Пауло Коэльо. Исповедь паломника - Ариас Хуан - Страница 22

• Предыдущая
• 22/37
• Следующая

Некоторые из друзей Коэльо попытались скрыть одну из самых тяжелых страниц его прошлого: ту, что связана с наркотиками. Или стараются хотя бы свести все к минимуму, как будто наркотики играли в жизни писателя случайную, незначительную роль. Коэльо не согласен с этим. Он не хочет скрывать эту темную часть своего прошлого, из-за которой оказался на краю гибели. О чем он с потрясающей искренностью рассказывает в этой своей исповеди. Он так обжегся на своем прошлом опыте, что сегодня причисляет себя в этом вопросе к консерваторам, считает, что нельзя легализовать наркотики. Но при этом критикует некоторые пропагандистские приемы, используемые в борьбе против наркотиков, поскольку считает, что сказать молодежи, что наркотики -это ужасно, — значит солгать. Это обман, говорит Коэльо, потому что это неправда. Наоборот, наркотики исключительно опасны, и их так трудно бросить именно потому, что они так привлекательны. Молодые люди должны знать, что та же самая вещь, которая дает столь приятные ощущения, в конце концов превратит их в человеческие отбросы, полностью лишенные воли.

— Что заставило тебя окончательно бросить наркотики?

— От наркотиков нельзя отказаться за один день. Я, например, отказывался от них постепенно. Самый трудный период в моей жизни, когда я постоянно принимал всевозможные наркотики и галлюциногены, включая самые сильные и опасные, пришелся на семидесятые годы. И отказывался я от них по самым разным причинам.

— Почему ты так критически настроен по отношению к нынешним пропагандистским кампаниям против наркотиков?

— Потому что в этой области допускаются чудовищные ошибки, — как в отношении наркотиков, так и в отношении курения. Худшее, что тут можно сделать, — это демонизировать эти вещи, говорить, что это ужасно, неприятно, бессмысленно. По-моему, это означает отправить целое поколение в объятия наркотиков.

— Почему?

— Достаточно сказать молодежи, что наркотики — это ужасно, чтобы они показались привлекательными. Я очень верю в силу бунта, потому что без нее нет жизни. А юность принципиально, физиологически склонна к протесту.

— Почему ты стал принимать наркотики?

— Из чувства протеста, ведь это было запрещено, а меня привлекало все запретное. Для меня и для всей молодежи 1968 года это был способ заявить о нашем несогласии с поколением родителей. Мы протестовали разными способами, и наркотики были одним из них. Меня всегда тянуло к крайностям, я не любил полутонов, и сейчас, слава Богу, не люблю. Поэтому мне нравятся слова из Библии: «О, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то я извергну тебя из уст Моих».

Я тебе говорил, мне нравится быть воином света, вести бои, поэтому мне трудно представить себе мир, пребывающий в гармонии. Для меня Солнце — символ как раз того, о чем я сейчас говорю. Солнце — это жизнь, оно дает нам свет, но оно на самом деле не гармонично, это огромный атомный взрыв, и мы умрем, если приблизимся к нему.

— Значит, ты втянулся в наркотики из чувства протеста, потому что это было нечто запретное и могло служить способом противостоять закосневшему обществу того времени. Почему ты отказался от них?

— Как я тебе уже говорил, это случилось по разным причинам. И первая из них -страх. Я зашел уже очень далеко: кокаин, галлюциногены, ЛСД, пейот, другие наркотики фармацевтического происхождения. Я постепенно отказывался от самых сильных, оставив только кокаин и марихуану. Но сейчас именно кокаин кажется мне воплощением дьявола, он обладает сатанинской энергией, которая производит обманчивое и разрушительное впечатление всемогущества, отнимающее способность принимать решения.

— Но в то время ты этого не замечал.

— Да, я постоянно употреблял кокаин, и ничего плохого не происходило. Я принимал его с друзьями. Как ни странно, он не вызывал во мне каких-то особенных ощущений. Но очень мне нравился, поскольку давал ощущение огромной власти, силы и благополучия.

— Но ведь из-за него у тебя и случались ужасные приступы паранойи.

