В преддверии философии. Духовные искания древнего человека - Якобсен Торкильд Петер Рудольф - Страница 34

Было бы несправедливым оставить впечатление, что весь текст — сугубо практичный и приспособленческий. В одном отрывке утверждается, что лучшее поведение для чиновника — честность, но даже и это утверждение вытекает из опыта, а не основывается на принципе. «Если ты руководитель, что отдает приказания массам (букв.: множеству людей), изыскивай себе выгодную возможность делать доброе (букв: всякое дело превосходное), пока не станут помыслы твои совершенными (букв.: без изъяна в них), ибо могуча правда и долговечно обеспечение (ее, т. е. даваемое ею), не нарушаемое со времен Осириса, тогда как постоянно наказывают преступившего законы… [Злой может приобрести богатство], но в конце концов правда торжествует (букв.: долговечна она), так что человек (только с ней) может сказать: „это моя вотчина“»¹⁵. Таковы ценности этой эпохи; наследуемая собственность и успех, достигнутый в жизни человеком, если он был достаточно толковым, чтобы следовать некоторым правилам здравого смысла. Успех, заметный для всех, был большим благом. Таковы были высшие ценности Древнего Царства, и они продолжали котироваться на всем протяжении египетской истории.

Легко было поклоняться успеху, пока успех даровал милости всем людям, пока заботливо охраняемые пирамиды и гробницы оставались наглядными символами устойчивой мощи земного преуспеяния. Но это счастливое положение было не вечным. Древнее Царство Египта разбилось вдребезги. Прежние ценности, заключавшиеся в положении и обладании имуществом, были сметены анархическим вихрем захвата и насилия. Египтяне приписывали свои беды отчасти собственному разложению, но также и присутствию азиатов в Дельте. Сомнительно, однако, чтобы азиаты появились в стране как орда захватчиков и угнетателей; скорее всего, внутренний распад власти в Египте позволил небольшим группам азиатов проникнуть в страну и осесть в ней; однако эти незначительные вторжения были скорее результатом, нежели причиной распада.

Истинной причиной краха была прогрессирующая децентрализация. Властители, не принадлежавшие к династии фараонов, почувствовали личную способность к независимости и сформировали соперничающее правительство: в конце концов натяжение разорвало Египет на враждующие группировки. Это было частью индивидуалистической тенденции самоутверждения, набирающей силу на протяжении всего существования Древнего Царства. Теперь же, когда единая центральная власть разложилась, притязания на власть стали предъявлять все, вплоть до низших слоев общества. Египет двигался в направлении от самодержавия к сепаратизму, основанному на личной способности к действию, но нация не была готова воспользоваться распадом самодержавия и немедленно учредить систему правления на более широкой основе. Власть в этой неразберихе отсутствовала.

До нас дошло много выражений, отражающих замешательство египтянина при виде того, как рушится его старый, привычный мир. Рухнули драгоценные прочность и безопасность; земля повернулась подобно гончарному кругу. Те, кто прежде были богаты и могущественны, теперь голодали и одевались в лохмотья. Бывшему бедняку принадлежали власть и богатство. Сегодня мы с противоречивым чувством читаем протесты против глубокой деградации верховного суда, против того, что бедняки могут вдруг надеть тонкое белье, рабыни дерзить своим госпожам, а прачки отказываться тащить свой груз. Очевидная непрерывность жизни, которую обеспечивала забота о сохранности гробниц великих людей, внезапно оборвалась: могилы были ограблены, в том числе и пирамиды фараонов, и драгоценный усопший лежал на виду у всех на пустынном плоскогорье. Четкие границы, придающие Египту геометрические очертания, были стерты, красная пустыня начала наступать на черную плодородную почву, провинции были «расколоты на куски», и в Египет вошли чужеземцы. Когда провинции отказались платить налоги, центральный аппарат управления сельским хозяйством рухнул, и никто не пахал даже тогда, когда наступал благодатный разлив Нила: «Исчезла прежняя выгодная торговля с Финикией и Нубией, и теперь появление немногочисленных жалких торговцев из пустыни, предлагавших зелень и птиц, стало заметным событием»¹⁶.

Хотя Египет упорно двигался по направлению к индивидуализму и децентрализованной власти, все же его краеугольным камнем все еще оставалась царская власть. И когда она пала, рухнул весь государственный свод. «Смотрите, было приступлено к лишению страны царской власти немногими людьми, не знающими закона. Смотрите, сокровенное страны, границ которой не знали, стало всем известно. Столица, она разрушена в один час»¹⁷. Мы видели, что в древней дидактической литературе нормой хорошей жизни был преуспевающий чиновник. Теперь же чиновники пребывали в голоде и нужде. «Смотрите, все должности, они не на своих местах, подобно испуганному стаду без пастухов»¹⁸. «Наступили перемены, так что все уже не так, как в прошлом году, но один год обременительнее другого»¹⁹. Прежние ценности: успешная личная карьера, служебное положение и гробница, навеки обеспеченная пищей, были сметены. Чем можно было заменить эти ценности?

Потеряв надежду, некоторые находили лишь отрицательный ответ, впадая в скептицизм и отчаяние. Некоторые кончали с собой, и мы читаем, что речные крокодилы были сыты, ибо люди шли к ним по собственной воле²⁰. Одно из лучших произведений египетской литературы повествует о споре человека, готового к самоубийству, со своим ка, или душой. Жизнь стала ему невыносима, и он собирается найти смерть в огне. Характерно для этого времени, что душа, которой надлежало бы проявляло последовательное и твердое отношение к смерти, обнаруживает в этом споре нерешительность и не может дать никакого удовлетворительного ответа на сетования человека. Вначале она склонялась к тому, чтобы последовать за ним, каков бы ни был его конец; затем переменила мнение и попыталась удержать человека от насилия над собой. Все же она не нашла действенных аргументов в пользу хорошей жизни на этом свете и могла лишь уговаривать человека забыть горести и искать чувственных наслаждений. В конце концов, когда человек противопоставил несчастья этой жизни тихим радостям загробного мира, душа согласилась последовать за ним независимо от того, какая его ожидает судьба. Вывод может быть только один: этот мир так плох, что следующий должен принести облегчение.

В этом документе заключена философия пессимизма, достойная изучения. Человек излагал душе свои доводы в четырех стихотворениях, состоящих из построенных по единому образцу тристихов, противопоставляя жизни избавление, даруемое смертью. В первом стихотворении говорится, что имя человека будет зловонным, если он последует совету души и предастся удовольствиям. У человека все еще остаются идеалы, и он не позволит запятнать свое доброе имя.

Еще в шести строфах человек живописует, сколь зловонна будет его репутация, если он последует трусливым советам своей души. Во втором стихотворении он принимается оплакивать крушение идеалов в современном ему обществе. Три строфы этого стихотворения звучат так: