Выбери любимый жанр

Берег любви - Гончар Олесь - Страница 48


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

48

Делала уколы, раздавала таблетки, хотя тут же и предостерегала, чтобы не злоупотребляли химией, лучше народные средства: калина, малина, побольше питья с липовым медом. А вирус тем временем, зловеще ухмыляясь, делает свое, укладывает вповалку все новые и новые жертвы...

К тому же беда с этими кураевскими пациентами: совершенно небрежно относятся к ее предписаниям, в особенности крутоплочие крепыши-механизаторы, они не считают грипп серьезной болезнью, насморк, дескать, всегда был на своте. Только что метался в жару, а чуточку спала температура, полегчало малость - цигарку в зубы и в мастерскую. А "Гонконгу" только того и подай: хватает героя вторично, выматывает с еще большей свирепостью - были случаи весьма тяжелых осложнений.

Однажды в медпункт явился Чередниченко (он отгрипповал одним из первых, во время совещания где-то прихватил, ведь там чихают со всех сторон), пожелал справиться у своей медички о количестве заболеваний в Кураевке и о том, когда можно все-таки ожидать спада этой трижды клятой эпидемии. Посередь беседы Савва Данилович вдруг встал, подошел к Инне:

- Что-то ты больно раскраснелась, медичка, и глаза твои мне не нравятся,- и прикоснулся ладонью к ее лбу.- О, да ты и сама в огне! Других поучаешь, а сама на ногах решила перенести? Не нужно нам такое геройство.

И в тот же день Инну сменила Варвара Филипповна (она отгрипповала одновременно с мужем, как он говорил, синхронно). Инне был строжайше предписан постельный режим.

Лежала дома в жару, когда подруга-почтальонша принесла ей письмо. Археолог подал весточку из... Читтагонга!

Это же ваша, девоньки, золотая Бепгалия... Призванный в армию, попал на флот и вот теперь очутился у вод Бенгальского залива, расчищает фарватер, который весь завален, застопорен потопленными судами. Задача наших моряков - открыть проход в порт, в так называемые Ворота Жизни... Опыт аквалангиста вон в какой дали пригодился ему! Работать приходится в невероятно сложных условиях тропиков, хуже всего то, что температуры высокие и в воде, где работаешь, никакой видимости, сплошная муть: реки наносят много ила... Вот так он там живет, кует мировую солидарность, "среди надежд и жизни", как писала когдато эллинка Теодора... А то, о чем он говорил Инне, там, у стен крепости, все остается в силе, он хочет, чтобы она знала об этом... Любил и любит и но скрывает этого, кричит об этом из своего скафандра сквозь все мутные воды тропиков!.. Будто из другого, из ирреального мира донесся до Инны этот голос. Будто где-то за крутыми перевалами осталась Овидиева крепость, и лунная мерцающая дорожка в море, и этот археолог с его жаркими юношескими признаниями... Тут дождь со снегом или снег с дождем, а он в своих тропиках изнемогает от зноя, словно чудище какоенибудь доисторическое на ощупь пробирается в своем водолазном костюме в непроглядной водяной мути, среди жутких нагромождений чужих незнакомых кораблей. Все это потустороннее, иллюзорное плывет, наплывает на ее глаза, серым туманом и гриппозной липкой желтизной заволакивается свет, и сама она уже погружается в какието тяжелые, болотные, засасывающие воды тропиков...

В иные минуты, когда больную одолевает полусон, мерещится ей странная рептилийка, похожая па ящерицу, вся полупрозрачная, даже внутренности видны в ней. Бронтозавр в миниатюре. Насторожившись, сидит это странное существо на шифоньере, где старые журналы сложены стопкой, и смотрит оттуда, как ты бьешься в горячке. Такая же, как и та, загадочная, что наблюдала за Верой Константиновной в палатке Красного Креста. Не знаешь, ядовита или нет и как поведет она себя в следующую секунду...

А потом она и сама ужо там, откуда явилось это ползучее, призрачное существо, откуда пришло ей неожиданное письмо... Пылая в жару, раздает кому-то одеяла Красного Креста и сгущенное молоко с сахаром, готовит какие-то микстуры маленьким бенгалятам, а тучи москитов висят над головой и так жарко, что Инна задыхается, пытаясь сорвать с лица противомоскитную сетку... Душно, муторно, желтеет свет, и голос чей-то едва пробивается сквозь лыбкую горячую трясину... За время болезни в полубреду не раз Инне - сквозь вполне реальный, пролетающий за окном кураевский снег с дождем мерещился тропический Читтагонг, и торчащие из воды полузатопленные мачты, и туманный образ человека, далекого и верного, что часами странствует в скафандре по дну залива, сродь акул, осьминогов, ощупывает, исследует затонувшие судна, уже покрывшиеся илом, ракушками и какими-то похожими на гадюк водорослями...

