Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между… - Куин (Квин) Эллери - Страница 34

Спустя две недели после гибели Джету в его родной Британии на глазах самых дружелюбных зрителей, явившихся все как один, чтобы вдохновить своего кумира на новые победы, Харлоу пережил позорную неудачу, чтобы не сказать унижение, сойдя с дистанции в первом же заезде. Все обошлось без травм, но его «коронадо» пришел в полную негодность, и теперь его оставалось только списать на металлолом. Поскольку лопнули обе передние шины, высказывалось предположение, что по меньшей мере одна лопнула еще на треке. Иначе чем объяснить, — говорили многие, — что его машина так неожиданно врезалась в дерево? Правда, мнение это не было всеобщим. Джейкобсон, как и следовало ожидать, высказал в узком кругу свою точку зрения. Он считал, что предлагаемое большинством объяснение — поистине образец милосердия. Теперь Джейкобсон уже довольно часто повторял свою излюбленную фразу: «водительский просчет».

Еще через две недели, на Больших гонках в Германии, пожалуй, одном из самых трудных состязаний, общепризнанным героем которых давно уже стал Харлоу, настроение уныния, нависшее подобно грозовой туче над заправочным пунктом фирмы «Коронадо», стало почти физически ощутимо, почти видимо глазу, казалось, его можно схватить руками и оттолкнуть в сторону — туча была совершенно недвижима. Гонки заканчивались, и последний автомобиль скрылся из виду, чтобы пройти завершающий круг перед тем, как отправиться на осмотр.

Мак-Элпайн с убитым видом посмотрел на Даннета. Тот опустил глаза, прикусил нижнюю губу и покачал головой. Мак-Элпайн отвел свой горький взгляд и задумался. Рядом, на складном парусиновом стульчике сидела Мери. Ее левая нога все еще была в гипсе, а к спинке стула были прислонены костыли. В одной руке она держала блокнот, в другой — хронометр и карандаш. Она грызла карандаш, и по ее лицу было видно, что она вот-вот расплачется. Позади нее стояли Джейкобсон, два его механика и Рори. Лицо Джейкобсона, если не считать его обычной саркастической усмешки, было бесстрастно. Лица механиков, рыжеволосых близнецов Рафферти, выражали, как и всегда, одинаковые чувства: на этот раз — смесь покорности и отчаяния. В лице Рори не было ничего, кроме холодного презрения.

— Одиннадцатое место из двенадцати! Ну и водитель! Ничего себе рекорд для нашего чемпиона мира!

Джейкобсон задумчиво посмотрел на него.

— Месяц назад он был вашим кумиром.

Рори покосился на сестру. Та все еще покусывала карандаш, плечи ее были опущены, и уже не было сомнения в том, что глаза ее полны слез.

Рори перевел взгляд на Джейкобсона и сказал:

— То было месяц назад.

Светло-зеленый «коронадо» подкатил к смотровым ямам, затормозил и остановился. Шум его мотора затих. Никола Тараккиа снял шлем, вынул большой шелковый платок и, обтерев свое картинно красивое лицо, начал стягивать с рук перчатки.

Он был явно доволен собой, и на это имелась веская причина: он пришел вторым, отстав от соперника всего на длину автомобиля лидера.

Мак-Элпайн подошел к нему — Тараккиа все еще сидел в машине — и похлопал его по спине.

— Великолепно, Никки! Ваш лучший результат, да еще на таком зверски трудном маршруте. Второе место третий раз из пяти. — Он улыбнулся. — Знаете, я начинаю думать, что мы еще сделаем из вас первоклассного гонщика.

Тараккиа расплылся в улыбке и вылез из кабины.

— Вы еще не то увидите! До сих пор Никола Тараккиа не старался по-настоящему, просто пытался улучшить ход тех машин, которые наш главный механик приводит в негодность в периоды между гонками. — Он улыбнулся Джейкобсону. Тот ответил ему усмешкой: несмотря на различие характеров и интересов, между этими людьми было что-то общее. — Теперь, когда дело дойдет до Больших гонок Гран-При в Австрии — через две недели, — пожалуй, придется вам раскошелиться на пару бутылок шампанского!

