Промышленникъ - Кулаков Алексей Иванович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/77
• Следующая

– Как же вам?.. То есть конечно же князю, удалось добыть такие, гм, ценные раритеты?

– Вы знаете, Александр Яковлевич иногда бывает очень настойчив в своих желаниях. Ну, вы меня понимаете?

Анна Петровна немного пришла в себя и тут же поспешила поучаствовать в разговоре. Вернее, перевести его на более приятные темы:

– Скажите, вы так много знаете об Александре?.. Не ошибусь, если предположу, что вы вместе служили?

– Так точно. – Долгин плавно покинул свое кресло и вытянулся по стойке смирно, не забыв прищелкнуть каблуками своих дорогих полуботинок: – Отставной унтер-офицер второго взвода Олькушского пограничного отряда, четырнадцатой Ченстоховской бригады Григорий Дмитрич Долгин к вашим услугам!

Далее продолжить разговор не получилось – от дверей донеслось прямо-таки змеиное шипение злющей как сам черт тетушки хозяина дома:

– Так значит, он контрабандистов только издали видел, да? Стрелял по ним пару раз, да?! Когда и врать мне научился, негодный мальчишка!

В гостиной повисло просто-таки зловещее молчание. Выжидающе молчал зять Татьяны Львовны, растерянно молчала дочка, исходило замешательство и все та же растерянность от слишком уж разоткровенничавшегося главного инспектора компании. Последний явно представлял, как «обрадуется» князь претензиям и выговору от своей старшей родственницы. Между прочим, в самом деле – любимой. Гнетущую тишину нарушила все та же Анна, непринужденно поинтересовавшись: а кто же это окружает ее кузена на фотокарточках, во множестве развешанных по всей гостиной? С облегчением выдохнув и периодически скашивая глаза на кипящую от праведного гнева госпожу Лыкову, отставной офицер (хотя бы и с приставкой – унтер) тут же начал добросовестно говорить, и ответы его в очередной раз заставляли… Ну, уже, наверное, и не удивляться… нет – поражаться! Столь высоким и обширным знакомствам в столь юном возрасте. Армейские генералы, полковники и ротмистры лейб-гвардии Семеновского и Измайловского полков, превеликое множество офицеров в форме пограничной стражи, всемирно известный ученый Менделеев, военный министр, еще одно мировое светило современной медицины профессор Склифосовский, почти все молодые великие князья. Да что там великие князья, когда на одной из фотографий можно было увидеть самого государя императора! Правда, конкретно на этой карточке князь Агренев был едва-едва различим, присутствуя почти на самом краю последнего ряда. Но ведь присутствовал же!

– В Гатчине, во время конкурсных стрельб в присутствии его императорского величества. Это? Дай бог памяти!.. Тоже Гатчина, только охотничий заповедник. Видите, битое зверье позади?

– А это что за мальчик рядом с вами и Сашей?

– Позвольте… Великий князь и член августейшей семьи, Михаил Александрович. А слева от него – другой великий князь, Сергей Михайлович. Ну и мастеровые – тогда, почитай, чуть ли не вся фабрика сбежалась, фотографироваться с такими гостями. Михаил Александрович потом еще раз пять приезжал, с другими свитскими – видимо, понравилось ему у нас, в Сестрорецке.

Все, гроза миновала. После таких впечатляющих доказательств жизненной успешности любимого, хотя и немного непутевого (врунишка!) племянника тетя в очередной раз его простила. А заодно сделала мысленную пометочку – Саша должен ей многое рассказать. Очень многое! Нет, это ж надо – лгать о таких вещах, глядя ей прямо в глаза?

– Татьяна Львовна, не изволите ли осмотреть фабрику? Или поселок при ней? У нас там церковь недавно отстроили, клуб открыли. Есть свои больница, аптека, книжная лавка… Небольшие, правда. Или, быть может, посетим фабричное училище? Выбирайте, я буду чрезвычайно рад оказаться вам полезным.

Долгин всеми силами старался загладить допущенную оплошность. Все это понимали, поэтому никто даже и не подумал обижаться на Григория Дмитриевича за то, что он обращался с таким предложением только к старшей гостье: святое дело – задобрить и развлечь тетушку своего непосредственного начальника. Виктор Данилович даже понимающе и, самую малость, одобрительно улыбнулся, поддерживая тем самым своего почти что коллегу. Всего-то и разницы, что один проводит свои дни на государевой службе, а другой на частной – и неизвестно еще, кому тяжелее. Начальники – они ведь разные бывают, да-с.

