Трамвай для влюбленных - Лаврова Дарья - Страница 20

• Предыдущая
• 20/22
• Следующая

— Отпусти, отпусти ее, Дим! — другой тонкий детский голос. — Ей же больно, Дим, перестань!

Другая девочка подбежала к ним. Она пыталась оторвать его руки от чужих запястий и все говорила, срываясь на шепот, «отпусти-и-и, отпусти-и-и ее». Это была та самая девочка. Глупая. И простая. Неужели она действительно не понимает, что ей не светит? Или понимает, но думает, что если сможет оторвать его руки от соперницы, то у нее появится шанс? Мне жалко ее. Тяжело, наверное, быть ребенком.

Пока я смотрела на них, Нинка уже успела дойти до стадиона и подойти к дырке в заборе. Там она заметила, что я отстала, и теперь шла мне навстречу.

— Ты чего там застряла вообще?

— Дети такие дети, — задумчиво ответила я.

— Хотела бы снова в пятый класс?

— Нет, я тогда была жирной.

— Все с тобой ясно.

* * *

— Ниночка, Настя, осторожнее, девочки! — приговаривала Галина Александровна, стоя у дверей вагона и пропуская вперед своих учеников. — Только вашего травматизма мне не хватало! Однажды я везла группу в Лондон, — рассказывала она Виктору. — Талантливые ребята, сейчас им всем за двадцать, а тогда было, как этим, по четырнадцать-пятнадцать лет. Они у меня такие умные оказались! У нас номера были на третьем этаже, а под окнами на уровне второго этажа пристройка небольшая, типа магазинчик или кофейня какая-то. Вот они, мои хулиганы, и начали с третьего этажа прыгать из окон на эту самую пристройку!

— Мало их на тренировках гоняли, — кивнул Виктор.

— И не говори, Вить! — махнула рукой Галина. — А если бы там крыша была непрочная? Ну а у меня чуть инфаркт не случился! Сколько раз уже зарекалась возить этих хулиганов, да не могу их бросить. Люблю всех, как родных детей! Ну, что там? Егор, Саша, что вы там забыли? — Сейчас зайду к Михе, потом дождемся Настю, а потом обратно в школу, — рассуждала я, когда мы с Нинкой выходили из школы. Вторую четверть я закончила без троек.

— Смотри-ка, малявки опять что-то там чудят, — кивнула Нина в сторону гаражей, откуда доносился веселый девчачий смех и визг. Группа детей стояла небольшим кругом.

— Давай, Вик, ну давай же, скажи ему!.. — требовали девчонки. — Чего ты боишься? Это же так просто, всего три слова. Знаешь, он ведь тоже тебя любит, да-да…

— Откуда ты знаешь? — не доверяла девочка.

— Мы говорили об этом на перемене. Я сказала девочкам, что ты любишь Диму, а он услышал и сказал, что тоже тебя любит.

— Правда? — с восторженной надеждой спросила девочка.

— Конечно! Зачем мне тебе врать? Давай, скажи ему все!

— Как думаешь, скажет или нет? — спросила я Нинку.

— Скажет, — ответила Нинка. — Наивная. Такая тупая разводка. Я бы не говорила на ее месте. Вообще, я бы поболтала с ней.

— С кем? — не поняла я.

— С девочкой. Надо вправить ей мозги.

— У тебя еще будет время, — сказала я. — Они здесь каждый день после уроков тусуются.

— Странно, — удивилась Нинка. — У них что, Интернет не работает дома?

Я рассмеялась, и мы пошли дальше.

— А ты помнишь себя в одиннадцать лет? — спросила Нина.

— Помню, — кивнула я.

— Тебе хотелось, чтобы у тебя был парень?

— Наверное, но это не было целью.

— Повезло. Обычно, когда тебе двенадцать-тринадцать лет, ты дико хочешь с кем-то встречаться. Хочешь, чтобы у тебя был парень, как у твоей подруги, как у девчонки из параллельного класса, как у соседки и старшей сестры — хочешь не отставать. Хочешь быть как все, потому что парень прибавляет авторитет. Если его нет — тебя считают неудачницей, а это очень задевает самолюбие.

— Мне было по фиг.

— Это потому, что у тебя была куча поклонников, а ты нос воротила. Я помню, как мы гуляли в шестом классе. Тройками. Мы ходили вокруг школы. Впереди Антон, Санек и Андрюха, а мы с тобой и Настюха — за ними. Мой дед говорил тогда, что мы все «играем в любовь», а я только ржала, думала, что он ничего не понимает и говорит так специально, чтобы позлить меня… Думала, что у нас — все серьезно и через некоторое время будут не пара троек, а три пары. Но получилась всего одна: я плюс Абаев. Он был единственным парнем, который обращал на меня внимание, а мне он просто нравился. Смазливый, голубоглазый, кудрявый — почему бы и нет? Нестыдно показаться с ним перед подругами. Потом я привязалась к нему, а потом… все это затянулось на два года. У меня целый год никого не было.