Мак-Элпайн снова улыбнулся, и было ясно, что, хотя улыбка давалась ему с трудом, виновником этого был не Тараккиа. За один короткий месяц Мак-Элпайн сильно потерял в весе, хотя и не производил впечатление человека худощавого, лицо его осунулось, морщины стали глубже, а в великолепной густой шевелюре появилось еще больше серебра. Трудно было предположить, что одно лишь падение его суперзвезды, даже такое внезапное и неожиданное, могло вызвать в нем столь драматическую перемену. Но предположить, что могла быть и другая причина, было также сложно.

Он сказал:

— Если не учитывать, что в этих гонках будет участвовать настоящий живой австриец, не правда ли? Я имею в виду Вилли Нойбауера. Вы, конечно, слышали о нем?

Тараккиа остался невозмутимым.

— Может быть, наш Вилли и австриец, но только австрийские гонки ему еще не по зубам. Его наивысшее достижение — это четвертое место. А я уже два года держу второе. — Он оглянулся на подъехавший автомобиль марки «коронадо» и снова обратился к Мак-Элпайну. — А кто первый — вы сами знаете?

— Знаю. — Мак-Элпайн неторопливо повернулся и направился к прибывшей на пункт обслуживания машине. Из нее вышел Харлоу. Он стянул с головы шлем, поглядел на свой автомобиль и сокрушенно покачал головой.

Когда Мак-Элпайн заговорил, в голосе его не было ни горечи, ни гнева, ни осуждения. Лишь на его лице можно было прочесть выражение безнадежного отчаяния.

— Ну и бог с ним, Джонни! Не можете же вы вечно быть первым, в конце концов!

— На такой машине — нет. Не могу…

— Что вы хотите сказать?

— Спускает скорость.

Подошедший как раз в этот момент Джейкобсон с бесстрастным лицом выслушал ответ Харлоу.

— С самого старта? — спросил он.

— Не волнуйтесь, Джейк. К вам это не имеет никакого отношения. А чертовски забавно все это было — то поддаст, то снова спустит. Я выжимал из машины полную скорость по крайней мере раз шесть, да только ненадолго. — Он повернулся и снова хмуро посмотрел на автомобиль.

Джейкобсон взглянул на Мак-Элпайна, и тот ответил ему едва заметным кивком.

Когда сгустились сумерки, трек был уже пуст. Разошлись все — и служащие, и зрители. Только у заправочно-ремонтного пункта фирмы «Коронадо» виднелась одинокая фигура — Мак-Элпайн стоял, засунув руки в карманы своего габардинового костюма, глубоко задумавшись.

Однако он не был так уж одинок, как ему, возможно, казалось. Неподалеку от заправочного пункта фирмы «Гальяри», в тени, притаился кто-то в темном свитере и темной кожаной куртке. Джонни Харлоу обладал способностью сохранять абсолютную неподвижность и беззвучие, и этой своей способностью он пользовался в данную минуту в полной мере… Но за исключением двух фигур на протяжении всего трека, казалось, вымерло все живое.

Все — кроме звука. Ибо в этот момент послышался рокот мотора, и вскоре появилась машина марки «коронадо» с включенными фарами. Она сбавила скорость, проходя мимо пункта «Гальяри», затормозила и остановилась у смотровых ям «Коронадо». Из машины вылез Джейкобсон и снял с головы шлем.

Мак-Элпайн спросил:

— Ну, как?

— Все его слова — чушь собачья! — Голос Джейкобсона не выдавал никаких эмоций, но глаза смотрели жестко. — Машина летела как птица. У нашего Джонни, видимо, сильно развито воображение. Скажу я вам, мистер Мак-Элпайн, тут уже что-то большее, чем просто водительский просчет.

Мак-Элпайн был в нерешительности. То, что Джейкобсон безукоризненно сделал пробный круг, еще ничего не доказывало. По сути дела, он никогда в жизни не смог бы развить такую скорость, с какой ездил Харлоу. К тому же машина могла барахлить только тогда, когда мотор нагревался до максимума, а сейчас такого случиться не могло — ведь Джейкобсон сделал всего один круг. И, наконец, эти высокоорганизованные гоночные двигатели стоимостью до восьми тысяч фунтов — необыкновенно капризные создания и вполне способны приходить в расстройство и тут же восстанавливаться без какого-либо вмешательства человека.

Джейкобсон мог понять молчание Мак-Элпайна либо как сомнение, либо как знак полного согласия.

— Может быть, мистер Мак-Элпайн, — сказал он, — вы тоже уже пришли к такому заключению?