В преддверии философии. Духовные искания древнего человека - Якобсен Торкильд Петер Рудольф - Страница 22

Тексты о творении, которые мы разбирали раньше, более четко выражались в физических терминах: бог отделял небо or земли или порождал воздух и влагу. В этом же, новом тексте творение выражается в философских терминах в той мере, в какой египтянин был вообще на это способен: мысль, посетившая сердце бога, и произнесение повеления, воплощающего эту мысль в реальность. Такое творение при помощи мысленного представления и словесного произнесения имеет эмпирические корни в человеческой жизни: власть правителя создавать посредством повеления. Но только использование физических терминов, таких, как «сердце» для обозначения мысли и «язык» для обозначения приказания, связывает «Мемфисский богословский трактат» с более земными текстами, рассмотренными нами. Здесь, как указывает проф. Брестед, мы вплотную подходим к подоплеке учения о Логосе в Новом завете: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».

Прежде чем приступить непосредственно к рассмотрению этого трудного текста, изложим сами для себя уже известные нам факторы, которые помогут при интерпретации текста. Прежде всего, мемфисский текст использует мифы о творении, которые я уже пересказал: рождение Атума из Нун, первобытных вод, и создание Атумом Девятерицы богов. Автор мемфисского текста знает, что это — наиболее распространенные концепции. Вместо того, чтобы отбросить их, как конкурирующие, он стремится включить их в более высокую философию, использовать их, подчеркнув их принадлежность более высокой системе.

Эта более высокая система использует замысел как порождение разумом идеи и осуществление через произнесение созидательного приказа с помощью речи. Мысль и речь — древние атрибуты власти в Египте, олицетворенные в ранней литературе как божества. Обычно они встречаются в виде пары связанных между собой атрибутов бога солнца: Ху, «повелительное высказывание», речь, столь действенная, что способна созидать, творить, и Сиа, «познание», мысленное осознание ситуации, предмета, представления; Ху и Сиа были атрибутами руководящей власти. В Текстах Пирамид правящий бог покидает свой храм и передает свои функции усопшему царю, так как покойный «завладел он Ху, овладел он Сиа» (300). В нашем мемфисском тексте эти два атрибута власти даны в материальных терминах: сердце — орган, в котором мысль зарождается, язык — орган, который эту рожденную мысль превращает в чувственную реальность. Все это приписывается деятельности мемфисского бога Птаха, который сам есть мысль и речь в каждом сердце и на каждом языке. Он, таким образом, был первым созидательным началом, каковым является и теперь.

Интересующий нас отрывок текста начинается с того, что Птах приравнивается к Нун, первобытным водам, из которых возник Атум, обычно считающийся богом-творцом. Это само по себе делает Птаха предшественником бога солнца, и этот приоритет изредка упоминается в других текстах, но в нашем тексте он не просто подразумевается: делается подробное описание того, каким образом Птах породил Атума. «Птах, великий; он — сердце и язык Девятки богов… который зачал богов… воплотилось в сердце и воплотилось на языке (нечто) в образе Атума».

Так задуман и сотворен Атум. Из ничего возникла идея Атума, бога-творца. Идея «возникла в сердце» божественного мира; этим сердцем или разумом был сам Птах; затем идея «возникла на языке» божественного мира; этим языком или речью был сам Птах. Египтянин пользуется красочными, вещественными образами, его речь эллиптична: «в-образе-Атума — возникло в сердце и возникло на языке», но это никак не поясняется. В самих этих терминах уже заключено представление о мысли и рождении.

Но созидательная сила Птаха не иссякает после того, как порожден традиционный бог-творец. «Велик и могуч Птах, который вселил (силу во всех богов), равным образом и в их души, посредством этого (действия) сердца и этого (действия) языка». Творческое начало не угасает и с появлением богов. «Случилось, что сердце и язык управляют (всеми) членами (тела) посредством учения, что он (Птах) — в каждом теле (в виде сердца) и в каждых устах (в виде языка), всех богов и всех людей, и (всех) животных, всех гадов и всего (что ни, есть) живого, посредством его (Птаха) замысла (в виде сердца) и приказания (в виде языка) всего того, что он желает». Другими словами, перед нами не единичное чудо рождения и словесного выражения мысли. Те же созидательные принципы, чье действие в первобытных водах породило Атума, действуют и сейчас. Всюду, где присутствуют мысль и повеление, — творит Птах.

