Трамвай для влюбленных - Лаврова Дарья - Страница 14

• Предыдущая
• 14/22
• Следующая

Нина и Настя издевались еще пять минут. Девки у кассы примолкли и только злобно смотрели на них. После они расплатились за покупки и испарились из магазина.

Тем временем мы аккуратно поставили обувь на место. Настя чуть было не расцеловала ботильоны для большего эффекта. По-идиотски смеясь и держась за животы, Настя и Нина выбрались наружу, так ничего и не купив.

— Девчонки, мы ненормальные! — сказала Настя, переводя дыхание. — Только мы могли до такого додуматься! Я просто хотела показать ботильоны, которые мне понравились, — серьезно продолжала она. — Я что, не имею права показать обувь?

* * *

Чего хочет девушка?

Нина хочет выучить английский настолько хорошо, чтобы он стал родным. Перепрыгнуть языковой барьер и общаться на равных с Сэмом.

Нина скорее купит еще один англо-русский словарь на тысячу с лишним страниц, чем потратит деньги на очередную кофточку, десятые джинсы или новую помаду, которую я в свои неполные семнадцать лет до сих пор не умею подбирать.

Мы с Настей недавно сказали, что ей надо лечиться, но Нина ответила, что все в порядке — лучше одержимо учить иностранный язык, чем фанатеть от «Сумерек» и слушать Бибера.

Нина живет с родителями, младшим братом, кошкой и ручной крысой.

Димка младше ее на два года, учится с нами в одной школе, всегда палит, когда она списывает домашку по геометрии, и требует сотню за молчание. Приходится платить со словами: «Вали отсюда!» — хоть и жалко. Одна домашка — сто рублей, а десять домашек — это уже русско-английский словарь внушительных размеров.

У Нинки две большие любви — Сэм с фейсбука и английский язык.

Последнее время Нина полюбила заходить в мужские отделы популярных магазинов, ходить среди вешалок, трогать руками большие уютные толстовки, просторные футболки и свитера. Наверное, она представляла, что когда-нибудь сможет подарить Сэму — вот эту кофту, например, с теплым капюшоном и карманом на животе.

Задумчиво смотрит, прикладывает к себе, смотрит размер на вороте. Мне кажется, Нинке грустно. Она выбрала простую серую толстовку на «молнии», самого маленького мужского размера и направилась к кассе. Мы с Настей подтянулись за ней.

Впереди нас — влюбленная пара. Мерзкая, как и все влюбленные пары в самом начале отношений, когда они не могут оторваться друг от друга и постоянно целуются. Как их только не тошнит друг от друга?

— За-а-ай, ну дава-а-ай, возьмем эти шортики? — тянула лохматая девушка с неровно обесцвеченными волосами и смотрела на парня глазами Ослика, которого Шрек не хочет брать с собой на прогулку. — Ну, ведь кла-а-асные, смотри… — сует ему почти под нос вешалку с драными джинсовыми шортами.

— Нет, зай, давай не будем, — строго отвечал ей парень, вешая штаны обратно.

— Ну, почему-у-у? — девушка повисла на руке парня. — Зай, а что мне тогда носи-и-ить?

Парень не ответил.

Мы втроем переглянулись, поняв друг друга без слов.

— Зачем тебе эта кофта? — спросила Настя Нину.

— Сама буду носить, — ответила Нина. — Скоро зима, а кофта большая и теплая.

— Этот неловкий момент, когда парень дает тебе свою толстовку, а она тебе мала, — задумчиво сказала я. Нинка ответила мне лишь хмурым взглядом.

Настя протянула руку и задумчиво погладила серый капюшон мужской толстовки. Она ничего не сказала, но я знала, о чем она подумала.

* * *

Настя обожает животных. Она готова тащить домой каждого бездомного кота, что встречается ей по дороге, помогать каждой больной собаке и искать добрые руки для каждого брошенного хозяевами зверя.

— Вчера шла в магазин вечером, снег пошел… — рассказывала Настя. — У крыльца сидел мопс, дрожал от холода. Потерялся, наверное, или оставили. Подумала, если обратно пойду, а он все еще будет сидеть, возьму его с собой.

— Ты неисправима, Насть, — вздыхала Нинка. — У тебя же кот. Так ты взяла его?

— Да, он сидел там. Сказала ему, пойдешь со мной. Он будто понял и пошел рядом.

— Что думаешь теперь делать?