— Да, когда я в третий раз вышел из тюрьмы, то вместе со знаменитым певцом Раулем Сейшасом решил поехать в Нью-Йорк. Моя паранойя была так велика, что я уже не мог жить здесь, в Рио-де-Жанейро. Я выходил на улицу и думал, что за мной следят, говорил по телефону, и мне казалось, будто меня подслушивают. Помню, во время Кубка Мира 1974 года я подумал, что могу спокойно выйти на улицу, потому что играют Бразилия и Югославия. Я подумал: все улицы опустеют, ведь все, начиная с военных, будут смотреть матч и никто не будет за мной следить. Я сказал себе: «Или выйду сегодня, или вообще больше не выйду». Мне было безумно страшно.

— И ты вышел на улицу.

— Да, я помню, улицы были пусты. Я то и дело заглядывал за угол и говорил себе: «Если кто-то идет за мной, я это сразу замечу». Но наступил момент, когда моя паранойя настолько обострилась, что я больше не мог так жить, просто не мог. И я решил поехать в США. Тогда-то я и бросил все, всех своих друзей, поступив с ними очень подло. Рауль меня очень хорошо понял. Он подумал, что, если бы и у него началась такая же паранойя, он, возможно, поступил бы так же. Но в конце концов и ему передался мой страх, и тогда мы решили уехать вдвоем в Нью-Йорк и покинули Бразилию.

— Но и там ты продолжал принимать наркотики?

— Да, тогда кокаин был для меня главным наркотиком, хотя он и не оказывал на меня особого действия, только пробуждал во мне одновременно паранойю и ощущение всемогущества.

(В этот момент Коэльо назвал одного человека и попросил меня не упоминать в книге его имени, только рассказать историю его отношений с наркотиками. Я ответил, чтобы он не беспокоился, потому что сможет сам прочитать текст книги до ее публикации, но он сказал: «Нет, я не стану ничего проверять. Прочту все, когда выйдет книга. Я сейчас полностью раскрываюсь перед тобой, и в знак доверия ничего не буду перечитывать». Так оно и было.)

— И в Нью-Йорке ты испытал все опасности, связанные с наркотиками.

— Да, я это прекрасно помню. Это случилось в тот день, когда президент США Никсон подал в отставку, восьмого августа. У меня там была девушка, мы остановились в Виллидже, и там оба приняли кучу кокаина. И вот впервые, спустя почти год после того, как я начал употреблять кокаин, я почувствовал, какова его сила. Поэтому я говорил тебе, что те, кто так рьяно борются с наркотиками, ошибаются. Кокаин ужасен, потому что оказывает удивительное действие. В тот день я особенно остро почувствовал действие наркотиков. Мы видели отречение Никсона, потом пошли гулять на Тайм-сквер, а оттуда на дискотеку.

— А когда ты осознал, что с тобой происходит?

— Когда мы вернулись с дискотеки, как ни странно, мы не занимались сексом. Мы пришли в девять утра, мне не спалось, и я помню свою девушку, лежащую обнаженной в постели. В тот момент у меня было наитие. Я подумал: «Если буду продолжать так принимать кокаин, я себя погублю». Помню, я посмотрел в окно, на улице никого не было. Это не было что-то конкретное, просто очень острое чувство, что я двигаюсь к своей смерти. До этого я чувствовал себя спокойно, потому что по сравнению со многими моими друзьями, которых погубили наркотики, на меня они так не действовали. Но в тот день я понял, что, если не брошу, меня ждет такой же конец...

— И ты решил оставить наркотики.

— Да, в ту минуту, перед своей обнаженной подругой на кровати, я дал себе клятву, а я очень редко делаю подобные вещи. Я сказал себе: «С сегодняшнего дня я никогда в жизни не притронусь к кокаину». А ведь в том, что касается наркотиков, очень трудно сказать: «Никогда больше».

— И ты сдержал клятву.

— До сегодняшнего дня. Я в то время продолжал употреблять только марихуану. Но клятву навсегда отказаться от кокаина сдержал. Я не давал подобных клятв в отношении сигарет и продолжаю курить до сих пор, хотя и знаю, что это вредно. Но никаких наркотиков. Поэтому я и говорю, что тот день восьмого августа 1974 года, день отставки Никсона, очень много значил для моей будущей жизни.

• Предыдущая
• 22/37
• Следующая