Карл Густав Маннергейм. Мемуары - Маннергейм Карл Густав Эмиль - Страница 34

• Предыдущая
• 34/130
• Следующая

Отъезд из страны не принёс мне никаких практических затруднений: у меня не было собственного дома, не было никакого имущества. Всё необходимое вполне умещалось в двух дорожных сумках. Самым тяжёлым была отставка из армии, которую я создал и к которой крепко привязался. Но я понимал, что если бы в тех условиях остался в Финляндии, то не смог бы оказывать никакого влияния на развитие событий. За пределами границ моей родины у меня было больше возможностей служить её интересам. Я был абсолютно уверен, что внешняя политика правительства является для нас роковой.

В Стокгольме я встречался со шведскими соратниками по оружию, а также с руководством Финляндского комитета.

Мне была оказана большая честь, когда Его величество король Густав V пригласил меня 6 июня на свои именины и вручил мне орден «За заслуги, оказанные Швеции во время освободительной войны». Я осмелился спросить, каким образом я заслужил за время освободительной войны столь высокую оценку. Его величество ответил:

— Могу лишь сказать вам, генерал, что только после вашей победы жизнь и в нашей стране стала мирной.

Я понял, что этот знак внимания касался не только меня, но всех наших вооружённых сил, поэтому направил командующему армией генералу Вилкману телеграмму, в которой сообщил о признании заслуг армии Финляндии.

Это позволило мне сделать вывод, что шведская кровь, пролитая для защиты Финляндии и всего Севера, ещё более сплотила наши страны. Будущие отношения между Финляндией и Швецией представлялись мне гораздо более светлыми, чем было до сих пор, и это искренне меня радовало.

Во время пребывания в Стокгольме я встречался с послами Великобритании и Франции, сэром Эсми Хоуардом и господином Делаво, двумя искренними друзьями Финляндии. Они оказали мне большую помощь в моих исследованиях мировой войны. Эти господа уговаривали меня срочно отправиться в Лондон и Париж, чтобы выступить там в защиту Финляндии. Но поскольку у меня не было публичного признания на родине, я считал невозможным выступить с такой посланнической миссией по своей личной инициативе.

Сведения, полученные мною в Стокгольме, были настолько важными, что я всё же счёл себя обязанным доложить правительству о сложившейся ситуации, несмотря на наши разногласия. Мне хотелось предостеречь руководство страны от продолжения односторонней дружелюбной политики в отношении Германии. Вскоре я понял, что моё сообщение было совершенно бесполезным, поскольку на заседании Государственного совета оно практически не обсуждалось. Более того, один видный член правительства, ссылаясь на собранные мною сведения, заявил, что я совершенно не подхожу для службы своему государству.

Внешнеполитический курс, ориентированный на Германию, пользовался безоговорочной поддержкой руководящих кругов Финляндии. Договор с Германией, подписанный 7 марта 1918 года, привёл к тому, что независимость Финляндии была принесена в жертву политическим амбициям правительства. В первом параграфе этого договора Германия связала нас требованием добиться признания нашей независимости теми государствами, которые этого ещё не сделали. В том же духе были составлены и дополнения к договору — торговое и мореходное соглашения. Второй параграф договора гласил, что подданные одной стороны могут пользоваться такими же торговыми и промысловыми правами и другими привилегиями, какими пользуются подданные другой стороны или каковые будут предоставлены им в будущем. Предоставление подобных прав немцам было весьма сомнительным. Не соответствовало сохранению нейтралитета Финляндии и секретное дополнение к договору, по которому Германия — на тот срок, пока немецкий экспедиционный корпус остаётся в Финляндии, — оставляет за собой право создавать на территории Финляндии свои военные базы. Ко всему этому было добавлено соглашение, по которому финские суда нельзя было вносить в судовые регистры нейтральных и невоюющих стран.