У Чередниченко во время эпидемии хлопот еще прибавилось. Людей валит, а дело не ждет. Хоть и зима, однако поля держатся под постоянным надзором, чуть ли не каждый день председатель и сам выезжает, и агрономов с бригадирами гоняет, чтобы наблюдали за состоянием озимых хлебов, чтобы все время были начеку. Делались разные измерения, брались пробы, ставились диагнозы, тщательно определялись площади, которым прежде всего надлежало давать подкормку. Кураевка жадно ловила по радио погодные сводки. Когда метеорологи обещали на сегодня облачность, ветер с дождем и снегом, то земледельцы воспринимали это как подарок, бухгалтерия оживлялась, а Чередниченко смеялся в своем кабинете, радуясь как малое дитя.

- Что для других слякоть, для нас это манна небесная, ха-ха-ха! грохотал он на все правление.

Незнакомый радиодиктор, разумеется, не слыхал этого смеха, а потому и не догадывался, что обещанный им "дождь со снегом" или "снег с дождем" для кого-то может быть истинной радостью. Знай он про то, не окрашивал бы свой голос в грустные, как бы извинительные тона. Это чаще всего случается с дикторшами, весьма нежными и чувствительными радиосуществами. Один из передающих подобные сводки особенно старался, "дождь и снег"

каждый раз произносил скороговоркой, явно подпуская наигранной, фальшивой бодрости, пасмурную погоду и сплошную облачность преподносил так, словно бы речь шла о самом красном, солнечном дне. Усердия этого радиободрячка искренне потешали Чередниченко:

- Ишь как напевает, этот областной приукрашиватель действительности!..

Кроме всех других хлопот, Чередниченко еще одна идея нс давала покоя: загорелся мыслью поставить весной в Кураевко памятник плугу. Тому старому, еще комбедовскому, которым когда-то была проложена первая коллективная борозда через кураевские поля. Поскольку же плуга такой марки в Кураевке не сохранилось, председатель распорядился искать его повсюду, расспросить у соседей, переворошить все и вся, но найти во что бы то ни стало.

- Возведем пьедестал на видном месте, вон, может, там, на скифском кургане, и поднимем его, наш первый, однолемешный, на надлежащую высоту,разжигал он себя и своих единомышленников.- Танки на пьедесталах стоят, и тачанки, и "катюши" - это все, конечно, здорово, а плуг, он разве не заслужил подобной чести?!

Итак, други мои, приезжайте через какое-то время в Кураевку, и вы увидите памятник плугу - первый, пожалуй, на планете...

Зима - это зима: каждый стебелек степной поблек, сник, почти никакой жизни наверху. Только там, во мраке черноземов, полно кореньев, переплелись и аврорины, и тюльпановые, и старые, и молодые... Живут только одни они - корни: узлы и узелки затаенной жизни. Чередниченко хотелось бы иметь такой рентген, чтобы просветить насквозь черноземные пласты и своими глазами увидеть :)TII молчаливые и мудрые переплетения, с которых все ведь начинается, вес - и цвет и колос...

Поля радовали, состояние озимых было отменным.

Зеленя на всех площадях живые, нигде не "вымокли, нигде нс порвало корней лютыми морозам-и - их вообще не было, морозов. А радио и дальше день за днем обещает как раз то, что нужно: то снег с дождем, то дождь со снегом! Набирают жадно, пьют щедрую влагу черноземы, и даже в такую нору года кустятся под мокрыми снегами, густо зеленеют хорошо укоренившиеся хлеба. Выйдет Чередниченко к посевам, встанет среди ноля и, наклонившись, глядит-любуется, как даже морозным утром зеленый росточек отважно пробивается сквозь суховатый снег,- это ли не чудо! Зеленое шильце высунулось, улыбается, образовав вокруг себя кругленькую крохотную полынью... Стебелек живет, согретый каким-то невидимым теплом, холод снега отступил от него, росточек словно бы создал тут свои микроклимат.

48

Вы читаете книгу


Гончар Олесь - Берег любви Берег любви
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело