении на Германию. Он, надо полагать, и в секретный протокол к пакту Молотова — Риббентропа послушно не верил, пока компетентные советские органы в этом сами не признались. А ведущий вечера советский профессор-эмигрант взял книжку, полистал ее и сказал брезгливо: ну, какая же это, граждане, наука! Я Суворова не читал, но как ученый могу с полной ответственностью сказать: научные книги выглядят иначе. Публика, на большую часть состоявшая из ветеранов войны и пенсионеров, была явно обрадована. Этими двумя точками зрения, корректной по форме, но советской по содержанию и некорректной и по форме, и по содержанию, как правило, исчерпывается отрицательная критика Суворова. Полгода спустя я из чистого любопытства сам организовал обсуждение книг Суворова в том же клубе и столкнулся буквально с волной ненависти. Участников дискуссии трясло от злости при одном упоминании о том, что СССР мог хотеть напасть на Германию. Создавалось впечатление, будто именно эта довольно очевидная мысль подрывала смысл существования и национальную гордость советских людей, а вовсе не конец коммунистической идеологии и развал СССР. Последнее они пережили довольно легко. Об аргументах речи не было. Суворов был враг, которого нужно было заткнуть, растоптать, не слышать…
Некоторые интеллигентные, но несогласные читатели вменяют ему в вину «ненаучный стиль». По сути, это — комплимент. Если единственная претензия к нескольким томам, набитым интереснейшими фактами и их оригинальным истолкованием, — «ненаучность стиля», автор может праздновать победу. Интересно, что другой книге, написанной в том же жанре, — «Архипелагу ГУЛАГ» — ненаучность стиля в вину не вменяется. Скорее наоборот. Думаю, что значение книг Суворова именно в научном смысле больше, чем значение «ГУЛАГа». С Солженицыным никто не спорил, даже КГБ. Он не совершил научного открытия. Он детально обрисовал явление, о котором все, кто хотел, и так догадывались. Суворов открытие совершил. Он опрокинул общепринятые (и в СССР, и, как ни странно, на Западе) концепции развития советской истории. Перечеркнул работу сотен настоящих, обладающих «научным стилем» ученых. Причем сделал это темпераментно, страстно, язвительно, литературно увлекательно — то есть «ненаучно». И параллельно вытащил на всеобщее обозрение постоянно действующий феномен постсоветского сознания: примириться с мыслью, что в СССР людей убивали десятками миллионов, оказалось легче, чем признать, что цель этих мероприятий была проста до похабства — агрессия против всех и вся. И никакого идеализма. Приговор Солженицына «Сталин — убийца» восприняли безоговорочно. Приговор Суворова «Сталин — агрессор» переварить не получается. Психологически реакция понятна. Если Сталин убийца, то мы — жертвы. Если Сталин агрессор, то мы — соучастники.
3
ВПЕРВЫЕ ОПУБЛИКОВАНО В ГАЗЕТЕ «РУССКАЯ МЫСЛЬ», № 4243, 4 ОКТЯБРЯ 1998 Г.
- Предыдущая
- 51/88
- Следующая