— Но у тебя же есть Сэм, — попыталась съязвить я, но получилось несмешно.

— А меня у Сэма нет, — грустила Нина. — Вчера он написал, что у него появилась герлфренд. Из его колледжа. Уже месяц встречаются. Боялся мне сказать.

— Зато английский подтянула.

— Знаешь, что вчера англичанка отожгла, когда пересаживала меня от Зайцева?

— Ну?

— Расставашки — всегда печалька.

* * *

На школьной новогодней дискотеке нам быстро стало скучно, и мы с Нинкой спустились вниз. На первом этаже у раздевалки сидела девочка и тихо вытирала слезы. У нее были длинные русые волосы, завязанные в высокий хвост. Короткое серое вязаное платье и несуразные коричневые туфли на ногах. По краю рукавов была пришита блестящая мишура.

Я подошла ближе и села рядом. Нинка села с другой стороны от девочки.

— Привет, — сказала я. — Тебя кто-то обидел?

Девочка подняла заплаканные синие глаза и завертела головой. Я узнала ее. Это была та самая малышка из пятого класса, которая влюбилась не в того парня. Мисс-Этот-Неловкий-Момент.

— А чего тогда плачешь? — спросила ее Нинка, протягивая пачку бумажных платков.

— Просто меня Дима не любит, — ответила девочка, и слезы полились еще сильнее.

— А тебя как зовут?

— Вика.

— А мы Наташа и Нина, — представились мы. — Расскажи о нем. Может, мы сможем тебе помочь, если ты, конечно, хочешь.

— Очень, очень хочу! — обрадовалась Вика и начала свой рассказ.

В свои неполные одиннадцать лет Вика уже успела пару раз влюбиться — «серьезно и по-взрослому». Ее последней и безответной любовью оказался одноклассник Дима, с которым она сидела за одной партой с конца первого класса.

Дима был мальчиком смазливым и талантливым, хорошо играл на пианино и пел хрипловатым детским голосом, который вот-вот начнет ломаться. Благодаря своим талантам и способностям, Дима быстро занял место в школьном хоре и часто выступал на праздниках и торжественных мероприятиях.

Влюбленная Вика поначалу тоже рвалась в школьный хор, однако учитель музыки, неизменно игравший на баяне, хвалил ее лишь за хорошую память и несвойственную современной молодежи скромность. Вика быстро учила тексты песен, но природа не наградила ее ни слухом, ни голосом. Так что в участии в хоре Вике было отказано.

Но она не сдавалась.

Дима не проявлял к ней особой симпатии, они почти не разговаривали, хоть и сидели все время за одной партой — их скромное общение сводилось к тихому списыванию математики. Иногда Вика набиралась смелости и смущенно спрашивала у Димы, сколько времени. На большее фантазии и смелости не хватало.

Тем не менее на протяжении трех с лишним лет Дима дарил Вике подарки. Два раза в год: на день рождения и на Восьмое марта. Вика отвечала тем же. Еще был День всех влюбленных. До этого года Вика совсем не обращала внимания на огромную коробку, обклеенную блестящей упаковочной бумагой розовых оттенков — стоявшую на первом этаже у входа в школу. Школьники пихали туда самодельные и не только валентинки с указанием класса и фамилии возлюбленного. В этом году Вика самая первая рвалась к дурацкому ящику. Не успев отдышаться, она стояла у стола и торопливо писала свое признание на обгрызенной половинке альбомного листа тупым простым карандашом. Простые слова: «Дима, я тебя очень люблю! Вика» — возможно, и удивили бы его, если бы он читал их впервые.

Вика признавалась ему в любви около пяти-шести раз — она сама толком не помнила. Запоминались лишь особо неловкие моменты. Пару недель назад Дима грустно ходил около школьного крыльца, а Вике, гулявшей в то время с подругой, очень хотелось поговорить с ним, и она просто не смогла придумать ничего умнее, как просто сказать: «Дима, а я тебя люблю…» Это было бы не так ужасно, если бы с крыльца в тот момент не спускалась их молодая класснуха Лариса Викторовна, которая, услышав недетское признание Вики, добавила: «Я тоже…»

• Предыдущая
• 20/22
• Следующая