Диана - Манн Генрих - Страница 20
- Предыдущая
- 20/53
- Следующая
Викарий с любопытством шепнул:
— Кто это там у вас, какая-то дама?
— Из-за нее, — ответила настоятельница, — я и привела вас сюда, монсиньор. Она свалилась к нам в дом, однажды вечером, точно с неба, и не уходит. Что нам делать?
— Она платит?
— Очень хорошо.
— Как ее зовут?
— Она назвала какое-то имя, которое потом сама забыла. Я готова поклясться, что это не ее имя.
Монсиньор Тамбурини улыбнулся.
— Роман? Как вам везет, преподобная мать! Она получает письма?
— Один раз у ворот очутился какой-то человек из Рима; он принес пакет с бельем. Я перерыла его, в нем были деньги, но писем не было. Все это очень таинственно и почти страшно.
— Увидим, — с важностью сказал викарий. Он подобрал свою сутану, так что стали видны фиолетовые чулки, и большими шагами, громко откашливаясь, перешел виноградник. Чужестранка обернулась и ответила на его поклон. Он представился и спросил:
— Не правда ли, сударыня, вид этой страны приковывает нас на недели?
Дама ответила:
— Здесь очень красиво, но я здесь не ради этого. Я герцогиня Асси.
Он вздрогнул.
— Я почти угадал это! — запинаясь, ответил он. — Ведь вашу светлость знают все по иллюстрированным журналам.
Не спуская с нее глаз, он думал: «Настоятельница, трусливая дурочка, была, значит, права, у нас происходят необыкновенные события». Он овладел собой.
— Какая странная встреча! Здесь, вдали от мира, в монастырском саду, я встречаю благородную женщину, героиню и мученицу, на величественную борьбу которой за священное дело мы все смотрели со страхом, затаив дыхание…
Он говорил звучным голосом, размахивая огромными руками. У него был низкий, разделенный прядью волос лоб, короткий, прямой нос и сильно развитая нижняя часть лица римлянина; он стоял перед ней, прямодушный и плотный, крепко упершись ногами в землю; но из-под тяжелых век испытующе глядели черные, бегающие глазки. Герцогиня улыбнулась.
— Героиня — едва ли. Мученица — не знаю. Во всяком случае не особенно храбрая, раз я спряталась здесь. Но, поверьте мне, монсиньор, скука придает мне мужество. Перед тем, как вы пришли, я зевнула пять раз, и едва я увидела вас, я решила открыть вам, кто я.
— Вы боялись.
— Совершенно верно. Что меня выдадут.
Он не мог себе представить, чего она боялась. Значит, она считает себя преследуемой? Совершенно напрасно! Правители ее страны, несомненно, очень рады, что избавились от нее. С тех пор там почти тихо, разве она этого не знает? Он открыл рот, чтобы сказать ей это, но промолчал и покачал головой. Если она боится, зачем он будет успокаивать ее? Из страха другого человека всегда можно извлечь пользу. Он сказал сочным, полным убеждения голосом:
— Ваша светлость, я понимаю это.
Он подумал и оживился.
— Теперешнее разбойничье правительство Италии всегда готово на всякое позорное деяние. Тиранам вашей родины достаточно только выразить в Риме желание, и вас, герцогиня, выдадут без сожаления.
— Вы думаете?
— Сомнений тут не может быть. Пока вы одиноки и беззащитны, хочу я сказать.
— Кто же может защитить меня?
— Это может только…
— Кто?
— Церковь!
— Церковь?
Он дал ей подумать.
— Почему нет, — наконец, заявила она.
— Доверьтесь церкви, герцогиня! Церковь в состоянии сделать больше, чем вы подозреваете. То, что без нее не удалось, может быть… может быть, удалось бы с ее помощью!
Она не обратила внимания на его затушеванный намек.
— И я могла бы тогда свободно жить в Риме? — спросила она.
— Свободно и спокойно, я ручаюсь за это.
— Ну, тогда — пожалуй. И скорее, монсиньор, скорее! Вы видите, я скучаю.
— Тотчас же, герцогиня. Сегодня вечером, по окончании здешнего празднества, я увезу вашу светлость в своей карете.
Он простился с важностью духовного лица. Оркестр ждал его. Под звуки марша он отправился в собор и отслужил там обедню. Вечером, когда с городской площади к серо-голубому звездному небу взлетели ракеты, его карета остановилась у калитки монастырского сада. Она приоткрылась, герцогиня села в экипаж. Она подала руку присевшей настоятельнице; желтоватое, как слоновая кость, лицо старухи выглядывало из ее белого чепца. Через маленькие отверстия в голом готическом фасаде глядели усталые глаза юных монахинь.