— Если хозяин не найдется, выложу «Вконтакте». Может, возьмет кто.

— Фотки есть? — спросила Нина.

— Конечно! — обрадовалась чему-то Настя и полезла за телефоном. — Вот он.

— Ути какая лапа, — засюсюкала Нинка. — Какие черные глазки, какой плюшевый. Как можно было забыть такого под дождем?

Я не люблю людей. Особенно тех, кто бросает животных. Это еще хуже, чем предать друга. Месяц поноют и заживут как раньше, а домашний кот, оказавшись на улице, не проживет и года.

А что же я? Когда я закрываю глаза, я представляю, что веду прогноз погоды или вечерние новости на Первом канале. А иногда мне хочется работать на орбитальной космической станции. Еще я бы хотела снимать кино. Авторское кино, или арт-хаус, или меланхоличные драмы, оставляющие нежно-горькое послевкусие. Я не знаю, чего хочу. Желания меняются каждый день, иногда повторяются, что-то забывается. Остается только — прогноз погоды, космос и кино.

А еще остаются мысли о К. и о нашей прошлой осени. Если я чего-то сейчас и хочу, так это увидеть его.

Мы были мерзкими, как и все влюбленные пары в первые три месяца.

Если уж и быть мерзкой, то только с ним.

* * *

Мы гуляли по второму ярусу Манежной площади, откуда можно было видеть сказочные скульптуры уже неработающих фонтанов. Рядом с Иваном-дураком и Царевной-лягушкой пряталась влюбленная парочка.

— Нашли место! — ворчала Нинка.

— Завидуй молча, — прошипела я и тише добавила: — Стерва.

— Я боюсь за этого парня, — объяснила Нина. — Смотри, как он зажал ее в углу. Сейчас он ее поцелует.

— Надеюсь, она превратится в лягушку.

— Надеюсь, он тоже.

— Да ну вас, девчонки, — не понимала Настя. — Злые вы какие.

— Какие же мы мерзкие, — начала смеяться Нинка, чуть позже к ней подключилась я, после меня и Настя.

* * *

Воскресным утром я зашла в полупустой трамвай, уткнулась лбом в стекло и закрыла глаза. Всего сорок минут, и я буду на конечной.

Сегодня ровно год, как мы познакомились.

Когда до конечной оставалось две остановки, к горлу подступил ком. Сдавленная боль отдавала в виски, стало трудно дышать. Ни выдохнуть, ни вдохнуть. Внутри сжималась пружина. Все сильнее и сильнее. Кажется, что сильнее уже некуда, но она все сжимается и сжимается, давит со всей силы и злости. Хочется кричать. И плакать. Кричать проще. А плакать не получается. Удушье без слез. Моя личная вспышка психологического ада.

В такие моменты хочется уже добить себя вконец. Прореветься, вдохнуть, отдышаться и успокоиться. Только вот чем себя добить?

Лучше всего помогают песни. У меня даже есть специальный плейлист — личный сборник самых унылых и душераздирающих песен. Вот, например, Доминик Джокер «Если ты со мной». Выбираю, нажимаю «play».

Через минуту, когда трамвай остановился у «Иль Патио», я открыла сумку и достала солнечные очки. Я всегда ношу их с собой, несмотря на то что лето закончилось больше двух месяцев назад.

Слезы потекли, медленно и лениво. Защипало глаза. Я надела очки и посмотрела на свое прозрачное отражение в окне, незаметно смахнула слезу.

Точно так же я плакала в трамвае 17 в середине января. Точно так же прятала глаза под солнечными очками. Возможно, я выглядела дурой — солнечные очки в минус пятнадцать. Но я считала, что лучше выглядеть дурой, чем показывать свои слезы.

Я вышла на конечной, прошла мимо кирпичного кафе с вывеской «Пончики», перешла дорогу напротив усадьбы Останкино и зашла в парк.

Начало ноября, ближе к середине. Осень уже не была золотой. Осень была уже зимой — судя по тому, как мерзли мои руки, сжатые в кулаки, спрятанные в карманы прошлогоднего пальто, что не грело.

Закрыв глаза, я запрокинула голову и подняла руки, ощутила холодное и влажное движение осеннего воздуха на пальцах. В ушах пел на «повторе» Доминик Джокер, а я медленно кружилась в этой ледяной, хмурой и бесконечно одинокой осени, одинокой без тебя, К.

• Предыдущая
• 14/22
• Следующая