Наш морской флот должен был подчиняться распоряжениям германского адмиралтейства и согласовывать с ним перечни военных перевозок, причём вносить изменения в эти перечни можно было только с одобрения Германии.

Все эти соглашения были подписаны во время войны, что свидетельствует о том, насколько мало правительство доверяло собственным вооружённым силам. Уже после победы правительство могло бы предпринять более целеустремлённые действия для защиты нашего нейтралитета. События лета 1918 года показали, что правительство было недееспособным и не владело ситуацией. Оно понимало, что военный союз с Германией может привести нас к войне со странами Антанты, и, тем не менее, приступило к этим переговорам. Почти столь же опасной в глазах всего мира была политика правительства по вопросу избрания короля, целью которой было учреждение монархии и приглашение на трон немецкого принца. Даже после решающего поражения Германии на французском фронте 8 августа 1918 года, которое генерал Людендорф в своих мемуарах назвал «черным днём» немецкой армии, правительство Финляндии продолжало вести внешнюю политику в прежнем направлении. Ради справедливости всё же надо отметить, что в то время у Финляндии ещё не было внешнеполитических и военных информационных организаций, которые бы могли дать правительству возможность объективно разобраться в развитии событий. Только в сентябре 1918 года, когда Австро-Венгрия так и не получила желанного сепаратного мира, а Болгария добилась подписания перемирия, правительство Финляндии приняло запоздалые решения. Хотя всё указывало на полное изменение соотношения сил, оценка правительством международной ситуации была очень далека от действительности. Необходимо было срочно менять курс внешней политики, и всё же 9 октября парламент избрал королём Финляндии гессенского принца Фридриха Карла, родственника императора Вильгельма II.

За день до выборов короля заместитель министра иностранных дел Карл Энкелль по поручению правительства связался со мной в Стокгольме и предложил отправиться в Великобританию и Францию в качестве его представителя. Надо было попытаться добиться от Англии признания нашей независимости, а от Франции, уже признавшей независимость Финляндии, — восстановления дипломатических отношений.

Правительство также надеялось, что я смогу разъяснить в Лондоне и Париже его позицию по вопросу избрания короля. Кроме того, следовало добиться отмены запрета на поставку из Америки уже купленной партии зерна и получить разрешение на покупку других крупных партий.

Сначала я отказался от этого предложения. Я отметил, что нынешнее правительство, за исключением двух новых членов, остаётся все тем же так называемым «сенатом самостоятельности» и в наиболее важных для нашего государства вопросах занимает совершенно иную позицию, нежели я. У меня не было никакого желания сотрудничать с правительством, которое демонстрирует полное непонимание интересов своей страны. Но чем больше я размышлял над всем этим, тем больше понимал, что вопрос был не в том, кто заседал в правительстве, — главным вопросом было само существование Финляндии. Я просто должен был попробовать, по мере моих возможностей, оказать влияние на то, чтобы государство было построено на законной основе.

Происходило то, что я предсказывал и от чего предостерегал. Если в самое ближайшее время мы не наладим отношения с западными державами, результаты освободительной войны окажутся под угрозой. Следовало опасаться и того, что вопрос о Финляндии будет рассматриваться на мирной конференции, где решение будет приниматься под давлением белого русского движения, а шведы, в свою очередь, смогут предпринять новые попытки отобрать у нас Аландские острова. Именно в те дни делегация сепаратистов с Аландских островов прибыла в Стокгольм, чтобы провести переговоры с правительством Швеции.

Помимо восстановления дипломатических отношений, надо было добиться укрепления внешнеэкономического положения страны. Без внешней торговли нас ожидал голод и тяжёлый экономический кризис, а это было угрозой той государственной системе, которую мы создали с таким большим трудом. Налаживание внешнеэкономических отношений было тем более необходимо, что до сих пор наша внешняя торговля ориентировалась на Россию, а сейчас нам требовались новые рынки, за которые после войны началось мощное соперничество великих держав.

• Предыдущая
• 34/130
• Следующая