Путешествие на восток - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" - Страница 5

• Предыдущая
• 5/92
• Следующая

С приказом Орго я справился всего за полчаса. Тем, кому кажется, что набрать воды в бурдюк легко, скажу: не снимайте свои розовые очки и дальше. Тем же, кто готов трезво взглянуть на реальность, скажу честно — каторжная работа. То бурдюк из рук выскальзывает, то скопившийся воздух воду не пускает, то еще какая беда. В общем, полчаса — еще немного, обычно народ только за час управляется. У меня же за пять лет жизни в лесу накопился своеобразный опыт и появились характерные умения. И знал я один секрет. Нужно взять камень и чуть придавить горлышко, тогда все будет проще.

Положив бурдюк на берег, я растянулся на песке и закрыл глаза. Солнце грело запарившуюся кожу и отгоняло назойливую мошкару. Приятный ветер остужал и оберегал от излишнего внимания оранжевого диска. Сам того не заметив, я погрузился в сладостную дрему. В конце концов, ничего не произойдет, если я полчасика поваляюсь на солнцепеке. Но дрема все глубже и глубже затягивала меня в свои объятия, и вскоре я поддался этому зову.

Проснулся резко, разом сбрасывая оковы сна и буквально разрывая видения. Левое предплечье нещадно жгло, а с юга тянулся едкий запах паленого. На небе уже сияли звезды, — видимо, спал я куда больше, чем час или два. Ощущение неправильности происходящего только усилилось, а жжение стало поистине ужасным. И только тут меня осенило. Татуировка телохранителя! Поднеся руку к лицу, я увидел, как густым черным цветом налилось изображение щита и рунной вязи под ним. Сердце пропустило удар. Голову тут же наполнили худшие предположения. Схватив бурдюк и набросив рубашку, я помчался через пролесок.

В этот раз я не спотыкался об корни, сучья не трогали руки и лицо. Я бежал, как учил Добряк, я бежал, как научился сам, но порой, как бы быстро ты ни бежал, время все равно быстрее. Вот лицо обдало жаром, а воздух стал жечь легкие. Я выскочил на поляну и тут же прикрыл глаза. Все вокруг было в огне. Горели повозки, пустые сундуки и ящики, даже люди. Но сознание отказывалось принимать происходящее, оно вопило об иррациональности суровой реальности. Откуда на Сулийской дороге взяться разбойникам, что способны одолеть дюжину охранников и трех телохранителей? Нет, этого просто не может быть. Здесь могут быть лихие люди, крестьяне с вилами, шатуны, но организованная банда… И тем не менее я видел, что извозчик все еще держал вожжи в руках, но лицо его уже давно застыло, а глаза подернулись мутной пленкой. Он навсегда останется на своем месте, пришпиленный к повозке длинным арбалетным болтом, торчащим из груди. Я видел, как других, пронзенных острой сталью, уже объяли языки пламени. Огонь лизал их со страстью пылкой любовницы, и запах горелого мяса наполнял ноздри. Руку снова обожгло. Я обернулся в поисках того, кто мог бы, меня призвать. И я его нашел.

Оргонг лежал на земле. Его грудь дрожала, рука сжимала рассеченный живот, а из разрубленной ноги толчками била кровь. Я подбежал к нему. На миг его взгляд очистился, сухие губы прошептали:

— Север!

С этим он ушел. Грудь замерла, а взгляд помутнел. Я только кивнул и, аккуратно опустив голову покойника на землю, обернулся в поисках своих вещей. В голове билась одна мысль: «Лишь бы не забрали, лишь бы не забрали». И ощутил невероятное облегчение, когда в тени туба обнаружил мешки, заваленные ветками и землей. Буквально подлетев к ним, тут же нацепил сабли, отчего сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я не представляю себе то сумасшествие, что накатило бы на меня, если бы их увели. На рубашку легли две перевязи с листовидными ножами, в голенища сапог ухнули кинжалы. За поясом закрепил две стрелки и еще три ножа. Из одежды взял лишь то, что было на мне, да накинул куртку с плащом. Остальное оставил. Сумку с дневником и писчими принадлежностями закрепил на бедре.

Поднявшись, я схватил оставшиеся мешки и бросил в огонь. Хоть такой вклад в погребальный костер. Но смотреть на устремляющиеся к небу языки пламени не стал. Вместо этого, накинув капюшон, рванул в направлении, что указал Орго. Себя я в произошедшем не винил. Будь я здесь в момент нападения, мало что изменилось бы. Мы не думали о бандитах, их вообще, кроме как на трактах, нигде нет. Но все же червячок совести точил меня, подобно капле, пробивающей камень. Впрочем, сейчас не до этого.