Викарий со своей неожиданной спутницей проехал по боковой дороге в Кампанью. Лошади бежали; в одиннадцать часов они были у ворот, вскоре после этого на Монте Челио. Там стоял домик одного прелата, неожиданно командированного на восток. Он был весь меблирован и отдавался в наем. Герцогиня переночевала в нем. Утром она решила остаться здесь.
Домик стоял на хребте наиболее заброшенного из римских холмов, в глубине запущенного сада. Перед ним, на обнесенной изъеденными стенами немощеной площадке, на самом солнце стояла navicella, поросший мхом, потрескавшийся бассейн в форме корабля. Он грезил о днях, когда рыцари ордена тринитариев со звоном вступали на порог своего дома. Над запертой дверью еще возвышалась эмблема ордена, белый и черный рабы, которые, стоя по правую и левую руку от благословляющего Христа, свидетельствовали о своем освобождении. Фасад высоко поднимался над осевшими стенами. Изредка раздавался шум шагов. Со стороны монастыря святых Иоанна и Павла иногда под аркой императора Долабеллы шаркали сандалии какого-нибудь монаха.
Сбоку под выступающей крышей белой виллы герцогини шла галерея с колоннами. Оттуда были видны, в раме двух кипарисов, склонявшихся друг к другу у решетки ее сада, Колизей и развалины форума.
Внутри каблуки стучали по красным плитам. Некоторые комнаты были оклеены темными обоями, некоторые выбелены. Мебель своими формами и размещением располагала к размышлению и молитве. Что-то тихое и немного затхлое носилось по всем комнатам, точно невидимая паутина; это было похоже на воспоминание о старых, книгах о черных, осторожно скользящих одеждах и застарелом запахе ладана. Герцогиня подумала о monsieur Анри, своем насмешливом учителе.
— Я напишу ему, куда попала.
Она дала знать Павицу. Он тотчас же явился и привел с собой Сан-Бакко. Борец за свободу торжественно подошел к ней; его сюртук был застегнут снизу и открыт сверху. Он сказал, сверкая глазами:
— Приветствую вас в изгнании, герцогиня!
— Благодарю вас, маркиз! — ответила она, слегка пародируя его трагический тон.
Павиц выступил вперед.
— Ваша светлость сделали важный шаг, когда, не спрашивая совета друзей, покинули свой приют.
Она пожала плечами.
— Милый доктор, неужели вы воображали, что я окончу свою жизнь в монастыре?
— Мы надеялись, что у вас хватит терпения еще на некоторое время. Для вас работали.
— Мы работали для вас, — повторил Сан-Бакко.
Герцогиня сказала:
— Хорошо. Так будем работать вместе! И будем при этом развлекаться. Рим производит на меня почти безумно веселое впечатление.
Она указала в окно на унылую площадку. Павиц ломал руки.
— Я заклинаю вас, герцогиня, не выходите из дому! При первом же появлении вас арестуют!
— Арестуют? Ах, господа, вы еще не знаете, каким могущественным покровительством я пользуюсь.
— Вы… покровительством? — с заметным разочарованием спросил Павиц.
— Покровительством нашей святой матери, церкви.
Она улыбнулась и перекрестилась. Павиц поспешно сделал тоже, мысленно молясь, чтобы ей был прощен грех ее насмешки.
— Что ж вы молчите?
Сан-Бакко взволнованно шагал по комнате. Он воскликнул фальцетом:
— Я чту церковь, как христианин, как демократ и как дворянин. Но там, где начинается ее деятельность, кончается деятельность солдата. В моем представлении, герцогиня, священник появляется только у смертного одра героя!
— Маркиз, вы совершенно правы, за исключением одной мелочи: я — не герой.
Она подошла к нему и посмотрела ему в глаза.
— Вы цените меня слишком высоко, мой милый, — я слаба. Скука сделала меня слабой. Мне встретился сильный, ловкий священник, викарий кардинала графа Бурнсгеймба, и я последовала за ним сюда. Что вы хотите, маркиз — мне всего двадцать пять лет! Не следует требовать от меня слишком многого. У меня есть друзья в Риме, которые утешат меня в моем несчастьи. Монсиньор Тамбурини говорит, что принцесса Летиция здесь. Я знаю ее со времен Парижа и думаю навестить ее. По-вашему, октябрьские охоты на лисиц должны состояться без меня?
- Предыдущая
- 20/53
- Следующая