– Фабрику я смотреть не буду – все одно я в ваших железках ничего не понимаю. Помолиться зайдем обязательно. А что за клуб? Впрочем, это можно узнать и по дороге в церковь. Не так ли?

Возражений не последовало, да и собрались все с удивительной быстротой – какие-то четверть часа, и хозяйские гости уже заходили в храм Святых Кирилла и Мефодия. Красивый алтарь, украшенный мастерски вырезанными из сандала и кипариса виноградными гроздьями, сочные краски фресок под куполом и на стенах, не успевшие еще потемнеть лики икон – и тонкий-тонкий запах ладана и миро. Светло-желтые столбики восковых свечей с мерцающими язычками пламени на конце, тихие шаги полудюжины прихожан, слова молитвы, раздающиеся словно бы из пустоты над головой. И удивительно сильное ощущение, общее для всех – чувство общности с чем-то невыразимо большим. Могучим, всепроникающим, возвышающим и очищающим душу от шелухи повседневных забот. Приносящим в нее спокойствие и уверенность в том, что все будет хорошо. Пальцы словно бы сами собой сжимались в троеперстие и начинали привычное движение. Лоб и живот, правое плечо и левое…

– Так что вы там говорили про клуб, Григорий Дмитриевич?

Посетив фабричную церковь, грозная владычица Ивантеева преисполнилась умиротворения и благодушия. А вместе с ними проснулось и природное женское любопытство, так что дальнейший путь по фабричному поселку она продолжила пешком – благо что за тротуарами прилежно следили, своевременно убирая снег, а местами так даже и посыпая образовавшийся гололед песком. Приезжих интересовало все: похожие друг на друга как две капли воды высоченные четырехэтажные дома; еще более высокая водонапорная башня, возвышавшаяся над поселком на добрые пятнадцать саженей; люди, чьи лица и одежда несли на себе отпечаток несомненного достатка. Последнее само по себе было достойно особого внимания и отдельных расспросов: Виктор Данилович даже поначалу и не поверил в то, что им навстречу попадались исключительно мастеровые. Весь его предыдущий опыт говорил, что обычный рабочий империи по своему внешнему виду и достатку совсем недалеко ушел от обычного же крестьянина. Схожая одежда, схожие проблемы и одинаковое выражение в глазах – нужда напополам с застарелым голодом. В глазах же тех, на кого и он, и его теща обращали свое внимание, светилась лишь спокойная уверенность в завтрашнем дне. Нет, были там и усталость после долгой смены, и торопливость, и семейные ссоры, но все это относилось к неурядицам мелким, почти что ничтожным. Которые и наступают, и проходят незаметно, не оставляя после себя никаких воспоминаний.

– А вот и наша гордость!

Вообще, до сего дня, слово «клуб» у рязанской помещицы ассоциировалось с чем-то вроде уездного Дворянского собрания. То есть относительно небольшое здание, в котором каждую субботу и воскресенье собирались хорошо знакомые друг с другом люди. Обсудить последние новости, «пропустить рюмочку-другую чаю», сыграть в карты или бильярд – одним словом, приятно и с пользой провести свободное время. Поэтому известие о том, что клуб предназначен в основном для мастерового люда, привел хоть и нетитулованную, но все же потомственную дворянку в состояние легкого ступора. Потом появились мысли, что ее попросту разыгрывают, то бишь самым наглым образом врут. Ну и самой последней умерла надежда увидеть неказистый домик, что-то вроде обычной избы-читальни, совмещенной с пивной. Увы! Представшая взору Татьяны Львовны двухэтажная светло-желтая громадина, опоясанная высокой колоннадой, более всего подходила под другое определение – «дворец обыкновенный», слегка дополненный пристройками и небольшой площадью напротив парадного входа. Правда, в данный момент эту площадь полностью занимал снежный городок вообще и большая ледяная горка в частности, но общего вида это совсем не портило. Радостные вопли малышни, задорная перекличка ребятни постарше, обеспокоенные возгласы молодых мамаш – все это сплеталось в легкий и совсем не раздражающий гомон, становившийся тем громче, чем ближе они подходили к крыльцу.

• Предыдущая
• 25/77
• Следующая