Добежав до леса, я напряг глаза и пошел по следу. Лес — это всегда союзник, иногда нейтральный наблюдатель, но никогда не враг. Последнее часто подвергают сомнению, но так мыслят лишь глупцы. Будучи уверены в своем превосходстве, они приходят в лес и начинают вести себя как хозяева. Лес не рад таким гостям, он скрывает от них свои блага и показывает лишь колючие кусты да берлоги спящих медведей. Вот и сейчас в лесу такие типы: они не уважают его, а он подсказывает мне, где найти этих невежд.

Трава, примятая против ветра, шепчет о том, что кого-то тащили, причем грубо. Вот кусочек ткани на суку — была борьба. Слишком тихо поют птицы — прошли давно, но не очень. Слышен вой волка где-то на западе — значит, они на северо-востоке. Чуть приплюснутый бугорок — кажется, шли вереницей.

С уверенностью охотничьего пса я перебегал от одной подсказки к другой. Раздавленный жук, сбитый гриб, помятый куст, обломанная ветка, уксусный запах страха и звуки животного мира вели меня к цели. Возможно, девушка-подопечная еще жива, и тогда я попытаюсь ее спасти, если же нет — сверну на юг и отправлюсь в Рагос. В Империи телохранителю, провалившему задание, нет места. Мне не дадут работы, а обыватели будут смотреть исключительно как на лихого наемника. А там и до подставы от государевых людей недалеко. Спишут на меня какое душегубство — и здравствуй рудник.

На миг я замер. Ухнула сова, заворчала лиса — рядом труп. Подбежав поближе, я опознал одну из служанок. Разбитое лицо, изломанные пальцы, порванное платье. Она сражалась, но сражалась не за себя, а за кого-то. Ее убили, но не притронулись к телу. Значит, действительно банда: не стали тратить время на развлечения. Интересно, что такое везли наши караванщики, что за ними выдвинулась целая группировка? По-хорошему, нужно похоронить девушку, не палить же погребальный костер посреди летнего леса. Но времени нет. Я двинулся дальше.

Ночь укрывала меня в тенях, да я и сам не мальчик в этом вопросе. Звери не видели меня, не чуяли и не слышали. Я знал, как надо ходить в лесу, и знал, как вести себя на охоте. Вскоре смолкли птицы, а следов стало больше. Где-то вдалеке слышен шум водопада. Они близко, я рядом. Подсказки уже не нужны: следы столь явны, что их нашел бы любой мало-мальски внимательный разумный. Когда же впереди показались огни, я понял, как глубоко ошибался, полагая, что за десять минут сна ничего не произойдет.

Вся предыдущая декада спокойствия была оправдана лишь одним фактом — нас вели. Вели, как овец на убой. Не знаю, кто продался или был внедрен — разведчики или главный погонщик, — но банда эта столь нагла, что решила не охотиться за добычей, а привести ее в логово. Будь ситуация немного другой, я бы восхитился их наглостью, бесстрашием и решительностью. Но не сейчас. Времени мало, сейчас они пьяны от крови и трофеев. В голову бьет адреналин, даже отсюда слышны победные крики и перезвон лютен. Они не скрываются. Зачем, здесь уже нет власти правителя, только власть баронов, а им заплати — и делай что хочешь. Может быть, я встречу тут своих собратьев по цеху — наемников, полностью оправдывающих ходящую о нас молву.

Я замер и сосредоточился на метке. Я уже достаточно близко к лагерю, и, если девушка еще жива, метка найдет ее. Возможно, после следующих слов многие из вас проклянут меня, обвинят в малодушии и трусости, но часть меня, та самая предательская часть, что есть в каждом человеке, отчаянно желала, чтобы девушка была мертва. Лишь одно утешало: мне не понадобилось никаких усилий, чтобы заткнуть этот предательский писк. Он сам замолк, когда метка обнаружила цель.

Я достал флягу и вылил немного воды на землю. Немного потыкав в нее палкой, валявшейся рядом, зачерпнул получившуюся жижу и тщательно измазал ею лицо и шею. И лишь потом понял, что не на охоту иду, а на диверсию. Ругнувшись, помянул недобрым словом вбитые привычки, но смывать было уже поздно. Ну и пусть, если что — станет фактором устрашения. Хотя сам я тоже не бесстрашный герой. Страх, как и всегда, чувствовался, но не затапливал сознание. Он, как верная собака, терся об ногу. Но не стоит упиваться этим ощущением: одна ошибка — и страх нападет с силой, неведомой смертным.

• Предыдущая
• 5/92
• Следующая