Текст даже подчеркивает существенную разницу между традиционным представлением о творении, когда Атум порождает Шу и Тефнут, и таким актом, при котором Птах назвал Шу и Тефнут и тем самым сотворил их. Зубы и губы Птаха — артикулирующие органы созидательной речи. Как мы говорили выше, по одной из версий мифа об Атуме, Шу и Тефнут — продукты семяизвержения бога-творца. Таким образом зубы и губы Птаха ставятся в параллель с семенем и руками Атума. С точки зрения современных понятий действия Птаха носят более возвышенный характер. Но это еще не значит, что древний автор хотел принизить более материальную версию. Может быть, он просто проводит аналогию между двумя версиями одного и того же мифа, когда говорит: «Девятка Атума возникла из его семени, (исторгнутого) перстами его; но Девятка Птаха суть зубы и губы в этих устах, которые произнесли имя всего, и (таким образом) Шу и Тефнут вышли из них (т. е. уст)». Мы уже видели, каким образом произнесение имени есть само по себе акт творения.

Далее наш текст подробно анализирует результаты деятельности мыслящего сердца и созидающего языка, не добавляя; при этом ничего существенно нового. Он поясняет механическую связь различных чувств с сердцем и языком, говоря, что-назначение зрения, слуха и обоняния передавать информацию сердцу. На основе этой чувственной информации сердце испускает «все, что завершено», т. е. каждую образовавшуюся мысль, а затем «это язык — то, что возвещает то, что измысливает сердце».

Затем текст очерчивает пределы действия силы Птаха, т. е. языка и сердца. Так были рождены боги, так возник божественный порядок, так были созданы принципы существования, от которых зависело снабжение человечества пищей и запасами, так было создано различие между добром и злом, так были созданы искусства, ремесла и все виды человеческой деятельности, так Птах создал провинции и города и определил всем местным божествам подобающие им места. И наконец: «Так было установлено и понято, что его (Птаха) мощь более мощи (других) богов. И вот Птах отдохнул после того, как создал все, и божественный порядок (слово божие) равным образом». По общему признанию, слово «отдохнул» вводит параллель к рассказу Книги Бытия о том, как на седьмой день Бог отдыхал. Перевод «отдыхал» оправдан, но, может быть, будет безопаснее передать это место так: «И вот Птах был удовлетворен после того, как он все сделал».

Ясно, что в тексте заключена некая особая претензия, попытка новомодной теологии утвердиться в качестве национальной и универсальной в противовес старым, традиционным взглядам. Это явствует из только что приведенной цитаты, которую можно перефразировать так: по этим причинам все разумно мыслящие люди пришли к заключению, что Птах — могущественнейший из богов. Несомненно, в тексте заключен именно этот специфический смысл, однако сам по себе этот факт не должен нас особенно занимать. Как мы уже сказали, «Мемфисский богословский трактат» ставит перед собой задачу не победить и уничтожить гелиопольскую теологию, а победить и ассимилировать ее. И в конце концов нас больше интересует возможность существования развитой спекулятивной мысли в том виде, как она дана в тексте, нежели любая полемика между двумя крупными храмами.

Быть может, будет лучше назвать наш перевод выражения «слово бога» как «божественный порядок» свободной перифразой. Но все же мы попробуем отстоять свое толкование. «Слово бога» может означать и означает «заботу богов» или то, что мы могли бы назвать «божественными интересами». Но выражение «божественный порядок» предполагает, что у богов имеется система, в которой все сотворенные элементы находят подобающее им место сразу, как только они сотворены. Контекст перечисляет сотворенные элементы: боги, богатства, пища, запасы, города, области и т. д. Все это объединено термином «все», после чего идет: «а также слово бога». Что это может означать, как не управляющий порядок?